«Научная Россия» побывала в Архангельске и встретилась с Олегом Дмитриевич Кононовым ─ членом-корреспондентом РАН, советником директора ФИЦ КИА им. Н.П. Лаверова УрО РАН, доктором сельскохозяйственных наук. Мы обсудили мелиоративную науку, вопросы сохранения арктической тундры и нехватку кадров в сельском хозяйстве.
─ Олег Дмитриевич, Архангельская область расположена в зоне избыточного увлажнения, фактически стоит на болотах. Что делается для того, чтобы устранить избыточное увлажнение, как развивается сельское хозяйство в этих условиях?
─ Да, действительно, наши почвы избыточно увлажнены. Это обусловлено равнинным рельефом и слабой водопроницаемостью подстилающих пород, превышением выпавших осадков над испарением. Очень много воды, очень много болот ─ сухих сельскохозяйственных угодий в регионе фактически нет. Все наши сельхозугодия в основном требуют мелиоративного воздействия, то есть осушения.
Сельским хозяйством на севере России начали заниматься очень давно, с момента освоения этой территории новгородскими переселенцами в конце Х века. Но вот мелиоративной науки как таковой не было вплоть до 1914 года. Тогда, по многочисленным просьбам крестьян, в регионе было создано первое научное учреждение по вопросам осушения земли ─ Архангельская опытно-мелиоративная станция. Она была наделена земельным участком площадью в 403 гектара для научных целей, который был осушен различными видами дренажа: включая деревянный, керамический, пластмассовый дренаж, с разными расстояниями между дренами, с разными диаметрами дрен, чтобы можно было изучать, какой же все-таки вид дренажа или какой способ осушения более эффективен. Изучение эффективности осушения проводилось на пойменных землях. Почему на пойме? Потому что пойменные земли наиболее плодородны для сельскохозяйственного освоения и их площадь составляет более 30% сельскохозяйственных земель. Этот успешный опыт потом распространялся по сельхозпредприятиям региона.
Мелиоративная наука требовалась и при строительстве города Архангельска. В это время Архангельск уже начал застраиваться и развиваться. Строительство происходило на сильно заболоченной территории и здесь была крайне необходима мелиоративная наука. Изначально все улицы Архангельска были дощатыми, потому что проложить асфальт на болоте было невозможно. То же самое касается и домов. Даже сейчас, гуляя по Архангельску, вы можете увидеть старые деревянные дома и тротуары ─ наследие того времени.
Ученые Опытно-мелиоративной станции изучали болота в естественном состоянии, занимались сельскохозяйственным освоением осушенных болот; торф верховых болот часто шел на удобрения и в качестве подстилки для скота. Можно сказать, что и сельскохозяйственная наука в регионе берет свое начало с тех пор. Для нашего региона мелиоративная наука очень важна. Потребность в подобных научных изысканиях и сегодня очень актуальна.
─ А сейчас мелиорация земель проводится?
─ Нет, к сожалению, сейчас мелиорация не проводится. На сегодняшний день в Архангельской области осушено 84 тысячи гектаров земли. В связи с перестройкой в 1990-х годах и реформой в сельском хозяйстве большая часть крупных сельхозпредприятий региона была ликвидирована, и потребность в столь активном землепользовании, как ранее, отпала. Появились неиспользованные земли, которые, к сожалению, сейчас пустуют, зарастая бурьяном и лесокустарниками. Чтобы привести эти земли в надлежащий вид, нужны большие финансовые вложения. Необходимо ремонтировать осушительную сеть, проводить коренное улучшение земель, которое включает в себя огромный объем работ. Жаль, что вложенные капиталовложения в мелиоративное строительство объектов, сейчас не дают отдачи. Однако я уверен, что со временем мы все равно вернемся к возрождению мелиорации в регионе, потому что на Севере без мелиоративной науки не может эффективно развиваться сельское хозяйство.
─ Какую площадь Архангельской области сегодня занимают болота?
─ Болота в регионе занимают около 20% всей территории Архангельской области. В некоторых районах достигают 50% и более. Болота подразделяются на верховые, низинные, переходные; в нашем регионе наибольший процент приходится на верховые болота. Их структура такова, что они имеют подстилку ─ около 30 сантиметров, а затем идет слаборазложившийся торф, который можно использовать в качестве подстилки для животных, а также для отопления. В некоторых районах нашего региона такие работы уже выполнялись: заготовлялся торф, из которого прессовали брикеты и поставляли их для отопления производственных и жилых зданий. А еще на верховых болотах Архангельской области растут наши знаменитые морошка и клюква ─ очень вкусные и полезные ягоды.
─ Местная тундра очень подвержена эрозивным процессам. Как решается этот вопрос?
─ Действительно, эрозивные процессы в тундре являются большой проблемой. Растительность тундры очень ранима. Ее поверхностный растительный слой очень слабый, и достаточно, например, даже одного проезда гусеничной техники, чтобы уничтожить его, а восстанавливаться он будет десятилетиями.
