Звезда науки и человек чести — 95 лет со дня рождения академика Жореса Алферова

Жорес Иванович Алферов — имя, широко известное среди ученых России и мира. С открытиями академика, отмеченными Нобелевской премией по физике, тесно связано рождение множества современных технологий: от оптоволоконной связи до солнечных батарей. Сегодня, 15 марта 2025 г., исполняется 95 лет со дня его рождения. Каким он был человеком, во что верил, чем вдохновлялся? Воспоминаниями о Ж.И. Алферове поделился с «Научной Россией» ректор Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов, доктор культурологии, академик РАО, член-корреспондент РАН Александр Сергеевич Запесоцкий.

— Как вы познакомились с Жоресом Ивановичем? Какое впечатление произвела первая встреча? Каким он вам запомнился?

— Я сегодня думал о том, что вы, вполне возможно, зададите такой вопрос. И знаете, что удивительно? Я не помню точно, как это было.

Имя Жореса Ивановича было мне знакомо не то чтобы с детства, но точно со времен учебы в Институте точной механики и оптики. И у меня, как и у миллионов жителей Ленинграда, было представление, что, пожалуй, Жорес Иванович — это ученый номер один в нашем городе. Причем нужно подчеркнуть, что у нас жили и работали и другие очень известные и очень крупные ученые. Назову хотя бы Дмитрия Сергеевича Лихачева как представителя гуманитарных наук. А Жорес Иванович Алферов в то время возглавлял Ленинградский научный центр, поэтому в общественном мнении позиционировался как глава академического сообщества города. В 1991 г. я стал ректором Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов. И примерно год спустя в один прекрасный день ко мне пришли представители профессуры нашего вуза и предложили ввести звание почетного доктора. Началось обсуждение кандидатур, и в их числе мне назвали Д.С. Лихачева. Дмитрий Сергеевич тогда не только совершил выдающиеся открытия в гуманитарных науках, но и вел телепрограммы в «Останкино», посвященные вопросам нравственности, духовности, обновления, истории России. Д.С. Лихачев прибыл к нам в гости, посмотрел университет и согласился стать нашим первым почетным доктором и заодно первым почетным доктором отечественного вуза в постсоветской России.

В 1998 г. мы приняли в почетные доктора СПбГУП Жореса Ивановича Алферова. Надо сказать, что я не был с ним лично знаком примерно до рубежа 1997–1998 гг. Но, конечно, ощущалось, что это очень крупная фигура.

Для нас почетный доктор — особое, необычное звание. Мы ввели у себя этот общественный институт, чтобы его представители были для студентов воплощением идеалов, которым должен служить университет. В те времена произошло то, о чем говорил принц Гамлет в трагедии Уильяма Шекспира: «Распалась связь времен». 1991 г. — не просто год развала Советского Союза, но и чуть ли не момент тотальной смены ценностей.

Когда я стал ректором вуза, где на тот момент уже проработал шесть лет, я был очень серьезно обеспокоен тем, что в вузах внезапно исчезла задача воспитания. Поэтому нам было необходимо предложить молодежи определенные символы, идеалы, которым можно было бы следовать. Таким образом, мы начали предлагать студентам идеалы — но те, что были мне близки и понятны. Сегодня у нас порядка 40 почетных докторов. Кроме академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, это скульптор Михаил Константинович Аникушин (создатель памятника А.С. Пушкину возле Русского музея), балерина Наталия Михайловна Дудинская, композиторы Андрей Павлович Петров и Георгий Васильевич Свиридов, писатель Даниил Александрович Гранин, виолончелист Мстислав Леопольдович Ростропович. Когда я обратился к Жоресу Ивановичу с предложением стать нашим почетным доктором, он изъявил желание познакомиться с университетом. А надо сказать, что СПбГУП тех времен был совершенно не похож на сегодняшний. Вуз очень изменился, и сейчас это, пожалуй, один из самых необычных университетов мира. Но когда Ж.И. Алферов впервые пришел к нам, я думаю, что он не был ничем особенно впечатлен. Он прочел лекцию о физике XXI в. И это было для нас огромным событием, хотя Ж.И. Алферов на тот момент еще не был ни почетным гражданином Санкт-Петербурга, ни нобелевским лауреатом.

