С начала года в сообщениях о COVID-19 нет-нет, но затрагивают темы новых штаммов. Повышенный уровень заболеваемости, более тяжелый ход болезни, возможность заразиться второй раз – об этом пишут отдельные источники. Насколько в действительности опасны новые штаммы, справятся ли с ними существующие вакцины, и какие условия требуются, чтобы угроза коронавирусной инфекции снизилась до уровня гриппа  - в интервью с научным руководителем Института вакцин и сывороток имени Мечникова Виталием Васильевичем Зверевым.

Интервью с академиком РАН Виталием ЗверевымФото: Николай Мохначев / «Научная Россия»

Интервью с академиком РАН Виталием Зверевым

Фото: Николай Мохначев / «Научная Россия»

 

- Британский, южноафриканский, бразильский, индийский – эти штаммы COVID-19 Всемирная организация здравоохранения признала «вызывающими беспокойство на глобальном уровне».  А сколько штаммов всего, их считали?

- Каждый выделенный вирус – это и есть штамм: выявленный у пациента вирус исследуют и сравнивают с вариантами вируса, которые выделяли в различных местах: совпадают они или нет. 

Вирусы единственные на планете содержат только одну нуклеиновую кислоту – или РНК, или ДНК. Все остальные организмы содержат два вида нуклеиновой кислоты. В ДНК зашифрована вся генетическая информация, а с помощью РНК эта информация потом превращается в белки и строится тот или иной организм. Вирусы же бывают или РНК-содержащие, или ДНК-содержащие. Геном ДНК-содержащих вирусов очень редко мутирует, в отличие от РНК-содержащих, которые склонны к изменениям.

Коронавирус не настолько склонен к мутациям, как, например, вирус гриппа или иммунодефицита человека. Он мутирует примерно в 30 раз медленнее, чем вирус гриппа. Говоря о штаммах и мутациях: тот вирус, который обнаружили в Ухане и тот, что пришел в нашу страну из Испании уже отличались, их разделяли на «первый» и «второй». И, естественно, вирус продолжает мутировать: мы следим за изменениями, смотрим, насколько эти мутации опасны.

Мутации значат, что в геноме произошла замена одного нуклеотида на другой. Это не всегда приводит к смене белка, который кодирует этот ген, но иногда даже одна мутация может привести к резкому изменению структуры белка.

Вспоминая хронологию мутаций коронавируса: сначала говорили про южноафриканский, потом английский, потом бразильский, и в конце появился индийский вариант. В этих случаях произошли мутации, которые поменяли аминокислотную последовательность спайкового или «S-белка», который экспрессирован на поверхность: с ним связано формирование иммунитета и инфекционная способность вируса. Именно этот белок участвует в проникновении вируса в чувствительные клетки человеческого организма. Эти мутации вызывают опасения, потому что от них зависит, станет ли вирус более агрессивным.

Первый случай заражения английским штаммом произошел 14 декабря. Сразу появились публикации о том, что этот вирус распространяется гораздо быстрее, что он более опасен: сейчас этих разговоров не слышно, они затихли. На самом деле мутация не повлияла на скорость распространения вируса, просто тогда в Великобритании сложилась эпидемическая обстановка, благоприятная для распространения любого варианта. Раз возникла эта мутация, она и распространялась.

Это было связано с брекситом (выход Великобритании из Европейского союза, от английского Britain - Британия + exit – выход, - прим. ред.): не завезли определенные товары, возникли жуткие очереди на распродажах, в какой-то момент люди забыли о соблюдении правил – социальной дистанции и масках. В результате вирус стал распространяться гораздо быстрее, но в итоге ажиотаж закончился, и все встало на свои места.

- Аналогичная ситуация произошла и в Индии. Ее стоит связывать со штаммами?

- Было два основных опасения, связанных с мутациями. Первое связано с тем, что раз изменилась антигенная структура вируса, то существующие вакцины не будут работать. Второе опасение в том, что люди, которые переболели первым вариантом, могут заболеть вторым. А в индийском штамме сразу две серьезных мутации, которые могли так или иначе повлиять на структуру вируса.

Когда прошел ажиотаж и начали разбираться с мутацией, то выяснилось, что сыворотки крови переболевших первым вариантом нейтрализуют и новый вирус. Значит, не произошло ничего серьезного, и более высокая скорость распространения вируса связана не с мутационными изменениями, а с условиями в странах, где распространяется новый вариант. В Индии был религиозный праздник – толпы вышли на улицы, и это продолжалось несколько дней. То, что произошло потом – это последствия.

