Мне не нужно ни богатой природы, ни великолепной композиции, ни эффектного освещения, никаких чудес — дайте мне хотя лужу грязную, да чтобы в ней правда была поэзия, а поэзия во всем может быть, это дело художника.

П.М. Третьяков

Искусство должно быть увиденным, услышанным, прочувствованным. Рукопись, лежащая в ящике стола; картина, пылящаяся под простыней на чьем-то чердаке; мелодия, записанная, но не сыгранная, — если произведение оторвано от людей, то его все равно что нет. Говоря об искусстве, часто упоминают о триаде «творец — творение — зритель», совершенно забывая о том, что находится между этими понятиями, там, где автор этого текста беззаботно поставил тире. Первый прочерк — это труд автора, акт созидания. Второй — это труд издателя, куратора. Как и в мифе о Прометее, люди редко вспоминают тех, кто приносит им огонь. Но в год 130-летия крупнейшего собрания русского искусства в нашей стране мы вспомним того, кто стоял у его истоков, — Павла Михайловича Третьякова.

Сам Павел Михайлович вряд ли захотел бы сегодня выслушивать восторженные эпитеты от многотысячной толпы почитателей. «Невидимость» собирательского труда его устраивала. Что говорить! Когда 15 августа 1893 г. в его доме в Лаврушинском переулке для всеобщего бесплатного посещения открылась «Московская городская галерея Павла и Сергея Михайловичей Третьяковых», виновник торжества находился в Европе, подальше от шумихи. Люди должны были сосредоточиваться на художниках, на их картинах, но не на нем.

Увы, желанию Павла Михайловича остаться в тени не было суждено сбыться. Еще при жизни его ожидало признание, от которого он всячески отнекивался. В среде художников быть автором картины, которую Третьяков избрал для своей галереи, означало остаться в истории русского искусства. «Каково же было мое изумление и моя радость, когда примчавшийся прямо с выставки Сережа [Дягилев] сообщил, что только что там побывал П.М. Третьяков и что он купил мою картину, да, кажется, только ее из всей выставки счел достойной попасть в свою галерею», — писал художник Александр Николаевич Бенуа.

Василий Суриков. Боярыня Морозова. 1887 г.

Василий Суриков. Боярыня Морозова. 1887 г.

Значимость труда Павла Михайловича для всего российского искусства была столь велика, что в 1896 г. его избрали почетным гражданином Первопрестольной — «За великую заслугу пред Москвою, которую он сделал средоточием художественного просвещения России, принесши в дар древней столице свое драгоценное собрание произведений русского искусства». Император Александр III, в свою очередь, намеревался произвести купца в дворянство, однако Павел Михайлович отказался от этой чести.

Третьяков был щедрым человеком, и щедрость эта не заканчивалась на покупке картин. Его средства шли в помощь исследовательским экспедициям, приютам и больницам, училищам. Музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина также многим обязан Павлу Михайловичу. Но вторым по важности свойством характера этого человека была его смелость. Купец не стеснялся выставлять в своей галерее картины, вызывающие негодование критиков или цензуры.

Илья Репин. Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года. 1885 г.

Илья Репин. Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года. 1885 г.

«Иван Грозный с убитым сыном. Сегодня я видел эту картину и не мог смотреть на нее без отвращения... Удивительное ныне художество: без малейших идеалов, только с чувством голого реализма и с тенденцией критики и обличения. Прежние картины того же художника Репина отличались этой наклонностью и были противны», — такова была реакция обер-прокурора Синода и «серого кардинала» Александра III Константина Петровича Победоносцева на знаменитую картину, выставленную в галере. «Из всего, что у нас делается теперь, в будущем первое место займут работы Репина, будь это картина, портреты или просто этюды», — ответствовал Третьяков.

Его не пугало даже соперничество с императором, тоже большим ценителем отечественного искусства. Множество раз купцу удавалось увести буквально из-под носа у государя полотна, которые тот намеревался приобрести. Один такой случай с его картиной «Догорающий костер» описывал художник Аркадий Александрович Рылов: «Комиссия музея Александра III в Петербурге постановила приобрести картину, но, пока писали протокол, Третьяков поторопился внести заведующему выставкой задаток и картина осталась за ним». Дошло до того, что появилось распоряжение ничего не продавать с выставок, пока их не посетит император. Тогда Третьяков начал покупать картины прямо в мастерских.

Исаак Левитан. Над вечным покоем. 1894 г.

Исаак Левитан. Над вечным покоем. 1894 г.

Павлу Михайловичу доверяли настолько, что художники порой прислушивались к его просьбам переписать свои картины. Исправить лицо или образ, поправить цвет... В случае с Ильей Ефимовичем Репиным дошло до смешного — тот начал исправлять уже вывешенные в галерее картины. Однажды он пробрался в здание в момент отсутствия Третьякова и исправил тон головы Ивана Грозного. После этого случая хранителям был дан строгий наказ не подпускать художника к его работам.

Искусство нужно не только создать. Его необходимо еще и правильно преподнести. Творчество куратора заключается в том, чтобы из разрозненных образов и картин художника или художников собрать цельную историю, идею, образ, которые будут воздействовать на зрителя сильнее обычного. Именно в галереях целое становится больше суммы его отдельных частей, и Третьяков был одним из первых людей в России, который понимал это особенно ясно.

Берегите культуру, берегите тех, кто ее создает. И, как завещал нам Павел Михайлович Третьяков, «берегите галерею и будьте здоровы».

Источник фото на главной и на странице: Государственная третьяковская галерея