Отмечу, кем уже тогда был Ж.И. Алферов. Во-первых, он уже был избран академиком Российской академии наук и вице-президентом РАН, работал в должностях председателя президиума Санкт-Петербургского научного центра РАН и директора Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе. Ему были присуждены Ленинская и Государственная премии СССР за очень крупные научные открытия, медаль Стюарта Баллантайна Института Франклина (США), Хьюллет-Паккардовская премия Европейского физического общества (ныне премия «Еврофизика» — Примеч. авт.), международная премия Симпозиума по арсениду галлия, золотая медаль Генриха Велькера, премия им. А.П. Карпинского (ФРГ). Жорес Иванович Алферов уже был иностранным членом Польской академии наук, Института Франклина (США), Национальной академии наук и Национальной инженерной академии США, почетным профессором Гаванского университета (Куба). Наконец, к тому моменту Жоресу Ивановичу уже была вручена необычайно престижная в нашем академическом сообществе Демидовская премия.

Конечно, знания и награды не всегда дают возможность понять и почувствовать масштаб личности. А ведь Жорес Иванович — фигура практически планетарная. Он даже согласился на присуждение его имени одной из небольших планет Солнечной системы — такую инициативу предложил Международный астрономический союз.

Труд ученого не всегда становится очевиден обществу. Так, изобретение невзрачного на первый взгляд транзистора привело к образованию мировой компьютерной сети. А Жорес Иванович, между прочим, создал первый транзистор с PN-переходом, когда ему было 23 года. Вот такой необычайно одаренный человек, чей талант, а может быть даже гений, проявился необычайно рано. Предложенная в 1963 г. Жоресом Ивановичем Алферовым и Рудольфом Федоровичем Казариновым технология полупроводниковых лазеров и созданные в 1968 г. под руководством Ж.И. Алферова реальные приборы этого типа также были не сразу осознаны как основа электронного будущего. Сейчас оно уже наступило.

Через 15 лет после названных мною открытий на основе того, что сделал Ж.И. Алферов с коллегами, сформировалась оптическая электроника, считающаяся одним из самых перспективных направлений нового столетия, если не тысячелетия. Мы пользуемся оптическими линиями связи, записываем информацию на компактные диски, даже не подозревая, что их создание во многом основано на исследованиях Ж.И. Алферова и его соратников. Его имя навсегда вписано в мировую историю физики. Таким образом, все это о Ж.И. Алферове уже было известно. И вот Жорес Иванович принимает докторскую мантию у нас в университете и выступает здесь по этому случаю. Каждое вручение нашей докторской мантии сопровождается лекцией лауреата, это пошло еще со времен Д.С. Лихачева. Дело в том, что наша мантия была для него первой в России, но на тот момент он уже был почетным доктором 19 самых престижных западных университетов и, опираясь на его опыт, мы вместе с ним разработали очень впечатляющую церемонию, длившуюся примерно полтора часа. Мне это было нужно для того, чтобы молодежь запомнила такие события на всю жизнь. Заканчивалась церемония выступлениями в очень красивой театрализованной форме. Это все уже проходило после официальной части — вручения мантии, шапочки и диплома.

В нашем университете мы издали порядка 21 работы Ж.И. Алферова (не считая некоторых повторных публикаций), и это необычайно яркие труды. Мы сняли с ним несколько телепрограмм и фильмов.

Но нас с Жоресом Ивановичем очень во многом связывало личное общение. Когда мы с ним только познакомились, я не мыслил такими категориями, но сегодня я, наверное, мог бы сказать: «мой друг Жорес Алферов».