Весной прошлого года в Сибири установилась аномально теплая погода, телеканалы показывали, как в Новосибирской области и части других люди вышли на улицы. И сразу начался подъем заболеваемости: люди забыли, что находятся в условиях пандемии, стали собираться большими группами людей, перестали следить за социальной дистанцией и надевать маски.

Такие ситуации возникают из-за концертов или митингов. Люди кричат и шумят, не замечая того, насколько они близко или далеко от других. Один человек на массовом мероприятии может распространять вирус, и с концерта или митинга расходятся тысячи зараженных людей.

- И это не связано с мутациями вируса?

- Пока не связано: естественно, вирусологи продолжают следить за ситуацией.

Нельзя говорить о том, что существующие вакцины будут неэффективны против новых вариантов коронавируса. Они должны защищать, потому что действуют на совсем другие участки белка. Есть линейные эпитопы: когда антитела образуются на определенную аминокислотную последовательность белка. А есть антитела, которые образуются на конформацию, ведь белок это не линеечка, сложно завернутая глобула.

Очень часто вирус, нейтрализующий антитела, образуется не на эти несколько аминокислот, а именно на структуру, на какую-то нишу или выпуклость в этой глобуле белка. Когда мы говорим о тех вакцинах, которые существуют: они должны работать, изменений, которые сделают их бесполезными, еще не случилось. Но на самом деле это настораживает и, конечно, за всеми изменениями надо следить.

Библиотека в кабинете В. ЗвереваФото: Николай Мохначев / «Научная Россия»

Библиотека в кабинете В. Зверева

Фото: Николай Мохначев / «Научная Россия»

 

- В СМИ публиковалась информация о том, что если появится штамм, с которым не справляются вакцины, потребуется до полугода на переработку препаратов. Эти сообщения касаются более серьезных мутаций, которые еще не произошли?

- Должна возникнуть более серьезная мутация, а может и появиться абсолютно новый вариант коронавируса, например, как появился этот. Ведь он вышел из дикой природы, от летучих мышей, а дикая природа – это резервуар с огромным количеством инфекций, не только коронавируса.

Пока возникающие мутации в какой-то степени влияют на перемены в структуре вируса, но не настолько, чтобы говорить о том, что надо делать новые вакцины и новые лекарства. Пока это под контролем.

- А что касается влияния штаммов на тяжесть болезни? Вызывают ли они более сложное течение болезни и повышают ли уровень летальности?

 - Я читал подобные публикации. На мой взгляд, это не доказано, пока нет никаких оснований утверждать, что новый штамм вызывает более тяжелую инфекцию или большее число летальных случаев. Как правило, это связано с другими факторами.

Например, Индия: почему в стране, где привито больше всего людей, одновременно самая высокая заболеваемость? Я думаю, что Индия очень сложная страна, общество сильно расслоено:  прививаются одни, а болеют совсем другие. Также и в США – заболеваемость была в основном среди бедных слоев, которые неправильное питаются, и у них масса хронических заболеваний, прежде всего ожирение. Тяжелее всего болезнь переносят люди с повышенным индексом массы тела, эти же люди, как правило, страдают диабетом и нарушением кровообращения.

Одна болезнь накладывается на другую – заметьте, дети или совсем не болеют, или болеют очень легко. А болеют те дети, которые страдают каким-то хроническим заболеванием. Любо это какие-то формы рака, например, рак крови, или тот же самый диабет. Либо дети с ожирением, у нас, к несчастью, таких детей много: вот они могут перенести инфекцию более тяжело. Молодые и здоровые люди обычно легко переносят заболевание.

– А что насчет публикаций о том, что штаммы вызывают повторное заболевание COVID-19?

- Достоверно нет ни одного повторного случая заболевания. На самом деле, такое может быть, но это связано с особенностями иммунной системы человека. Пока это могут быть единичные случаи.

По официальной статистике, сейчас в мире переболели почти 200 миллионов человек. На самом деле эта цифра больше: в статистику не вошли люди, которые не обращались в больницы, перенесли коронавирус бессимптомно или легко. Но даже если оставить цифру в 200 миллионов человек: если бы были повторные случаи, то сообщали бы не об одном-двух, как сейчас. Это были бы сотни тысяч, миллионы повторных случаев заражения. Это была бы проблема, которую бы поняли и почувствовали, но ее нет. Мы можем говорить, что иммунитет после перенесенного заболевания сохраняется. Сколько именно он сохраняется - мы не знаем, но можем примерно представлять, потому что у нас есть информация о коронавирусах.

