Целый год в Антарктиде: как это было? Интервью с сейсмологом Единой геофизической службы РАН Айнуром Галиным

Сейсмолог и писатель-фантаст Айнур Галин стал участником 68-й Российской антарктической экспедиции и провел целый год на Южном полюсе. Экспедиция, стартовавшая в ноябре 2022 г., завершилась этой весной и принесла много интересных результатов. О своих исследованиях на самом холодном материке планеты и впечатлениях от пребывания на антарктической станции «Новолазаревская» ученый рассказал в интервью для «Научной России».

Справка: Айнур Жамилович Галин ― заведующий сектором сейсмологического мониторинга Антарктиды Федерального исследовательского центра «Единая геофизическая служба Российской академии наук» (ФИЦ ЕГС РАН), полярник, писатель-фантаст, автор серии книг «Иной мир. Морпехи» и «Лабиринты миров». Ученые Единой геофизической службы РАН занимаются исследованиями в области сейсмологии и геофизики, ведут непрерывный сейсмический мониторинг по всей России, прогнозируют цунами на Дальнем Востоке и наблюдают за вулканической активностью на Камчатке, а еще следят за медленными геодинамическими процессами в земной коре, деформацией земной поверхности и множеством других скрытых от наших глаз явлений.

― Какими научными задачами вы как сейсмолог занимались в экспедиции?

― Круг моих задач был обусловлен летним сезоном: лето в Южном полушарии приходится на период с декабря по февраль. В первую очередь мне предстояло провести разведку местности (так называемую рекогносцировку станций) для установки нового сейсмологического оборудования. В советское время такое оборудование у нас работало только на двух станциях, но теперь перед нами стоит задача расширить эту сеть станций до максимально возможного количества: как минимум запустить еще три новых. Для этого я изучал состояние инфраструктуры на станциях, исследовал местность и составлял перечень необходимых технических средств. Я также посетил станции «Мирный», «Прогресс» и «Молодежная».

― Это ведь большая редкость, когда полярнику удается побывать на нескольких отечественных станциях?

― Да, причем за одну экспедицию. В этом плане мой случай довольно нетипичен. Мы также планировали попасть на станции «Русская», «Ленинградская» и «Беллинсгаузен», и тогда это путешествие можно было бы назвать малой кругосветкой ― это когда судно обходит вокруг континента, — но в силу определенных обстоятельств сделать это не получилось. В будущем я бы очень хотел увидеть эти места, а еще побывать на знаменитой станции «Восток», где мы планируем разместить сейсмологическое оборудование.

― А сколько всего российских станций в Антарктиде?

― Десять. Пять из них ― круглогодичные («Беллинсгаузен», «Восток», «Мирный», «Новолазаревская» и «Прогресс»), а пять ― сезонные.

За одну экспедицию мне удалось посетить четыре из десяти станций, и это считается большой удачей.

― Это была ваша первая поездка в Антарктиду?

― Да. Мне повезло, что в первую свою поездку я смог поработать над большим количеством разных задач. Главной из них была модернизация аппаратуры на станции «Новолазаревская», открытой еще в 1962 г. До 1999 г. там было установлено аналоговое оборудование, а затем оно сменилось цифровым. На станции работал специалист, занимавшийся в том числе сбором и обработкой данных. По завершении экспедиции он передавал этот накопленный массив информации на Большую землю. Таким образом, данные приходили туда с запозданием на год, а то и больше. Это, конечно, не устраивало ученых, и впоследствии благодаря появлению сотовой связи на станциях ситуация изменилась в лучшую сторону. Сегодня в Антарктиде есть даже интернет, и, хоть скорость соединения весьма скромная, ее хватает, чтобы отправить письмо или почитать новости.

Главная проблема Антарктиды заключается в том, что передача данных в режиме реального времени там крайне затруднена.

― Практически космос.