Мне необычайно повезло побывать на различных мероприятиях, которые были важны для Ж.И. Алферова, например на вручении Нобелевской премии в 2000 г. Жорес Иванович пригласил меня в свою делегацию. Нобелевский комитет традиционно приглашает на церемонию семью лауреата, но, помимо этого, награждаемый может взять с собой еще 15 человек. Они уже едут за свой счет. Попасть в эту делегацию, конечно, было для меня особой честью. В этой группе были президент РАН Юрий Сергеевич Осипов, академик Евгений Максимович Примаков, друг Жореса Ивановича замечательный физик Борис Петрович Захарченя. Я взял с собой оператора и снял там записей на 15 часов, потому что у присуждения Нобелевской премии огромная программа. Начиналось все в российском посольстве в Швеции, где проходили лекция Нобелевского лауреата и сама церемония вручения премии. Потом лауреатов ждал прием, отработанный в течение многих десятилетий. Такие события очень глубоко запечатлеваются в памяти.

Жорес Иванович бывал у меня дома на различных праздниках. Я приезжал к нему на дачу. Основное время он проводил не в городе, где ему меньше нравилось, а в академическом городке на Карельском перешейке. Как-то мы ездили вместе в Швейцарию, где провели примерно неделю. Это была веселая, очень приятная поездка. И еще много таких встреч и событий.

Жорес Иванович относился ко мне по-доброму. Достаточно сказать, что он был у меня свидетелем на свадьбе. Я все время чувствовал себя по сравнению с ним мальчишкой, у нас с ним разница в возрасте 24 года. Уже сейчас чем дальше, тем меньше она становится.

— Жорес Иванович много раз выступал перед студентами Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов. Запомнились ли вам какие-либо его яркие мысли или высказывания? И делились ли с вами студенты своими впечатлениями от таких встреч?

— Вы знаете, мысль записать за Жоресом Ивановичем афоризмы довольно интересна. У нас хранится масса записей его выступлений. И своим вопросом вы подали мне идею: я как-нибудь попрошу, чтобы из всех этих материалов извлекли его афоризмы. Конечно, есть очень интересные его высказывания.

Но для меня самое интересное было не это. Самым интересным была личность Ж.И. Алферова. Он, безусловно, чрезвычайно необычный человек. Огромное количество ученых — это люди, глубоко погруженные в себя, непрерывно думающие о науке. Я склонен допустить, что Жорес Иванович одновременно жил несколькими жизнями. Он все время думал как о науке, так и о разнообразных иных вещах.

Жорес Иванович был совершенно невероятным собеседником, буквально с первых минут он очаровывал своей энергетикой.

Еще раз подчеркну: конечно, это гениальный физик и одновременно очень яркий человек во всех своих проявлениях. И уж если любить, то любить до конца, без остатка принимать человека, которого любишь, со всеми его недостатками. Такова была его позиция. И он мне говорил: «Семья — это большой труд». Всем известно, что если ты хочешь сохранить семью, то ты должен непрерывно работать над отношениями в семье, держать однажды заданную планку.

Жорес Иванович считал, что любить надо по-настоящему: жить страстями, но только в отношении одной-единственной женщины. Вот такая цельная натура. В чем он был более велик? Достойно уважения его отношение к физике, к друзьям, к женщинам, к стране, к родственникам, к близким.

Жорес Иванович обладал огромным внутренним достоинством. Это проявлялось в различных деталях. При этом он никогда себя не возвеличивал, разве что в шутку. Однажды я заспорил с ним о чем-то, а он мне говорит, причем так утрированно: «Мы, нобелевские лауреаты, вообще капризные люди!» Мол, и чего ты так всерьез со мной споришь и, как в быту говорят, заводишься?.. Как-то раз мы с ним оказались в Цюрихе в компании друзей в той самой поездке, о которой я уже говорил. Было холодно, но я был без шапки. Не знаю почему, пижонство ли это было или я ее просто оставил где-то в машине, но в итоге я пошел гулять без шапки с высоко поднятым воротником. Иду, разговариваю. Как говорится, ты мужчина — значит, терпи.

И вдруг у меня на голове оказывается шапка. Это Жорес Иванович, шедший чуть сзади, нашел по пути какой-то сувенирный магазин и увидел там русскую шапку-ушанку. Он тут же вынул кошелек, купил самый большой размер, подошел сзади и надел ее мне на голову. Такой человек, понимаете? Он не стал говорить: «Что же ты, дурак, пошел без шапки? Все-таки голову надо бы поберечь, это инструмент!» Просто взял, купил и надел. Вот такой Жорес Иванович.