До года сохраняется иммунитет от коронавирусов, которые циркулировали раньше и не вызывали тяжелых заболеваний. После SARS – атипичной пневмонии, мы наблюдали, что иммунитет сохранялся чуть ли не до десяти лет. После MERS – то же самое. И сегодняшний вирус ближе именно к ним, я думаю, что те, кто переболел, могут рассчитывать на иммунитет.

- Чем тогда были сообщения о повторных случаях? Это недолеченная первая стадия заболевания?

- Это либо неправильно поставленный диагноз, либо хроническая форма – это отдельный случай, который может быть связан с особенностью иммунной системы: ситуация, когда вирус долго персистирует в организме. Зафиксированы случаи, когда вирус выделяли у человека до 90 дней, 3-4 месяца.

В начале пандемии, особенно в первые месяцы, были ненадежные тест-системы. Когда берут для ПЦР-анализа кровь, определить наличие вируса можно гораздо точнее, это стандартный образец. А когда берут мазок из носоглотки, очень многое зависит от того, правильно ли его берут, как его потом обрабатывают и исследуют. Говорят: «100-процентная чувствительность», - да, она 100-процентная, но только в лабораторных условиях. Когда берут мазок, есть слишком много факторов, которые могут дать неправильный анализ.

Виталий Зверев на территории института им. МечниковаФото: Николай Мохначев / «Научная Россия»

Виталий Зверев на территории института им. Мечникова

Фото: Николай Мохначев / «Научная Россия»

 

Виталий Зверев на территории института им. МечниковаФото: Николай Мохначев / «Научная Россия»

Виталий Зверев на территории института им. Мечникова

Фото: Николай Мохначев / «Научная Россия»

 

- Можно ли говорить, что и тест-системы дают результаты независимо от штаммов коронавируса?

- Те тест-системы, которые сейчас есть, работают на другие участки генома. Система обязательно узнает вирус, но есть очень много факторов, влияющих на качество анализов.

Я это знаю по себе: во время пандемии я работал, ездил за границу и постоянно сдавал анализы. У меня брали восемь или девять мазков и каждый раз ощущения разные: зависит от того, кто и как берет.

– Развитие вируса, его штаммы и мутации: их можно прогнозировать?

- К сожалению, такие вещи прогнозировать очень сложно. Мутация происходит из-за неточной работы тех ферментов, которые реплицируют вирусный геном, так называемые РНК полимеразы. Некоторые из ферментов вообще работают неточно, как например при гепатите С или ВИЧ.

Мы говорим о квазивидах - то есть вирус, который попал в организм и вирус, который выделили у человека через год, совсем не похожи. Получается новый вид – измененный мутациями потомок того вируса, который попал в организм. Некоторые мутации приводят к гибели вируса, некоторые дают ему какие-то преференции, например повышенное заражение. Поэтому выживает вирус с теми мутациями, которые позволяют ему дальше существовать в человеческой популяции. Вирусу не выгодно убивать человека, для него это тупиковый вариант. Я не говорю, что вирус приспособится, перестанет убивать и начнет безвредно передаваться, хотя может случиться и такое: в вирусологии бывает все.

Пока все мутации меняют участок связывания. Например, английский вариант имеет большее сродство к рецептору, но пока это никак не влияет на его распространение и тяжесть заболевания. Во всяком случае, нет данных, которые убедительно это доказывают.

- Но врачи изначально понимали, что вирус будет мутировать?

- Да, конечно, все понимали, что коронавирус будет мутировать, как и большинство РНК-содержащих вирусов. Есть вирусы, которые мутируют медленно, например вирусы кори и эпидемического паротита (болезнь известна как «свинка», - прим. ред.). А есть грипп и ВИЧ, который и сравнить не с чем по скорости мутаций. Коронавирус мутирует раз в 30 медленнее, чем вирус гриппа: примерно 3 мутации на 30 000 параоснований в течение репликативного цикла: это не много.

Может произойти мутация, которая полностью изменит свойства коронавируса, но сейчас такого нет, и надеюсь, что не будет.

– Если коронавирус мутирует медленно, реально ли его уничтожить окончательно?

- С этим вирусом надо научиться жить. Он попал в человеческую популяцию и никуда не исчезнет. Конечно, нынешние условия пандемии, такие как локдаун, исчезнут, но определенный процент людей будет болеть коронавирусом каждый год.  В категорию людей, для которых он потенциально опасен, будут переходить новые и новые люди: тот, кто сегодня молодой и здоровый завтра будет пожилым и больным, так устроена жизнь.