― Именно. Нечто похожее я испытал, когда впервые попал на Южный полюс. Ты выходишь из здания станции, окидываешь взглядом этот панорамный вид, и тебя охватывает легкая эйфория, чувствуешь, что ты на другой планете, как колонизатор. Представьте, 30 человек в течение года совершенно отрезаны от цивилизации, от человечества… пользуются лишь тем, что привезли с собой, и полагаются только друг на друга. Разве это не удивительно?

― Только ты и пустота вокруг.

― Да. Наша станция «Новолазаревская» состоит из нескольких жилых, административных и технических помещений. Там также есть отдельные научные павильоны. И все это находится в оазисе. В Антарктиде оазисом называется свободное ото льда пространство. Как таковой земли там нет, только выходы скальных пород, камни и снег. Он ослепительно белый. А вот лед вокруг имеет серо-голубоватый цвет.

В Антарктиде любой кусок льда, который вы держите в руках или видите перед собой, может иметь возраст от сотен тысяч до миллионов лет! Никогда не угадаешь, сколько ему лет, но одно известно точно: он очень древний.

― Первое впечатление по прибытии сильно отличалось от ваших представлений об Антарктиде?

― Я был очень хорошо подготовлен к этой поездке, поэтому кардинальной разницы не заметил. Общаясь с более опытными полярниками, я уже примерно понимал, что собой представляет Антарктида. Я спрашивал у старших коллег, что мне взять в путешествие, на какие моменты обратить внимание и т.д. Кроме того, я изучал техническую документацию и художественную литературу по теме: произведения В.М. Санина и других авторов. Побывав в Антарктиде, я понял, что эти писатели изобразили ее такой, какая она и есть. Их романам уже более 50 лет, но с тех пор ничего не изменилось.

― Вы ведь тоже сейчас пишете новую книгу?

― Да, это будет художественный роман об Антарктиде. Я долго размышлял о сюжете и о том, в каком жанре мне лучше писать, спрашивал совета у более опытных коллег. Мы пришли к выводу, что повестей о полярниках уже предостаточно и они в целом повторяют друг друга, поэтому я решил рассказать об обычных людях, волей судьбы оказавшихся на самом холодном континенте Земли.

Герои моего нового романа пытаются выжить на антарктической станции «Молодежная» без какой-либо помощи извне.

― Когда ждать выхода книги?

― Я написал уже около четверти. Надеюсь, что к концу лета осилю ее полностью.

― Какие из впечатлений об Антарктиде вам больше всего хотелось бы воплотить на страницах романа? Может быть, вам снились какие-то необычные сны или было еще что-то, вызвавшее восторг и удивление?

― В первую очередь меня впечатлили экстремальные погодные условия. Я люблю, когда погода показывает свое нутро и «грубость» по отношению к человеку. Мне нравятся сильные ветры и холода. А еще в Антарктиде очень низкая влажность, около 20‒23%, то есть там суше, чем в пустыне Сахара! Не менее экстремальным, чем сама Антарктида, был и путь к ней. Когда мы шли на научно-экспедиционном судне по океану, я потерял ощущение земли под ногами.

Полгода в условиях постоянных штормов и качек в очень замкнутом пространстве резко контрастировали с прибытием на станцию «Новолазаревская», где душа мечется по бескрайним просторам, не зная, куда податься, и ты наконец-то чувствуешь землю под ногами.

Все свободное от работы время я уделял исследованию оазиса. Я исходил его вдоль и поперек, осмотрел все ближайшие примыкающие к нему льды и шельфовые ледники. Это было очень интересно и познавательно.

― Не было ощущения, что вокруг все одинаковое?

― В первое время такое ощущение действительно есть, но затем глаза и разум привыкают к окружающей обстановке, ты начинаешь лучше ориентироваться во времени и пространстве и понимаешь, где именно находишься. Если сейчас мне показать любую фотографию, сделанную в районе нашей станции, я примерно смогу определить, в какой точке она была снята и в какое время года.

― Но для неподготовленного человека, наверное, все это ― одно и то же…

― Совершенно верно. К Антарктиде нужно привыкнуть. Там есть невидимые ориентиры. Сначала ты не обращаешь на них внимания, но потом начинаешь узнавать их и они помогают понять, где ты находишься.