Жорес Иванович был прекрасным рассказчиком, о чем бы он ни говорил. Он многое рассказывал о себе и рассказывал так, что не слушать было невозможно. И что бы он ни говорил, все было интересно. Даже о пустяках он рассказывал так, что они уже не казались пустяками.

Иногда его энергетика проявлялась в озорстве — даже когда дело касалось очень серьезных вещей. Один такой эпизод меня во многом потряс. У Жореса Ивановича была привычка: если он к кому-то хорошо относился, он мог этого человека приобнять за плечи — допустим, мог идти рядом, взять собеседника за плечо и начать ему что-то увлеченно рассказывать. И однажды он рассказал мне, как он — даже не скажу, злоупотребил этой привычкой, напротив, употребил ее вполне сознательно. Он вот так полуобхватил за плечи президента страны Владимира Владимировича Путина. Конечно, они были знакомы задолго до того, как он стал президентом. Я тоже был знаком с В.В. Путиным, еще когда он был вице-президентом, но не так, чтобы я мог позволить себе прихватить его за плечо. Думаю, Жорес Иванович понимал, что он на него не обидится, не сочтет это проявлением панибратства. Знал, что президент его очень ценит и уважительно к нему относится. И сам Жорес Иванович его чрезвычайно уважал.

В.В. Путин, когда это было необходимо, всегда помогал Жоресу Ивановичу в его делах. Причем Ж.И. Алферов никогда ничего не просил для себя. Но в какой-то момент у него появилась идея создания научно-образовательного центра. Он имел на него внутреннее право как ученый высочайшей пробы, заботившийся о новых поколениях. Но это был очень масштабный проект, требовавший крайне серьезных вложений. И, конечно, В.В. Путин подписывал бумаги, выделял средства, принимал соответствующие решения.

Но дальше поручение переходило к чиновникам. А они тормозят очень многие поручения президента. Я это знаю по себе: у меня есть некоторые документы с визами президента, не исполненные до сих пор. Так вот, Жорес Иванович очень настойчиво добивался реализации своего проекта для детей, для будущих «Алферовых», чтобы наша наука прирастала талантами, и с одной чиновницей примерно на уровне заместителя министра финансов вел довольно сложные переговоры на эту тему. И вот на каком-то мероприятии — кажется, это было в театре — Жорес Иванович оказывается в центре зала и видит ее. Он с ней только вчера спорил и чувствовал, что она, как в народе говорят, «заводит рака за камень» и не хочет выделять деньги. А Министерство финансов в любом случае, какие бы распоряжения ни получало, старается деньги придержать.

Тогда Ж.И. Алферов подумал, что надо показать, как президент к нему относится. Он взял президента за плечи, они зашагали по залу; Жорес Иванович начинает о чем-то с ним разговаривать, но при этом не теряет из виду эту даму, наблюдая, как меняется ее лицо от этой картины. И в этот момент Жорес Иванович понимает, что бюджет для алферовского центра он получит. И он действительно его получил (прямой «потомок» созданного Ж.И. Алферовым Научно-образовательного центра при Физтехе им. А.Ф. Иоффе — Санкт-Петербургский национальный исследовательский академический университет им. Ж.И. Алферова РАН, или Алферовский университет. — Примеч. авт.). Такое, знаете, мальчишество: я могу сделать это ради пользы дела, и я это сделаю.

— Жорес Иванович известен не только как выдающийся ученый, но и как активный защитник интересов отечественной науки на государственном уровне. Какие важнейшие идеи или, может быть, проекты Жореса Ивановича, касающиеся российских науки и образования, вам хотелось бы выделить? Какие из них  можно считать реализованными, а какие еще предстоит осуществить?

— Вы знаете, Жорес Иванович не говорил мне об этом в таком ракурсе, но я думаю, что он бы не пошел в депутаты Государственной думы, не стал бы заниматься политической деятельностью и возглавлять партийные списки, если бы не сложности с наукой.

