Онкологические заболевания, к сожалению, не уходят на карантин, и борьба с ними продолжается, но теперь уже в условиях пандемии. О работе онкологов в красной зоне и личном опыте встречи с COVID-19 рассказал академик РАН Андрей Дмитриевич Каприн, практикующий хирург, главный внештатный специалист-онколог Минздрава России, генеральный директор ФГБУ «НМИЦ радиологии» Минздрава РФ, вице-президент Центрально-Восточной Европейской академии онкологии.
— Андрей Дмитриевич, расскажите о своем опыте работы в красной зоне. Что вам особенно запомнилось?
— Эти воспоминания для нас одновременно и дорогие, и непростые. Мы одними из первых перепрофилировали часть своих филиалов под дополнительные центры для диагностики и работы с пациентами с новой коронавирусной инфекцией — в частности. Медицинский радиологический научный центр им. А.Ф. Цыба, где был создан отдел обсервации, и НИИ урологии и интервенционной радиологии им. Н.А. Лопаткина, который был полностью перепрофилирован под инфекционное отделение.
Много лет назад я в качестве заведующего отделением работал в НИИ урологии вместе с выдающимся урологом Н.А. Лопаткиным. Тогда я и подумать не мог, что когда-нибудь возглавлю НМИЦ радиологии, куда войдет этот институт, и что он будет перепрофилирован для борьбы с такой угрозой мирового масштаба, как COVID-19. Онкологические заболевания сами по себе представляют одну из сложнейших проблем, с которыми сталкивается человечество, а теперь к ней прибавился еще и коронавирус.
Министр здравоохранения РФ М.А. Мурашко специально приезжал, чтобы открыть в апреле 2020 г. инфекционное отделение НИИ урологии им. Н.А. Лопаткина. Было понятно, что у нас будет особенно тяжелый фронт работ, когда к нам будут поступать пациенты, страдающие онкологическими заболеваниями и коронавирусом одновременно. Мы проработали фактически пять месяцев в красной зоне. Когда эта горячая пора миновала, были построены новые медицинские учреждения, с новыми мощностями, мы вернулись к своему привычному профилю. Я думаю, наш коллектив отработал очень хорошо и четко. Более того, на основании накопленного опыта были созданы экспертные группы, которые до сих пор ездят по регионам России и помогают другим врачам консультациями, советами по организации работы в красных зонах и просто работой в отделениях в качестве реаниматологов, рентгенологов, инфекционистов. Наши медики трудились в Кургане, Улан-Удэ, Комсомольске- на-Амуре, Ставрополе, Твери и других городах. Несмотря на то что мы не знали досконально, с чем имеем дело, все-таки смогли справиться с тяжелой ситуацией.
Для борьбы с COVID-19 нам пришлось фактически перестраивать наш НИИ урологии им. Н.А. Лопаткина, строить с нуля инфекционную клинику, нужны были специальные тамбуры, где могли бы переодеваться врачи, и т.д. Вместе с директором филиала О.И. Аполихиным и другими коллегами мы фактически жили в своих кабинетах, месяцами не виделись с семьями.
Много лет назад я работал фельдшером скорой помощи, когда еще был студентом. Опыт приема больных, которых везли бесконечной чередой по скорой во время пандемии, был для меня совершенно новым. Многие мои коллеги, работая в красной зоне, проявили себя удивительным образом, раскрылись с другой стороны. Они продемонстрировали настоящие героизм и стойкость. Никогда не жаловались, вели себя очень скромно и трудились с невероятной отдачей. Я не хочу сейчас называть фамилии, все эти люди награждены, их труд был оценен по достоинству.
Академик РАН Андрей Каприн с коллегами в красной зоне. Фото предоставлено пресс-службой НМИЦ радиологии Минздрава России.
— Некоторые врачи даже получили специальные государственные награды...
— Да. Я признателен нашей стране за столь высокую оценку работы врачей. Семь наших специалистов были удостоены правительственных наград, орденов и медалей. Это, конечно, здорово стимулирует. Многие наши медики были также отмечены грамотами президента РФ.
— Вы чувствовали поддержку со стороны коллег и пациентов?
— Очень. Мне запомнился один случай, связанный с моими пациентами, которые на тот момент жили в Швейцарии. Звонят мне и говорят: «Мы вам гуманитарную помощь везем — две фуры швейцарского печенья». Сначала подумал, что шутят, а потом и правда приходят две огромные фуры, до отказа забитые печеньем. Вы можете себе это представить? Мы им угощали пациентов и врачей, отправляли в детские дома. Добровольцы привозили нам медицинские маски, защитные костюмы и т.д. Большую помощь оказали и представители бизнеса. В общем, скинулись всей страной, как говорится. Знаете, как говорят про русских? Что мы в горе сильны и можем взять любую высоту. И действительно, вся эта ситуация с пандемией нас сплотила.