Сейчас во всем мире арктическим территориям уделяется очень большое внимание, потому что Арктика содержит большие запасы углеводородов и полезных ископаемых. Стали строиться нефтяные вышки, вахтовые поселки, трубопроводы, дороги и подъезды. По этой причине ежегодно из оборота оленьих пастбищ выходят десятки и сотни гектаров земли, а самовосстановления нарушенных земель ждать приходится очень долго. За нарушение почвы в зоне арктической тундры нефтяники несут ответственность. Поэтому они вынуждены обращаться к ученым для решения вопросов рекультивации нарушенных земель. В результате проводимых научных исследований по данной теме мы пришли к выводу, что нарушенные земли можно восстанавливать путем биологической рекультивации. Это решение и было предложено нами в качестве основного.
─ Как происходит эта рекультивация земель?
─ Восстановить поврежденный слой почвы возможно только путем залужения, то есть посевом многолетних трав на этих площадях. В частности, для этих целей на Котласской сельскохозяйственной опытной станции создаются сорта многолетних трав, устойчивых к экстремальным условиям Арктики. Это, например, такие травы как овсяница луговая, овсяница красная, ежа сборная, тимофеевка и др.
Самый лучший сорт таких многолетних трав, выращенных на Котласской сельскохозяйственной станции, пожалуй, ─ это овсяница красная. Ее уже высеивали в условиях Арктики, где вечная мерзлота, и оттаивает только верхний ее слой, и она очень хорошо приживалась, происходило быстрое залужение нарушенных площадей.
─ А эти новые травы не мешают росту исконной растительности тундры?
─ Нет, даже наоборот: в условиях такого искусственного залужения местные популяции трав начинали расти еще быстрее. В целом, это очень большая и кропотливая работа. Понятно, что многолетние травы подбираются таким образом, чтобы они не мешали, а, напротив, помогали местной флоре быстрее восстановиться.
─ Сколько же гектаров тундры вы уже восстановили?
─ В настоящее время в НАО нарушено более 7000 гектаров тундры. Биологическая рекультивация пока проведена на территории около 1000 гектаров. Так что работы предстоит еще очень много.
─ Какая тундровая растительность наиболее ценна?
─ Северные олени поедают значительную часть дикорастущих растений разных видов, произрастающих в тундре. Их более 500 видов. Основные корма, используемые оленями, подразделяются на кормовые лишайники, кормовые растения, которые обладают набором всех питательных веществ, необходимых для животных, а также грибы. Летом олени кормятся травой, а зимой переходят на питание ягелем.
─ Кстати, об оленях. Правда ли, что сейчас острая нехватка специалистов по научной работе с оленями?
─ Не то, что нехватка ─ их вообще нет. Я имею в виду прежде всего специалистов для научной работы по совершенствованию оленеводства. Это профиль зоотехника, ветеринара со специализацией оленеводство. Таких готовых специалистов нигде не получить, потому что их никто и не учит: ни один вуз не занимается подготовкой специалистов оленеводов. Условия работы в тундре очень суровые и некомфортные ─ непросто заманить туда молодого специалиста.
─ Оленеводов тоже не хватает?
─ Да, их тоже дефицит. В современных реалиях, когда в тундру пришли промышленные предприятия, те же ненцы, например, уже постепенно отходят от оленеводства. Они не хотят больше жить в чумах ─ они хотят жить в городе, в квартирах, а нефтяные компании, в свою очередь, все это им предоставляют. Поэтому пастухов-оленеводов сейчас очень сложно найти. Понимаете, в тундре жизнь очень сложная, ведь пастухи должны постоянно кочевать по тундре. Оленеводы живут не оседло, а все время передвигаются. Строить чум каждый раз в новом месте, следить за многочисленным стадом оленей, прокладывать маршруты в заснеженной тундре ─ это очень тяжелая и сложная работа, к тому же совсем не высокооплачиваемая.
Сейчас уже выросло совершенно другое поколение людей. Раньше профессия оленевода из поколения в поколение передавалась в одной семье, у ненцев было понимание, что оленеводство ─ это их главный промысел. Сегодня же мир предоставляет массу других возможностей, поэтому в оленеводство идут гораздо реже. А если просто привести человека, не знающего тундры, и назначить его пастухом-оленеводом, то, скорее всего, ничего хорошего из этого не выйдет. Для этой профессии человек должен родиться и вырасти в тундре чтобы хорошо справляться с этой работой.
─ Такая тенденция наблюдается только в России?
─ Нет, я думаю, что во всем мире сейчас есть нехватка оленеводов. Молодежь не хочет идти в эту профессию. Как их привлечь? Это очень большая проблема.
─ А что насчет сельского хозяйства в целом?
─ В целом, могу сказать, что в сельском хозяйстве тоже есть дефицит специалистов: не осталось, по сути, агрономов. Ну не идет молодежь учиться на агронома.
Агрономы выполняют самые различные работы, связанные с сельским хозяйством, и обладают всесторонними знаниями в этой области. Они занимаются семеноводством, возделыванием сельскохозяйственных культур, тепличным хозяйством и т.д. Вырастить любую культуру и получить хороший урожай без агронома невозможно. Поэтому я очень надеюсь, что в ближайшем будущем такие специалисты в сельском хозяйстве все же появятся.
