Как сообщает издание "Наука в Сибири", ученые Института археологии и этнографии СО РАН под руководством заведующей отделом этнографии ИАЭТ СО РАН доктора исторических наук Елены Фёдоровны Фурсовой изучили этнокультурную идентичность в практиках чаепития русских сибиряков XIX — начала ХХ в. Материалами послужили данные из этнографических экспедиций, собранные в 1970—2010-х гг., а также информация из письменных источников. Полевые исследования велись Восточнославянским этнографическим отрядом, организованным Институтом археологии и этнографии СО РАН, в южных районах Западной Сибири (Омской, Новосибирской, Томской и других областях). Ученые исследовали материалы этнокультурных групп старожилов и переселенцев Сибири, в их числе закорененных чалдонов, бухтарминских и прочих старообрядцев, переселенцев из Европейской России.

Обозы по чайному тракту, Томск, 1890 г.

Обозы по чайному тракту, Томск, 1890 г.

 

Известно, что чай, без которого жители России не мыслят сейчас своей жизни, пришел в нашу страну сравнительно недавно. Тем не менее считается, что повсеместное распространение он получил уже в XIX — начале ХХ века. Однако на самом деле приняли его здесь далеко не все и не сразу. Если чалдоны (этнокультурная группа старожилов Западной Сибири) могли выпивать по пять-шесть кружек за раз, то в южнорусских землях он и вовсе не был известен, а старообрядцы считали чай бесовским напитком из блестящего, как змеиное пузо, самовара.

«Ранее бытовал неточный вывод, что в России в XIX — начале ХХ в. черный или зеленый чай стал восприниматься как исконно русский напиток. Из этого следует, что китайский чай настолько оброс нашими обычаями, что возникло большое желание считать этот напиток русским по происхождению. Однако это не так», — рассказывает Елена Фурсова в статье «“Чай пили, в ложки били…”: этнокультурная идентичность в практиках чаепития русских сибиряков XIX — начала XX в.» в «Вестнике археологии, антропологии и этнографии» (№ 3 (50), 2020 г., с. 159—169).

Исконно русскими напитками считаются мед ставленый, березовица, квас, пиво, кисели, сбитни, морсы, рассолы и прямые предшественники чая ― травяные отвары (так называемые заварки). Их делали из различных местных растений: иван-чая, смородины, клубники, малины, душицы, чаги и других. И нередко так и называли, по используемой траве: смородишник, малинник, голубничник. В богатых чалдонских семьях было принято покупать в местных продуктовых лавках прессованные ягоды малины, яблоки. При заваривании такой напиток приобретал ароматный запах и сладкий вкус. В Восточной Сибири русские крестьяне издавна заваривали корневище мыкера (гречиха-горлец), которое применялось и как лекарственное средство. В Енисейской губернии собирали и заготавливали кору лиственницы, получался темно-красный напиток с приятным, немного вяжущим вкусом. До середины 1870-х годов, когда уже почти повсеместно в России пили китайский чай из самоваров, травы заваривали в чугунах (чугунный сосуд) или котлах.

В Сибири распространение чаепития с китайским листом происходило в XVII—XVIII вв., практически одновременно с формированием местного старожильческого населения. Поэтому для местных потомков служилых людей и казачества этот напиток можно считать традиционным. Значительная часть Сибирского тракта проходила по левой ветви знаменитого Великого чайного пути. Здесь, где чаепитие распространилось ранее Европейской России, даже «обедать» или «общаться» обозначалось как «чаевать» или «чаевничать», а звать «на чай», «на чаек» значило приглашать в гости. По местному этикету чай следовало предлагать любому, вошедшему в дом, даже совершенно незнакомым людям. Обычай требовал выражения согласия на предложение хозяев. Однако же пить чай досыта считалось невежеством. Старые люди говорили, что гости должны пить одну чашку чая, три чашки пьют родственники или близкие знакомые, а две ― лакеи. Кроме того, чай следовало подавать горячим, предлагать прохладный означало проявлять неуважение к гостям. «Кирпичный чай “с прикуской”, состоящей из разных пирогов, у них играет едва ли главную роль в еде. Пьют чай, в особенности в свободное время, до пяти раз в день, и каждое чаепитие занимает очень много времени», — отмечал один из составителей книги «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества» Фотий Николаевич Белявский в 1907 году.

Была распространена традиция употребления горячих напитков с молоком, что по-иному называлось «забелить чай». В одном из самых старых сел современные потомки чалдонов до сих пор не используют другого напитка. 

