Томская писаница, пегтымельские петроглифы и не только: наскальное искусство России. Интервью с историком Еленой Левановой

Группа российских ученых создала первую в нашей стране картотеку древнего искусства: петроглифов и наскальных рисунков. Археологи изучили сотни документов и отчетов, разработали прототип банка данных о наскальном искусстве, исследовали десятки памятников и провели комплексное документирование петроглифов в четырех регионах: в Притомье, на Урале, в Приамурье и в Хакасско-Минусинской котловине. В настоящее время работа продолжается. Подробнее о ней корреспонденту «Научной России» рассказала руководительница проекта Елена Сергеевна Леванова.

Справка: Елена Сергеевна Леванова — кандидат исторических наук, археолог, популяризатор науки, заведующая Центром палеоискусства Института археологии РАН, руководитель гранта РНФ «Разработка интерактивной методической инфраструктуры для изучения и сохранения данных о памятниках наскального искусства России» (2021–2024) и гранта Российского географического общества «Памятники наскального искусства на р. Пегтымели: экспедиция к чукотским петроглифам», автор более 30 научных публикаций.          

— Что представляет собой ваш каталог древнего наскального искусства?

— С 2021 г. мы работаем над базой данных, включающей в себя описание и картографическую информацию о местонахождениях наскального искусства: петроглифах и рисунках на скалах. На текущий момент наш грантовый проект завершен, но экспедиционная и исследовательская работа продолжается и, думаю, займет еще несколько лет.

Сегодня на нашу карту нанесена уже бóльшая часть памятников России.

Наибольший интерес, на мой взгляд, представляют петроглифы, расположенные в низовьях реки Пегтымели на северо-западе Чукотки, где мы работаем каждый год. Они примечательны не только тем, что находятся в одном из самых отдаленных уголков в России (добраться туда можно только на вертолете), но и тем, что были созданы в уникальной культурной традиции, особенности которой до сих пор остаются загадкой. Мы не знаем точного времени создания этих петроглифов, неизвестно также, кем они были выполнены. Вопросов много, и мы очень надеемся найти на них ответы в будущем.

— Какие еще уникальные черты пегтымельских петроглифов вы могли бы отметить? Какие сюжеты на них представлены?

— Помимо того что этот памятник находится за Северным полярным кругом, стоит также обратить внимание на огромный размер этого объекта: это 1,5 км береговых скал на реке Пегтымели. Почти все скальные выходы в этом месте покрыты петроглифами. Кроме того, там есть еще два отдельных местонахождения. Что касается сюжетов, то они типичны для северной тундры: охота на северного оленя, морской зверобойный промысел и рисунки, связанные с ритуальными, магическими вещами и отражающие представления этих людей о духовной жизни.

— В каком виде представлена информация о памятниках древнего наскального искусства? Она находится в открытом доступе?

— Да, наши данные открыты, и мы очень заинтересованы в популяризации этих уникальных памятников. Несмотря на столь серьезную удаленность Пегтымельских петроглифов от Большой земли, на них есть следы вандализма. Важно просвещать население и как можно чаще говорить о том, что эти объекты обладают большой культурной ценностью и сохранить их в неизменном виде крайне важно. Чтобы популяризовать их, мы создали их трехмерную цифровую модель, запустили виртуальный тур и сняли научно-популярный фильм.

— А если люди, посмотрев ваши материалы и узнав точное местонахождение памятника, отправятся туда и совершат акт вандализма?

— Именно поэтому мы и не даем точную картографическую информацию по всем нашим памятникам. Пегтымельские петроглифы — это исключение, сделанное ввиду большой труднодоступности этих объектов. Люди, которые затратят огромные деньги на такое путешествие, вряд ли будут заниматься вандализмом. Здесь ведь речь идет уже об экотуризме, а его представители, как правило, относятся очень бережно и к природе, и к культурным памятникам. А толпы обычных туристов этому памятнику точно не грозят.

— Как много объектов вам удалось описать? Сколько регионов вы успели исследовать?

— Мы сотрудничаем с коллегами из разных регионов России. Это экспедиции по исследованию наскального искусства в Хабаровском крае: петроглифов Сикачи-Аляна, писаницы на реке Кии, Шереметьевских петроглифов. Из них наибольшей популярностью пользуются петроглифы Сикачи-Аляна, которые с 2003 г. внесены в предварительный список всемирного наследия ЮНЕСКО, а с 2019 г. имеют статус особо ценного объекта культурного наследия Российской Федерации. Мы также совместно работаем в Южной Сибири, прежде всего в Минусинской котловине в бассейне реки Енисей. По берегам Енисея в целом разбросано достаточно большое количество памятников. Наши исследования также проходят на Урале и в других местах России.

Наша команда работала с 2018 г. в восьми регионах России. Нельзя сказать, что мы их исследовали полностью, это просто невозможно, так как в некоторых из них (например, Республике Хакасия) — десятки памятников. А вот документирование Томских писаниц (Кемеровская область) совместно с музеем-заповедником «Томская писаница» нами практически завершено.