― А какие ориентиры, например?

― Горы, хребты, сопки и т.д. Изначально они кажутся похожими друг на друга, но на самом деле это не так. Из каждой точки местности они выглядят по-разному.

 ― Расскажите, пожалуйста, еще о погоде на станции.

― По погодным условиям все наши станции очень отличаются друг от друга. На прибрежных станциях «Мирный», «Прогресс», «Новолазаревская» погода очень комфортная. Самый мягкий климат ― на станции «Беллинсгаузен», находящейся в субантарктической зоне. Там, на архипелаге островов, даже растет зелень. На нашей станции «Новолазаревская» температура воздуха летом может достигать +5 ℃, а зимой −35‒37 ℃. Но самое страшное в Антарктиде ― это не холода, а сильнейшие ветры и дульники (ветры без снега), из-за которых в воздух поднимаются поземка и крошки льда. В таких условиях дальше вытянутой руки ничего не видно и очень легко заблудиться, поэтому выходить из своих жилищ строго запрещается.

― Каким был ваш распорядок дня?

― Моя основная задача заключалась в полной замене аппаратуры на станции. Затем я проводил стресс-тесты системы, чтобы в случае какой-то нештатной ситуации она в любое время дня и ночи могла работать в автоматическом режиме. Как сейсмолог я также должен был заниматься мониторингом землетрясений, которые не привязаны ко времени и могут произойти когда угодно. В мои обязанности входили регистрация сейсмической активности, обработка информации и отправка этих данных в геофизическую службу. У каждого из 30 членов команды был свой индивидуальный распорядок дня. Общим в нашем графике был только прием пищи.

― Как долго длилась физиологическая адаптация организма?

― Все прошло довольно гладко и быстро. У меня не было ни бессонниц, ни каких-то психологических расстройств. Я знал, куда еду и какие меня ждут условия, поэтому проблем не возникло. Кроме того, опытные полярники всегда следят за физическим состоянием новичков и помогают им. Наша станция «Новолазаревская» достаточно комфортна для проживания, в сравнении с другими станциями, например с «Востоком», где кругом сплошной лед, а еще ― низкое давление и экстремально низкая температура воздуха.

― На станции были врачи?

― Да, хирург и анестезиолог. Врачи на антарктической станции нужны в первую очередь для каких-то экстренных мероприятий, для спасения жизни, а не для лечения хронических заболеваний, поэтому все участники команды перед поездкой проходят обязательный медосмотр, и людей с серьезными проблемами (сахарный диабет и т.п.) к экспедиции не допускают. Перед путешествием также необходимо вылечить все зубы. Это тоже проверяют. Кроме того, нужно сдать разные анализы крови, чтобы исключить наличие скрытых патологий, которые в экстремальных погодных условиях Антарктиды с большой долей вероятности могут обостриться.

― А как обстояли дела с питанием?

― Наша диета была в основном мясной. Овощей и фруктов в условиях антарктической зимовки обычно не бывает, и к этому нужно быть готовым. Да, их привозят, но такую скоропортящуюся еду съедают буквально за два месяца, а вот мясо и крупы на станции всегда в наличии.

В сутки полярнику необходимо потреблять около 4,5 тыс. ккал ― в два раза больше, чем человеку в обычной жизни.

Кстати, на станциях в Антарктиде нет той воды, к которой мы привыкли. Там есть только талая вода, или, как мы ее называем, мертвая вода. Она вымывает соли и кальций из организма. Так что если у человека есть какие-то стоматологические проблемы, зубы могут начать разрушаться.

― Доставить обычную бутилированную воду в Антарктиду настолько трудно, что полярникам приходится растапливать лед и снег?

― Чтобы хоть как-то обеспечить минерализацию организма, минеральную воду все-таки привозят: около нескольких тонн бутилированной минеральной воды. Их каждую неделю раздают полярникам, но этого все равно недостаточно. А привозить обычную воду — очень дорогое удовольствие: доставка одного литра питьевой воды в Антарктиду обходится в несколько тысяч рублей.