Гадание за самоваром под Старый Новый год,

Гадание за самоваром под Старый Новый год,

с. Маслянино Новосибирской области, 1990 г.

Бытовало выражение «чайку покушать». И оно точно отражало обычай не только пить чай, но в буквальном смысле трапезничать, так как подавали блины из пшеничной муки, пироги с творогом и яйцами, оладьи, сдобные калачи. Интересно отметить, что через Сибирь доставляли преимущественно дорогие чаи, так как дешевые выгоднее было везти морем, в Москве эти чаи развешивали и посылали в Санкт-Петербург и другие города. Поэтому чай в Сибири стоил довольно дешево, и его могли позволить себе не только самые зажиточные слои населения. Участник восстания 1863 года польский повстанец Игнатий Дрыгас, проживавший в Западной Сибири, писал о трех способах чаепития: «С наливкой, когда заливают сахар и пьют сладкий чай; с прикуской ― пьют, откусывая маленькими кусочками сахар и запивая из стаканов; наконец, третий способ требовал менее всего сахара ― с думкой о сахаре». То есть сахар в те времена был ощутимо дороже, чем чай. Постепенно этот напиток потеснил традиционные травяные заварки. В конце XIX века употребление покупного чая считалось престижным, расценивалось как признак цивилизованности и высокого имущественного положения, чем стремились выделиться первопоселенцы Сибири — казаки. 

«В Западной Сибири пили чай из самоваров не только в домах, но и во время сенокосов, полевых работ. Летом во время сезонного труда старожилы сибирских деревень и сел отправлялись на поле с горячим самоваром. При отсутствии лошадей семья распределяла ношу между собой, договариваясь, чтобы кто-то нес самовар, кто-то чашки, кто-то булки или калачи и пр. Сибирские ямщики, отправляясь в дорогу, брали с собой помимо хлеба и пельменей также местные травы или китайский чай», — отмечает Елена Фурсова.

Горячие напитки входили в состав угощения во время разных календарных праздников. После вечерней рождественской службы практиковался как вариант постной еды хлеб с чаем, чай был обязательным угощением во время зимних супрядок (совместные посиделки с рукоделием), а также, наряду с горячительными напитками, во время коллективных трапез святочных ряженых, коллективное чаепитие с самоваром было распространено во время святочных гаданий. Развлечения девушек на Масленицу включали не только катания на парах коней в субботу накануне Прощеного дня, но и поочередные гостевания друг у друга. Семья, принимавшая у себя масленичных гостей, по традиции угощала их чаем. Он был обязательным элементом влазин (это что-то вроде современного новоселья). Когда строили новый дом, собирались всей деревней, несли кто что мог: кто сковородку, кто чугунку. Приносили и просто дарили: «Это хозяину дома от нас, добрых жителей вот этого села», ну а потом устраивали чаепитие. 

Особенно славились своей любовью к чаю чалдоны — этнокультурная группа старожилов Западной Сибири, считающая себя потомками первопроходцев казаков, выходцев с рек Чала и Дона, откуда будто бы пошло и их коллективное название. (В Восточной Сибири так могут называть потомков метисов — русских с сибирским коренным населением.) Они настолько пристрастились к этому напитку, что даже их название интерпретировалось поздними российскими переселенцами как чайдоны, в том смысле, что «чай дают». На приезжих производило сильное впечатление, когда за одно чаепитие с ведерным самоваром чалдоны выпивали пять-шесть и более стаканов. «Пили чай из блюдечка. Ставили самовар, наливали в чашку, потом в блюдечко. Это чалдоны. Сахар большими головками», — вспоминали пожилые женщины из села Большеречье Омской области. Чалдоны настолько привязывались к этому напитку, что даже становились зависимыми от него, и его отсутствие вызывало у них недомогание: «Вот у меня свекровь, она у меня тоже чалдонка. Я приезжаю к ней, она, если только чаю нет, они ждут, что привезут (…), или вот так платочком голову завяжут ― мол, голова болит. Чая нет ― голова болит, если долго нет чая».