Вирус распространился по всему миру, он во всех странах. Куда он исчезнет… За все время нам удалось ликвидировать только вирус натуральной оспы: у нас была надежная вакцина, сотрудничали все страны, заболеваемость была ниже – отдельные очаги в Африке и Азии, и то на борьбу с оспой понадобилось 20 лет.

- Кстати, вакцинация от оспы была принудительной…

- Да, конечно. Насколько я знаю, в некоторых племенах даже ставили татуировки: одного и того же человека пытались подсунуть на прививку несколько раз. Это был сложный и серьезный процесс, но надо понимать, что коронавирус это не оспа, не холера и не чума.

Я думаю, что в ближайшее время появятся новые препараты, врачи научатся правильно определять пациентов, для которых вирус опасен, и лечение будут начинать вовремя. Да и сейчас смертность не такая высокая, как кажется. Все-таки она меньше одного процента, потому что в официальную статистику не входят люди, которые переболели бессимптомно и дети. Не случайно же в некоторых регионах 70% детей имеют антитела.

-То есть вирус мутировал, мутирует, мутировать будет…

 - Естественно, он будет мутировать, и нужно следить за тем, насколько эти мутации опасны, насколько они меняют свойства вируса. Они могут привести к тому, что вирус станет более агрессивным и будет вызывать более тяжелое поражение организма, перестанет реагировать на вакцины и противовирусные препараты. Такое может случиться, но пока этого нет, и я предположу, что не будет.

- Но в таком случае это будет уже другой вирус?

- В таком случае – да. Почему производители вакцин говорят, что понадобится полгода: это время потребуется, чтобы из лабораторной технологии запустить промышленное производство. Появится новый вариант – и против него сделают вакцины: такие же, как существуют сейчас, или добавят новый белок, но  понадобится время, чтобы выпустить такую вакцину в нужных количествах.

Сейчас произошло то же самое: для того, чтобы наладить массовый выпуск понадобилось время. Одно дело составить вакцину у себя на столе, и другое – выращивать клетки в огромных ферментерах.

- Что нужно для того, чтобы коронавирус перешел в разряд опасности на уровне гриппа?

- Со временем так и будет. Еще в феврале прошлого года я сказал, что переболеют около 70 процентов населения. Когда это произойдет, мы и выйдем из пандемии, сейчас все идет к этому. Хорошо, что есть вакцины: если они окажутся надежны и будут формировать продолжительный иммунитет, выход из пандемии произойдет раньше. Если нет, то большинству все равно придется переболеть.

Академик РАН, научный руководители Института вакцин и сывороток имени И. Мечникова Виталий ЗверевФото: Николай Мохначев / «Научная Россия»

Академик РАН, научный руководители Института вакцин и сывороток имени И. Мечникова Виталий Зверев

Фото: Николай Мохначев / «Научная Россия»

 

– Все еще необходимо соблюдать рекомендации?

- Это зависит от рекомендаций. Я считаю, что нужно стараться соблюдать социальную дистанцию, а там, где это сделать нельзя, например, в общественных местах, носить маски. Пока это обязательно. Кстати, это же предохраняет не только от коронавируса: сейчас практически нет гриппа, и снизилось количество других респираторных заболеваний. То есть это дает определенные результаты.

Мне никто не объяснил, зачем носить перчатки. На мой взгляд, это чисто коммерческий проект: кому-то их надо было сделать и продать: они ни от чего не защищают. Зачем мыть руки всякой дрянью я, как человек, который занимается вирусами, тоже не могу понять: этот вирус так не передается. Может летом аппараты с антисептиком в метро и будут предохранять от кишечных заболеваний, но коронавирус тут абсолютно не при чем.

– То есть эффективными мерами защиты остаются дистанция и маски?

- Да, дистанция и маски. А также препараты для профилактики, например интерферон или витамины. Хотя даже витамины должен назначать врач, мне не нравится, когда люди начинают пить витамины, потому что их надо пить: каждый витамин – это химическое вещество, которое встраивается в обмен веществ. И избыток витамина ничем не лучше недостатка, это практически одно и то же. Все надо делать разумно.

– Если резюмировать: на нынешнем этапе штаммов нам бояться не стоит, но коронавирус пока остается угрозой?

 - Конечно, он остается и неважно, какой штамм. Они появились и уже никуда не денутся. Нельзя держать все на запоре: сейчас начинают открываться границы, все штаммы будут перемешиваться и формировать новые. За ними надо внимательно следить, но пока они не несут каких-то круциальных изменений в тактике борьбы, профилактики и лечения.

 

Интервью с академиком РАН Виталием Зверевым

Интервью проведено при поддержке Министерства науки и высшего образования РФ и Российской академии наук.