― От знакомых полярников я слышала, что практически в каждой антарктической экспедиции кто-то умирает. Это правда?

― Я не владею статистикой по этому вопросу, но различные несчастные случаи действительно возможны. Очень многое здесь зависит от того, насколько тот или иной человек соблюдает установленные требования безопасности.

― То есть несчастные случаи в основном связаны с несоблюдением правил безопасности? Каких, например?

― Да. Есть хрестоматийный пример 1956 г. из советской истории. Молодой полярник ушел под лед вместе с трактором в ходе первой советской антарктической экспедиции в районе станции «Мирный». Команда разгружала судно, но лед проломился под грузовыми санями и один из тракторов застрял в ловушке. Тогда член экспедиции Иван Хмара, нарушив все правила безопасности, в попытке исправить ситуацию быстро запрыгнул в кабину трактора, закрыл за собой дверь и попытался выехать. Но это лишь привело к трагической гибели полярника. Трактор вместе с санями провалился под воду.

― Какие еще факторы чаще всего приводят к летальному исходу?

― Самый опасный человеческий фактор, на мой взгляд, — это пониженный инстинкт самосохранения. Как я уже говорил, при сильном ветре, около 30‒35 м/с, выходить из помещения строго запрещается. Есть риск заблудиться и достаточно быстро замерзнуть. И тем не менее мировая история знает немало примеров, когда это требование не соблюдалось.

― Часто ли болеют полярники?

― Заболеть в Антарктиде достаточно сложно: этот континент считается практически стерильным. Там нет вирусов, бактерий и грибков. Именно поэтому у полярников, находящихся в Антарктиде около полугода, иммунитет начинает ослабевать и первый же контакт с человеком, прибывшим с Большой земли, влечет за собой температуру, насморк и т.п.

― А что насчет психического состояния? Как на нем отражаются холод, изоляция и монотонная работа? Не было ли у вас ощущения заторможенности?

― Нет. Я бы сказал, что ты просто становишься более спокойным. Жизнь в Антарктиде очень размеренная. Есть понятный распорядок: завтрак, обед, ужин, сон, работа. Спешить никуда не нужно. Суета не приветствуется, потому что она может приводить к каким-то нештатным ситуациям. К такому режиму привыкаешь не сразу, людям приходится преодолевать бурную энергию, которая в них скопилась. Мы ведь привыкли все время торопиться, быть энергичными, встречаться с разными людьми и постоянно ездить по делам. А здесь этого нет.

На психологическую акклиматизацию уходит около одного-двух месяцев. Но когда этот этап пройден, ты начинаешь ценить размеренность и спокойствие, царящие в Антарктиде.

― После такого, наверное, сложно возвращаться на Большую землю. Вы скучали по этой размеренности, когда вернулись?

― Я до сих пор скучаю, а в первое время даже избегал общества людей. Я также стал острее чувствовать запахи, отвык от загазованности больших городов. Заново пришлось привыкать к магазинам и к необходимости ходить куда-то и выбирать товары, в том числе еду, тратить деньги. В Антарктиде такой проблемы не было: мы, по сути, жили на всем готовом.

― Планируете вернуться на Южный полюс?

― Обязательно. Мы разрабатываем программу по расширению сейсмологической станции, и я надеюсь, что этот проект будет реализован. Я думаю, что каждый должен мечтать попасть в Антарктиду. Это совершенно другой мир. На Большой земле таких красот не найти, да и таких замечательных товарищей тоже. Люди там необыкновенные. Каждый человек, которого я повстречал в Антарктиде, — это человек с большой буквы. Я их всех очень люблю и уважаю и хотел бы поработать с ними еще.

Интервью проведено при поддержке Министерства науки и высшего образования РФ

Автор фото на заставке видео и на главной странице сайта: Айнур Галин / ЕГС РАН