Старообрядцы же, несмотря на бытовавшую в XIX — начале ХХ в. моду, осуждали потребление покупного китайского чая, что нашло отражение в народных поговорках, например: «Чай проклят на трех соборах, а кофе на семи», «Кто пьет чай, тот спасения не чай». Они предпочитали следовать старым русским традициям и пили травяные отвары или заварки в виде смородишника, малинника, иван-чая, из сборов калинового, черемухового цветов и прочих растений. В отличие от старообрядцев Центральной России и Поволжья, примирившихся с чаепитием, многие сибирские сторонники староверия не употребляют чай и в начале XXI века. В разного рода духовных поучениях, Цветниках интерпретируются запреты, принятые в старообрядческой среде. В главе о запрете на употребление табака, чая и кофе, взятой из книги Феодора Вальсамона, архиепископа Антиохийского, сказано: «Аще кто дерьзнет пити чаю той отчается самого Господа Бога, да будет предан тремя анафема». Здесь в основе убеждения лежит простое фонетическое созвучие: от чая — отчается. Бухтарминские старообрядцы Южного Алтая отказывались пить чай, потому что чай делает поганый китаец, поклоняющийся дракону. «Согласно полевым данным, наиболее распространенным у старообрядцев Западной Сибири объяснением нечистоты чая является то, что самовар блестит, как змеиное пузо», — отмечает Елена Фурсова. 

Широко распространившийся в России чай, однако же, далеко не сразу проник на украинские и белорусские земли, поэтому южнорусские, украинские и белорусские переселенцы, прибывавшие в Сибирь в конце XIX — начале ХХ в. мощным потоком, нередко относились к традиции чаепития с настороженностью. «Так, когда молодые члены семьи белгородских переселенцев Трофимовых захотели купить самовар, то начинание не нашло поддержки у старших ― родителей и дедов. Белгородские бабушки объясняли свое нежелание пользоваться самоваром его греховностью: “Ой, дети, грешно, грешно! Самовар, он же нечишанный, грязный, с него нельзя пить”», — рассказывают исследователи.

Ученые записали немало рассказов, свидетельствующих о том, как незнание культурных особенностей, традиционного этикета чаепития мешало взаимопониманию чалдонов и российских крестьян. Так, колыванская жительница А. С. Овчинникова вспоминала, как ее отцу, выходцу из Симбирской губернии, было отказано при сватовстве по причине его «крайнего простодушия». Он пришел в чалдонскую семью сватать девушку и, как показалось родителям будущей невесты, чересчур активно угощался предложенными яствами ― конфетами, пряниками и прочим. Именно это не понравилось родителям: в чалдонском застолье по заведенному правилу, если брали сахар к чаю, то, выпив чашку, клали его остатки обратно в сахарницу; примерно то же и с другими сладостями. Жениху было невдомек, почему, приняв его столь радушно, чалдоны отказали в руке дочери.

Тем не менее чаепитие с самоваром поздними российскими переселенцами рассматривалось как весьма престижное занятие, символ достатка и высокого социального положения. «Так, в начале ХХ века парень, приехавший из другой деревни к родственникам, пошел на игрища и познакомился с местной девушкой из переселенческой семьи. Она ему понравилась, и он решил похитить ее и увезти домой. Сделав вид, что собирается уехать, он попросил ее посветить фонарем у коня и, когда она вышла, прихватил ее полой тулупа и увез. Когда родственникам девушки сообщили о случившемся, они кинулись ночью в погоню за вором в соседнюю деревню. Однако, ворвавшись в избу обидчика, чтобы отбить дочь, они неожиданно умерили свой гнев. Причиной было присутствие на столе начищенного самовара — признака семьи с хорошим достатком. Выяснив, что дочь сама не против такого развития событий, стали договариваться о свадьбе», — рассказывает исследовательница.

«Таким образом, традиции сибирского чаепития старожилов (не старообрядцев) оказали значительное влияние на формирование региональной и этнокультурной идентичности сибиряков в широком понимании этого слова — как жителей Сибири», — пишет Елена Фурсова.

Исследователи подчеркивают: несмотря на свою популярность в конце XIX — начале ХХ в., китайский чай был всё же относительно новым элементом для культуры славянского населения Сибири. На это указывает и то, что он, в отличие от всевозможных взваров, киселей, не входил в обрядовые комплексы (например, в свадебный, поминальный и другие). В календарных обрядах чай был включен в качестве угощения во время развлекательных моментов праздников. 

Материал подготовлен на основе статьи «“Чай пили, в ложки били…”: этнокультурная идентичность в практиках чаепития русских сибиряков XIX — начала XX в.», Е. Ф. Фурсова, «Вестник археологии, антропологии и этнографии» (№ 3 (50), 2020 г., с. 159—169). Работа выполнена при поддержке РФФИ, проект № 18-09-00028.

 

Фото предоставлены Еленой Фурсовой