— Известно ли примерно, сколько памятников наскального искусства есть в России?

— Боюсь, что точными цифрами здесь не может похвастаться ни одна большая страна мира за исключением, пожалуй, Великобритании, где был реализован большой картографический проект по учету таких памятников; их все, если не ошибаюсь, смогли посчитать. Что касается России, то понятно, что найти все памятники на такой огромной территории не представляется возможным. Нужно учесть еще и то, что наша страна отличается довольно большим количеством памятников наскального искусства. Я думаю, что до нашего проекта было непонятно, сколько вообще их может быть. Но теперь мы имеем сведения как минимум об 1 тыс. памятников (если говорить точнее, об 1,2–1,4 тыс.). Здесь, конечно, возникает вопрос: а что считать памятником? Но это уже тема для отдельной беседы.

— Эти найденные вами объекты привязаны к определенной местности? Где их встречают чаще всего: по берегам рек, в горах или в пещерах?

— На самом деле здесь нет строгой привязки к месту. В России среди величественных ландшафтов, связанных с горными системами и реками, преобладают петроглифы, то есть изображения, выбитые на камнях. А пещерных памятников, наоборот, у нас не так много. Среди них к наиболее древним относятся рисунки из Южного Урала, из Каповой и Игнатьевской пещер: это верхний палеолит, то есть промежуток времени от 40 тыс. до 10 тыс. лет назад. Все, что связано с более поздними эпохами, тяготеет уже к берегам рек и горным ландшафтам. Но это все очень условно, строгой привязки, как я говорила, нет.

— Как вы думаете, насколько трудоемким для наших предков был процесс создания такой живописи? Над рисунками работали часами или их могли по-быстрому набросать во время небольшого отдыха от дел?

— Я думаю, это зависело от таланта творца. Мы находили петроглифы, при взгляде на которые сразу становилось понятно, что автор не был обладателем блестящей техники: не умел правильно соблюсти пропорции, подобрать цвета и т.д. В то же время встречаются настоящие шедевры наскального искусства, которые однозначно требовали высокого мастерства и большого количества времени. К ним относится, например, Томская писаница: это кузбасская скала с изображениями преимущественно животных, самые известные из них — лоси. Они датируются эпохой бронзы, но также есть мнение, что эти объекты могут относиться и к концу каменного века (неолиту).

Не стоит думать, что наскальное искусство — нечто простое и примитивное: кое-как намазал краску на палец и побежал рисовать.

Эта работа представляла собой сложный процесс. Прежде чем приступать к нему, краску следовало приготовить, и рецептура могла быть весьма замысловатой (причем ее сохраняли и передавали на протяжении столетий), затем нужно было аккуратно нанести все это согласно задумке самого художника и т.д. Мы имеем довольно много примеров, демонстрирующих то, что эти рисунки имели очень большое значение для их авторов, это могли быть даже какое-то коллективное синхронизованное действие…

— Что-то вроде ритуала?

— Возможно. Мы знаем, что некоторые пещеры представляли собой не жилища древних людей, а специальные места, где они могли, например, рисовать или проводить какие-то ритуалы. Все это требовало наличия свободного времени и определенных способностей.

— Вы когда-нибудь пробовали поставить себя на место этих людей и попытаться понять, о чем они думали?

— Мне очень сложно ответить на этот вопрос. Я никогда не могла поставить себя даже на место собственного современника, не говоря уже о людях, которые жили тысячи лет назад. Мне кажется, узнать, о чем думал древний человек, создавая эти картины, невозможно. Но когда мы приходим в эти пещеры и направляем на древние рисунки фонарики, то понимаем, что при свете живого огня все эти изображения должны были двигаться, оживать, это была, вероятно, совершенно потрясающая таинственность, усиленная мощной акустикой этих мест. Что касается открытых пространств, где мы тоже находим рисунки, они производят на меня неизгладимое впечатление.

Это потрясающе красивое, действительно монументальное искусство. Я думаю, создавая все это, наши предки могли испытывать какие-то эмоции творчества, связанные с чувством удовлетворения.

С другой стороны, они могли ощущать необходимость создания устрашающих символов, например для защиты от непрошеных гостей. Некоторые из найденных нами петроглифов действительно страшные. Они могли изображать духов, отпугивающих кого-то или сигнализирующих соседям о том, что данная территория занята.

— Сюжеты наскального искусства в основном шаблонны или каждый раз это нечто уникальное?

— Для очень многих регионов России, если говорить о более раннем наскальном творчестве (эпохи камня и бронзы), характерны сцены, связанные с охотой. Причем чаще всего это не непосредственно сам процесс добычи, а изображения крупных животных, на которых охотились (лоси, олени, медведи, мамонты и т.д.). Эти звери могли быть одновременно и символами тайги, леса, силы, мужества, какими-то тотемными элементами.