Фото из презентации А.Д. Каприна.
— В своих выступлениях вы часто говорите, что мы как на войне во время пандемии.
— Да, потому что это такая же неизведанная и непредсказуемая история, как война: ты встаешь из окопа и не знаешь, убьют тебя или нет. Так же и с инфекцией: она действует на любого, как пуля, и ты не знаешь, выживешь ты или нет. Мы уже два года живем в условиях пандемии и, к сожалению, потеряли многих товарищей. Мы наблюдаем тяжелую ситуацию в мире, видим, что вирус мутирует, что не у всех выдерживает сердце и по-разному течет болезнь; многие погибают не сразу, а позднее, из-за различных осложнений. Кругом неизведанное, и все как на войне, где нет программной линии поведения.
У врачей-онкологов, помимо уже имеющихся, появились дополнительные опасности и сложности. Да, есть смертность от COVID-19, но я всегда напоминаю, что 27 тыс. людей по всему миру каждый день умирают от рака. Вдумайтесь в эти цифры! Считай, небольшой город стирается с лица Земли ежедневно.
— В чем заключается основная сложность, если мы говорим об онкологии?
— Представьте, человек с онкологией находится на плановом лечении, и вдруг во время этого лечения он заболевает коронавирусом. Как мы знаем, инкубационный период составляет 14 дней, иногда больше. Если пациента оперируют или лечат агрессивными методами, его организм уже находится в ослабленном состоянии, а тут еще сюрприз в виде COVID-19. Пациенту, скажем, нужно пройти еще несколько курсов лечения от рака, а мы из-за COVID-19 вынуждены это лечение прерывать на неопределенный срок. В таких случаях мы должны составить индивидуальную программу для этого пациента, мы же не можем оставить его без лечения, пока он переболеет коронавирусом. А когда именно нужно подключать это лечение? Тут все очень сложно.
— Правда ли, что некоторые пациенты с COVID-19 легче переносят лечение от рака и наоборот?
— Мы обратили внимание на то, что некоторые наши пациенты неплохо переносили коронавирусную инфекцию: у них не возникало так называемого цитокинового шторма, то есть агрессивной иммунной реакции. Они не переживали высокую температуру и зашкаливание маркеров воспаления. В основном речь идет о молодых пациентах с лимфомами. Сейчас мы проводим анализ полученного материала и изучаем угнетение иммунной системы на фоне химиотерапии и связь этого процесса с COVID-19. Делать какие-то однозначные выводы пока рано.
Фото из презентации А.Д. Каприна.
Недавно мы вернулись из Будапешта, где участвовали в работе Конгресса Центрально- и Восточноевропейской академии онкологии. Этот вопрос, конечно же. там тоже обсуждался. Наших зарубежных коллег очень заботит антипрививочная кампания. В Венгрии, кстати, разрешили к применению все вакцины, имеющиеся на мировом рынке, чтобы люди могли выбрать сами. Там очень популярна наша вакцина «Спутник V». Я говорил с руководителями здравоохранения Венгрии, и их позиция такова: «Нужно, чтобы человек не сомневался, шел и прививался, и нам не так важно, какой именно из сертифицированных вакцин — российской, американской или китайской — он будет прививаться, главное, чтобы было доверие». В каком-то смысле пандемия открывает границы. Например. когда мы работали в красной зоне, у нас было порядка десяти телеконференций с онкологами из европейских стран. Мы общались с коллегами из Канады, Франции, Швеции, Швейцарии, Италии, и не только. Шведы, итальянцы, если вы помните, не очень хорошо перенесли пандемию и даже обращались к нам за опытом.
Мы видим, с каким уважением сегодня относятся к российским онкологам зарубежные коллеги. Мы все сейчас забываем о тех санкциях, которые, казалось бы, должны были нас разобщить, но общая беда всех объединяет. Онкология мирит всех — это точно, проверено на себе за 30 лет работы в этой области. Точно так же с пандемией COVID-19, потому что каждый может оказаться на этой эпидемиологической больничной койке, как и онкологической, ведь болезнь не знает ни рангов, ни погон и не щадит никого. Здесь мы все равны.