В 1990-е гг. наука попала в катастрофическую ситуацию. Я понимал, что наука лишена финансирования и власть совершенно отвернулась как от гуманитарных, так и от технических наук. На то были свои причины. Что касается технических наук, логика властей 1990-х гг. была проста: кому нужны эти разработки? Мы все возьмем на Западе.

Пусть ореол науки, конечно, оставался, но зарплаты в научных институтах до сих пор платят такие, что плакать хочется. Это касается всех академий наук. Некоторые слили вместе: например, медицинскую и аграрную объединили с «большой» академией. А педагогическая, в которой я также состою, напротив, существует отдельно.

Сейчас зарплаты ученых повышают, но я думаю, что если взять директора обычного магазина, который удачно ведет торговлю и сам владеет предприятием, в сравнении с исследователями он окажется на совершенно иной материальной ступени. Это чрезвычайно грустно. Хотя люди в принципе занимаются наукой не ради вознаграждения, осознавать такое обидно.

Не могу сказать, что Жорес Иванович Алферов жил скромно, но он жил, в общем-то, пользуясь тем, что ему давала страна в советское время. Кроме того, он получил Нобелевскую премию — это приличные деньги, Международную энергетическую премию «Глобальная энергия»… Но, например, сразу после получения Нобелевской премии он учредил свой гуманитарный фонд. И, конечно, он расстраивался, глядя на трудности, с которыми сталкивалась наука. Помню, он мне рассказывал, как один из его учеников, причем далеко не самый талантливый, в постсоветский период уехал в США и за счет того, что там очень правильно организована система внедрения научных результатов, стал обладателем состояния свыше $3 млрд…

Но Жорес Иванович из-за таких вещей никогда не был готов расстаться с Родиной и уехать, хотя за рубежом он, конечно, был бы востребован.

Помню, как в начале 1990-х гг. где-то в Западной Европе я встретил в аэропорту директора Эрмитажа Михаила Борисовича Пиотровского. Оказалось, что он ездил собирать деньги для музея, потому что в Эрмитаже нужно было заменить старые рассохшиеся деревянные рамы и отрегулировать микроклимат, иначе картины могли бы погибнуть. А Жорес Иванович Алферов точно так же собирал деньги для Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе, потому что государство не давало совершенно никакого финансирования. Во времена Б.Н. Ельцина эти вопросы были чиновникам абсолютно безразличны — а ведь ученые продолжали работать! Ж.И. Алферов, конечно, не хотел, чтобы талантливые люди уезжали за рубеж. И вопрос был иногда даже не в зарплате, ученые порой находили другие способы заработка, а в том, что, например, нельзя было купить необходимое оборудование. Но эксперимент надо продолжать: ты одержим идеями, ты хочешь, чтобы это двигалось вперед! И Жорес Иванович очень многое делал для института.

И, в конце концов, когда о Ж.И. Алферове стали вспоминать — особенно, конечно, когда он стал лауреатом Нобелевской премии, — он пошел в политику и начал бороться за науку. Он все время следил за тем, чтобы принимались законы, которые не ущемляли бы науку. И он никогда не уставал об этом говорить.

Жорес Иванович Алферов был человеком коммунистической эпохи, если сказать точнее — социалистической. И от нее он в первую очередь взял отношение государства к науке. Ж.И. Алферов говорил, что в то время государство относилось к ученым иначе, и требовал этого от чиновников. Государство и наука в его сознании, в его понимании как бы находились рядом, и Жорес Иванович был убежден, что они должны быть вместе.

Ж.И. Алферов был государственником по своим убеждениям. Он был патриотом Советского Союза, трепетно относился к Беларуси — к своим белорусским детству и юности.

Говоря современными терминами, я могу сказать так: Жорес Иванович был носителем традиционной системы ценностей. Раньше я не думал об этом в таком ключе, хотя именно это, по-видимому, и было причиной, по которой мы так тепло общались. Понимаете, вот держава, государство, вот наука, вот труд, вот отношение к своей работе, вот отношение к делу, отношение к старшим, отношение к семье, отношение к женщине.

Огромной трагедией его жизни была смерть старшего брата. Его самого назвали Жоресом в честь знаменитого французского социалиста Жана Жореса, а брата назвали Марксом в честь Карла Маркса.