Самый популярный сюжет в нашей стране — именно изображения животных. В более поздние эпохи, в бронзовом веке и далее, появляются уже рисунки, отражающие какие-то взаимоотношения людей, мифологические сцены, то есть более сложные сюжетные композиции.

— В целом талантливых художников было много или это скорее исключительные случаи?

— Сложно судить, но мне кажется, что много. Может быть, намного больше, чем среди нас с вами. Мы не знаем, имелись ли у охотников-собирателей какие-то другие носители «живописи», но камень, судя по всему, был для них своеобразной отдушиной. В этих рисунках они проявляли свою творческую энергию, и мы находим очень много действительно красивых изображений. Но я думаю, что представления о прекрасном у нас и у наших предков были очень разными.

— А вам самой какое искусство больше нравится: современное или древнее, наскальное?

— Если бы меня вдохновляло что-нибудь современное, думаю, я бы этим и занималась. Душой и сердцем я в наскальном творчестве. Именно там я нахожу подлинные шедевры.

— Почему так мало исследователей наскальной живописи в мире?

— В мире на самом деле их не так уж и мало. Есть много профессиональных команд, работающих в Австралии, Африке, Великобритании, Франции и др. Что касается России, то здесь эта профессия действительно не самая популярная.

Пожалуй, разрыв между количеством памятников и специалистов, изучающих их, у нас самый большой в мире (среди тех стран, где есть свои археологические научные школы).

Я думаю, существенная сложность этой профессии заключается в том, что она находится на стыке искусствоведения и археологии. Людей, которые занимались бы исключительно петроглифами, например, то есть чистых петроглифистов, очень мало.

— Какие спорные моменты есть в вашей области знания?

— У нас довольно много проблем, но больше всего мы бьемся над датировками. Дело в том, что петроглифы нельзя датировать напрямую, если они не перекрыты культурным слоем, в котором есть что-то, что можно датировать, например, радиоуглеродным методом. Нельзя узнать по камню, когда на нем была сделана выбивка, и мы до сих пор пытаемся найти способы сделать это. С наскальными рисунками чуть проще, так как там есть возможность установить возраст с помощью анализа состава краски, которая использовалась художниками. Бывает, что кусок породы с рисунком падает и таким образом попадает в культурный слой, где есть следы деятельности человека (например, следы кострищ), и по культурному слою тогда можно датировать и сам рисунок. Вы можете спросить, учитывая все эти сложности: как тогда вы все это изучаете? Если говорить о петроглифах, то за много лет исследований специалисты научились датировать их по стилистике. У нас есть хронология, созданная для определенных регионов, и благодаря ей мы понимаем, какие изображения могли быть нанесены в то или иное время.

— Реально ли защитить памятники наскального искусства от вандализма и кто должен этим заниматься?

— Оградить все памятники (которых более тысячи), к сожалению, невозможно. И даже те, которые состоят на учете органов охраны памятников, все равно не защищены должным образом. В нашей стране работают несколько музеев-заповедников, где есть охраняемые объекты наскального искусства, и даже там возникают проблемы. Поэтому мы считаем, что самое важное — это просвещение людей, прежде всего местного населения, и объяснение того, что эти памятники  — важная часть нашего культурного наследия.

Несмотря на то что эти рисунки дошли до нас в сохранности из прошлых тысячелетий, эти объекты очень хрупкие и нуждаются в защите. Неспециалисты ошибочно полагают, что если эти камни простояли тысячи лет, то простоят еще столько же. В условиях современной антропогенной нагрузки риск их повреждения выше, чем когда-либо.

К сожалению, никаких превентивных мер по охране таких памятников в субъектах Российской Федерации не принимается. А зачастую, если представители местного бизнеса начинают проявлять к ним внимание, это может вылиться в еще более опасные последствия, например в неумелое создание туристических экотроп без согласования с нами, исследователями.

Памятники наскального искусства, на мой взгляд, сегодня недооценены. Люди не понимают, что их можно красиво презентовать, да и не знают, как это сделать.

Это не простые объекты. Чтобы увидеть их по-настоящему, посетитель должен быть подготовлен: нужно выставить специальный свет, провести предварительную разъяснительную беседу и т.д.; необходимо создавать какие-то сопровождающие материалы, транспаранты, рассказывать историю памятника интересным и доступным языком. При этом ни в коем случае нельзя наносить какие-то опознавательные знаки на сами памятники, как это делается, например, на Алтае, где их постоянно раскрашивают масляной краской для того, чтобы туристы лучше их видели. Все это приводит к разрушению уникальных наскальных рисунков, и я считаю, что это просто преступление по отношению к памятнику. К сожалению, мы до сих пор не можем объяснить местным гидам и властям, что так делать нельзя. Остается только надеяться, что в будущем просветительская работа принесет свои плоды и таких прецедентов станет меньше.

Интервью проведено при поддержке Министерства науки и высшего образования РФ