— Да. Есть отдельная группа предраковых болезней: например, существует целый перечень гастритов, которые приводят к раку желудка, и они известны. Их нужно обязательно лечить. Есть вирус папилломы человека, который может привести к развитию рака шейки матки и рака полости рта. Сюда же следует отнести различные лейкоплакии. Опасно также избыточное количество солнца, злоупотребление загаром, посещение соляриев, особенно если качество аппаратуры оставляет желать лучшего или аппаратура слишком агрессивная.
Постоянный источник воспаления, ослабляющий организм или точечно воздействующий на ткань, может стать провоцирующим фактором для клеточной мутации. Ведь что такое рак? Это клеточная мутация, при которой клетка начинает делиться бесконтрольно и становится «бессмертной». Наш организм постоянно следит за делением клеток. У нас ежедневно возникают множество клеток, похожих на раковые, но организм так устроен, что гасит и уничтожает мутирующую клетку. Но когда клетка начинает бесконтрольно делиться, это сродни революции: большое скопление объектов, которое организм уже не в состоянии удержать. Поэтому за здоровьем всегда нужно следить очень внимательно. Если мы говорим об онкологии, то для этого как раз и существуют различные скрининговые программы. Напомню, что мы единственная страна в мире, где принято семь скрининговых программ, включая три, рекомендованные ВОЗ.
— Андрей Дмитриевич, давайте подведем итоги уходящего года и борьбы с пандемией. С чем мы пришли и что имеем сейчас?
— Прежде всего, хотел бы обратиться к работе онкологической службы. Я очень благодарен за то колоссальное доверие, которое мы получили и от Министерства здравоохранения России, и от наших пациентов. Я рад, что онкодиспансеры не закрывали, что мы продолжали работать, а люди с онкопатологиями — своевременно получать медицинскую помощь. Сейчас уже точно можно сказать, что российская онкологическая служба выстояла в это сложнейшее время. У нас не уменьшилось количество плановых хирургических операций, консультаций и лабораторных исследований. Вышла на новый уровень телемедицина: онлайн-консультации и заочные консилиумы врачей, мастер-классы стали востребованы как никогда, их количество выросло в десятки раз. У нас была создана, как раз в связи с первой волной пандемии, горячая линия помощи нашим пациентам, и это тоже стало отличным дополнением к уже имеющимся стратегиям оказания медицинской помощи.
В России живут очень талантливые врачи. которые смогли перестроиться на ходу, работая с этим тяжелым контингентом больных. Несмотря на пандемию, у нас продолжаются интересные научные исследования. А еще абсолютно изменилось отношение к медицине!
— А в чем это выражается?
— Колоссально вырос уровень уважения в обществе к людям в белых халатах. Многие поняли, что мы из сферы услуг, к которой нас ошибочно причисляли многие годы, превратились в сферу помощи и здравоохранения, то есть именно мы охраняем здоровье наших сограждан в тяжелое время. Что вы слышите из динамиков в самолете в наши дни? Благодарность врачам, которые спасают жизни. Это очень приятно.
Изменилось и отношение на правительственном уровне. Медикам стали вручать специализированные награды: ордена, медали. А ведь раньше такого не было.
Кроме того, уменьшилось количество негативных репортажей про врачей в СМИ. А еще я как заведующий кафедрой в РУДН вижу большее количество желающих поступить в медицинский институт и даже, что раньше было не частым явлением, желание молодых ребят идти в ординатуру по специальности «онкология».
Многие страны Восточной Европы, республики бывшего СССР вновь повернулись к нам. Мы получаем больше приглашений и позитивных контактов, нас стали теплее встречать, мы часто слышим русскую речь там, где раньше по-русски говорить было не принято.
В прошлом году меня избрали вице-президентом Центрально- и Восточноевропейской академии онкологии. Ранее ни одного из россиян не было в числе вице-президентов профессиональной онкологической организации европейского уровня. Российским врачам не так часто доводится председательствовать совместно с известными экспертами из Германии и других стран. В этом году мой коллега, директор Московского клинического научного центра (МКНЦ) им. А.С. Логинова И.Е. Хатьков стал почетным членом Американской ассоциации хирургов. Это первый случай на моей памяти, когда российский онколог вошел в состав Американской ассоциации хирургов. Это говорит об уважении, о том, что российские врачи, их опыт и голос ценятся в мире. Мы очень надеемся, что за счет упорного труда и высокого профессионализма нам удастся сохранить эти позиции.
Интервью проведено при поддержке Министерства науки и высшего образования РФ и Российской академии наук.