Жорес Иванович обожал брата и его гибель на войне пронес через всю жизнь как личную трагедию. А для Беларуси, конечно, катастрофа Великой Отечественной войны была особенно острой: белорусы потеряли треть населения в ходе военных действий, там был настоящий геноцид со стороны фашистов. И Жорес Иванович в зрелом возрасте говорил об этом с необычайной болью. Для него в этом смысле война никогда не закончилась. Для всего нашего поколения она никогда не закончилась, и я Жореса Ивановича очень хорошо понимал. У меня на той войне погиб дядя, и для моей семьи его смерть стала огромной травмой.

Жорес Алферов — олицетворение традиционных ценностей. Он неистово боролся за то, чтобы наука не была обижена. Получалось далеко не все. Для него это было очень непросто в личном плане, потому что в какие-то моменты для него было бы выгоднее перейти в другую партию, но он от этого отказывался. Он не мог этого сделать по моральным причинам, хотя ему это порой предлагали люди очень высокого уровня, которым вообще отказать было очень сложно. Иногда это оборачивалось против него.

Действительно, были люди, завидовавшие Ж.И. Алферову и занимавшие достаточно высокие позиции для того, чтобы ему мстить. Они чувствовали, что не достигли его уровня, но располагали возможностями, чтобы навредить. Жорес Иванович это видел, понимал и расстраивался из-за этого. Но принципам своим не изменял. Он сделал такую карьеру, о которой можно только мечтать, но иногда сознательно шел на поступки, которые было легко истолковать превратно. Знаете, как говорят: «Он подставился». Не буду называть эти эпизоды, но были случаи, когда Жорес Иванович именно подставлялся. Но он не мог поступить иначе в силу очень серьезных внутренних мотивов. Жорес Иванович и огласить их не мог, и поступить не мог иначе. В этом смысле он настоящий человек чести.

Жорес Иванович производил на других впечатление человека необычного. Он рассказывал, как в Физтех им. А.Ф. Иоффе приезжал, если я не ошибаюсь, академик Анатолий Петрович Александров. Это была исполинская фигура в нашей науке с огромными возможностями. Во время экскурсии по Физтеху его привели в лабораторию Ж.И. Алферова. И Жорес Иванович начал с ним беседовать. Ученому такого масштаба, как А.П. Александров, не обязательно быть специалистом в конкретной отрасли научного знания, чтобы ощутить уровень полета мысли, и он сразу понял, о чем говорит Ж.И. Алферов. Он не претендовал на продвижение по карьере, на какую-то поддержку, а просто рассказывал о том, что ему было интересно. А.П. Александров задержался в лаборатории, и они достаточно долго разговаривали. В результате Жорес Иванович получил от академии наук мощнейшую поддержку для своей лаборатории, своего научного направления и своеобразную «путевку в академики». Конечно, ему не выдали ее на бумаге, но он оказался в поле зрения видных ученых. Понимаете, когда уже руководители академии наук спрашивают директора института: «Как там у тебя тот парень, у которого я был, как там его зовут? А, Жорес Алферов! Как там у него дела?» — это играет важную роль. То есть идеи Ж.И. Алферова уже тогда видели в академии наук. 

И когда Жорес Иванович сам стал вице-президентом академии наук, он боролся за ее позиции, потому что видел, что между академией и властью складываются очень сложные отношения: академию наук пытались фактически закрыть. Стоит отметить, что Ж.И. Алферов был не один, в академии работали многие очень влиятельные люди, поддерживавшие отечественную науку. Например, академик А.Д. Некипелов — к счастью, он находится в добром здравии и продолжает работать. Был еще целый ряд людей, находивших способы не дать совсем отодвинуть академию в сторону, хотя действия власти были ужасны. Так, в те времена появилась оскорбительная для российских ученых идея: исследователей, уехавших за рубеж и достигших там успеха, вернуть обратно в страну, дав им огромные гранты. То есть наши гении никогда не покидали Россию и старались поднять отечественную науку, и вдруг огромные по масштабам страны гранты стали предлагать ученым, уехавшим за рубеж, причем менее талантливым, менее продуктивным, у которых мы не видели по-настоящему масштабных открытий. И таких фактов было достаточно.

Ж.И. Алферов во второй половине своей жизни занимался уже далеко не только собой — для него забота об отечественной науке была намного выше, чем волнение о личных делах. Так, он обратил внимание на нанотехнологии, предложил в этой области свои идеи, посчитав это направление очень важным. И я могу только горевать о том, что он уже был не в столь юном возрасте, чтобы самому в достаточном масштабе заниматься этими разработками.

В это время он уже больше занимался своим Научно-образовательным центром, работал с молодежью.

Жорес Иванович, строго говоря, был социалистом по своим убеждениям. Мне вспоминается, как перед самым его уходом из жизни мы с ним встречались на праздновании 50-летия его свадьбы, где, кстати, было уже очень мало известных людей. Из персон, известных в научных кругах, был нынешний президент РАН академик Геннадий Яковлевич Красников, тоже замечательный человек. Я думаю, что он был там неслучайно: Жорес Иванович описывал его в самых ярких и положительных тонах и очень хорошо о нем отзывался. Тогда без Жореса Ивановича я бы его, наверное, не узнал, потому что в те времена Геннадий Яковлевич работал в довольно закрытой сфере. Так вот, в тот день Ж.И. Алферов рассказывал о статье Альберта Эйнштейна о социализме и говорил, что это будущее. Я не стал спорить с Жоресом Ивановичем, потому что известно, что социализм в нашей стране не был построен так, как следует. Мы не достигли зрелого социализма, несмотря на точку зрения, которую исповедовало руководство страны. Но сегодня, в общем-то, мировая практика потихоньку движется в том же направлении; большой вопрос — через сколько лет цель будет достигнута. Я думаю, что мы, ныне живущие, уже не увидим этого времени. Но работа Эйнштейна о социализме действительно производила на Ж.И. Алферова огромное впечатление.

— Как Жорес Иванович отреагировал на новость о присуждении ему Нобелевской премии?

— Это очень интересная история. Когда мы ехали вместе с ним в Швецию в составе делегации, мы достаточно много говорили об этом, и Тамара Георгиевна, его жена, рассказывала мне, как он услышал это известие. В тот момент они вместе ехали в машине. И вдруг по радио звучат новости о заседании Нобелевского комитета и сообщается, какие решения приняты. И Жорес Иванович смотрит в окно отрешенно и грустно, потому что его несколько раз выдвигали на премию и несколько раз награду ему не присуждали. Вообще, политика Нобелевского комитета была такой, что если кандидат на вручение премии станет ярым антисоветчиком, уедет за рубеж и останется на Западе, то существует большая вероятность, что ему присудят премию.

И у нас Нобелевскую премию почти никому не вручали — только в исключительных случаях, когда уже было невозможно не дать. Кроме того, в мире каждый год проявляет себя огромное количество ученых с замечательными, блистательными открытиями и изобретениями. И обывателям со стороны не очень понятно, что исследователь Ж.А. Алферов получил научные результаты, без которых в дальнейшем вообще не сможет нормально развиваться вся сфера современных технологий. В итоге Жорес Иванович решил, что, конечно, он уже никогда эту премию не получит, тем более что он коммунист. Но вдруг совершенно неожиданно звучит его имя: ему присуждена Нобелевская премия!

— Что нужно делать сегодня, чтобы сохранить наследие Жореса Ивановича Алферова как личности, как исследователя, как лидера? Возможно, есть какие-то мероприятия, которые для этого проводит собственно Университет профсоюзов?

— Университет профсоюзов проводит много таких мероприятий. Мы издаем и переиздаем его работы. Бронзовый бюст Ж.И. Алферова стал первым на нашей университетской Аллее славы. Для его создания мы пригласили другого нашего почетного доктора, выдающегося скульптора М.К. Аникушина. Потом, кстати, бюст самого Аникушина на этой же аллее сделал Григорий Данилович Ястребенецкий.

Наши студенты каждый день идут на занятия по этой аллее. И вот представьте себе: справа — галерея образов, слева — галерея образов. Волей-неволей поинтересуешься, иногда прочтешь, что там написано, иногда задержишься подольше. Потом приходишь в университет, а здесь тоже можно найти немало интересного: фотографии, изображения, памятные доски, праздники присуждения звания почетного доктора, различные буклеты. Например, особый буклет о почетных докторах СПбГУП получают все наши абитуриенты.

Мы гордимся нашими почетными докторами, издаем их работы. Думаю, что сейчас я, наверное, использую последние годы работы ректором университета для того, чтобы собрать материалы для нескольких документальных кинофильмов. Мы уже получили грант Президентского фонда культурных инициатив на съемку восьми высокопрофессиональных фильмов о наших почетных докторах. И один из восьми героев — это Жорес Иванович Алферов. Планируем также продолжать издавать его труды.

В общем, пусть мы и не физики, но в университете есть очень много различных методов, особенно современных, которые помогут сохранить наследие Жореса Иванович Алферова. Я думаю, что в этой области есть две разные задачи. Одна из них имеет огромное значение для науки: выпускники основанного Жоресом Ивановичем Алферовского университета будут продолжать его работы в физике. А мы будем продолжать его труд как ярчайшей личности, как носителя наших традиционных ценностей и передавать молодым поколениям его отношение к Родине, к науке и другим важным понятиям.

— Талантливые исследователи порой ярко проявляли себя в спорте или в искусстве. Возможно, у Жореса Ивановича тоже были такие любимые занятия или хобби?

— Жорес Иванович был человеком во многом неожиданным. Однажды после разговора с несколькими нашими почетными докторами у меня возникла идея организовать в День поэзии такой вечер, на котором собрались бы замечательные люди и мои друзья и почитали стихи. Я пригласил их на университетскую базу отдыха в Лисьем Носу. Это было довольно давно, больше 20 лет назад. Тогда эта база еще была в хорошем состоянии, сейчас ее уже, безусловно, пора ремонтировать.

Гости этого вечера читали вслух стихи и беседовали о поэзии. И первым стихи читал как раз Ж.И. Алферов. Оказалось, что он обожает М.Ю. Лермонтова, это был его любимый поэт.

Я сделал телепрограмму об этом вечере. На нем были и другие замечательные люди — Даниил Гранин, Андрей Петров, Андрей Вознесенский. Вознесенский прочитал стихи только под конец вечера. Выступал и Эльдар Рязанов, он писал совершенно потрясающие, пронзительные стихи, хотя и не позиционировал себя как поэта. Наверное, если бы он не стал знаменитым режиссером, ведущим «Кинопанорамы» и т.д., он бы, конечно, стал достаточно известным поэтом. Но его режиссерская слава затмевала его известность как стихотворца. Считаю, что если отбирать 100 лучших советских фильмов, как минимум 15 кинолент среди них будут принадлежать Эльдару Александровичу. Кстати, в его фильмах звучали и его собственные стихотворения.

Я не знаю, кем бы стал Жорес Иванович Алферов, если бы не выбрал путь в науке, и не могу сказать, писал ли он сам стихи. Но я не помню темы, в которой он оказался бы некомпетентным. У него был широчайший круг знакомых, и по любой теме он начинал говорить очень ярко. В то же время были случаи, когда Ж.И. Алферов отказывался от продолжения разговора. Например, увлекаясь гуманитарными работами Д.С. Лихачева, я написал о нем три большие книги и около 150 журнальных статей. Однажды я предложил Жоресу Ивановичу почитать мою новую книгу о Д.С. Лихачеве. И вдруг он мне сказал: «Вы знаете, Александр Сергеевич, я в этом не очень здорово разбираюсь». Не знаю до конца, что за этим стояло, потому что ученые — очень сложные люди. Я задумался над этим ответом, однако не стал глубоко вдаваться в эту историю. Но Жорес Иванович, конечно, был человеком очень многих талантов.

Фото на превью и на главной странице: архив СПбГУП. 

Фото на странице: Елена Либрик / «Научная Россия», архив СПбГУП, из личного архива Ж.И. Алферова / архив СПбГУП.