Материал впервые появился на портале «Научная Россия» 13 июля 2018 г. К 95-летию со дня рождения Сергея Петровича Капицы мы вновь публикуем его.
Петр Леонидович Капица, один из инициаторов создания МФТИ, так сформулировал принципы «системы Физтеха»:
-
Подготовка студентов по специальности проводится непосредственно научными работниками базовых институтов на новом техническом оборудовании этих учреждений.
-
Подготовка в базовых институтах предусматривает индивидуальную работу с каждым студентом.
3. Каждый студент должен участвовать в научной работе начиная со второго-третьего курса.
4. При окончании института студент должен владеть современными методами теоретических и экспериментальных исследований, иметь достаточные инженерные знания для решения современных технических задач.
(«За науку», многотиражная газета МФТИ, № 13-14, 10.06.1965)
Работа в Физтехе заняла в моей жизни существенное место. В 1946 г. было создано учебное заведение совершенно нового типа — Московский физико-технический институт (МФТИ).
Этот институт был задуман рядом наших крупнейших ученых, в первую очередь физиков, еще до войны. В 1938 г. в «Правде» появилась статья под названием «Нужна высшая политехническая школа», в которой формулировалась необходимость создания передовой школы, где учеба могла бы совмещаться с практической работой. В университете этого достичь не удавалось, а особенно велик разрыв между наукой и образованием был в области физики. В Физическом институте Академии наук СССР, в Институте физических проблем наука стояла на высоком уровне, но мало кто из крупных ученых имел возможность преподавать в Московском университете. Между этими организациями была большая напряженность, и это, конечно, мешало воспитанию молодых кадров.
Прошла война, взорвалась атомная бомба. Этот технологический прорыв показал, насколько важен союз между наукой и практическими возможностями, которые эта наука дает. Идея Физтеха получила новое движение. В результате сложных переговоров, в которых большую роль сыграли отец и другие крупные ученые нашей страны, Петр Леонидович вместе с С. А. Христиановичем написали устав нового института и поставили перед руководством страны, в первую очередь перед Сталиным, вопрос о необходимости создания нового учебного заведения. Так был организован Московский физико-технический институт.
До этого считалось, что академическая наука должна быть отделена от образования и нельзя допускать совместительства преподавания и научной работы. В новом вузе, который был призван обеспечить процесс воспроизводства науки, главной заботой стало привлечение профессуры и молодых преподавателей из разных институтов Москвы. В Физтех пришли люди, которые занимались наукой, теоретической и экспериментальной, самых разных направлений.
В начале 1960-х гг. стало ясно, что Физтеху нужно дать новый импульс. Старые кадры, старые люди, которые его создали, должны были передать эстафету дальше. И тогда ректором Физтеха стал Олег Михайлович Белоцерковский, ученик Анатолия Алексеевича Дородницына, с которым мы вместе начинали работать в ЦАГИ. Потом он перешел в вычислительный центр Академии наук, а я — в ГеоФИАН, и наши пути разошлись.
В 1959 г. я начал читать в Физтехе курс электроники СВЧ и ускорителей, а с 1964 г. стал заведовать кафедрой общей физики, которую до этого возглавлял научный сотрудник Института физических проблем, член-корреспондент Академии наук Николай Евгеньевич Алексеевский*. Я заведовал кафедрой 35 лет, до 1998 г., посвятив этому делу половину жизни.
Это была очень интересная и ответственная работа, у нас было 130 преподавателей, половина из которых были совместителями из самых крупных исследовательских институтов Москвы разных ведомств: Академии наук, Атомного ведомства, ЦАГИ и многих других учреждений.
Кафедра физики и курс общей физики занимают центральное место в учебном плане, во всем учебном процессе Физтеха. Это определено значением физики в современной системе естественных наук. С одной стороны, физика стала основой наших представлений о природе в целом — от бесконечно удаленных галактик Вселенной до звезд и планет, мира живого и неживой материи, наконец, атома, ядра и самих элементарных частиц. С другой стороны, практически все достижения современной техники, множество технологических процессов стали возможными благодаря открытиям физики и пониманию природы, которая она дает. Именно в понимании природы вещей заключено все могущество физики как науки, и поэтому так ценно образование, которое дает физика.
Моя главная ответственность была даже не столько читать лекции — я читал механику на первом курсе, — сколько обеспечивать комплектацию профессуры этой кафедры. Надо было находить людей, которые действительно способны были учить, хотели учить и могли научить. Далеко не всегда эти способности соединяются в одном человеке. А нам нужно было найти именно таких людей, которые на почасовой основе раз в неделю приезжали бы в Физтех вести занятия. Часть из них читали лекции — это была наиболее сложная работа. Курс был един, программа была единой, но исполнение могло было разным. Я считаю, что так и должно быть, — каждый может по-своему аранжировать музыку, которую он играет.
Мы готовили молодых студентов на младших курсах, а затем они растекались по кафедрам различных специальностей. По той же системе их учили математике, и эта физико-математическая основа была единой для всех факультетов.
Первоначально «Курс общей физики» читался первые пять семестров, а позже он продолжался уже полных три курса и, как и раньше, завершался заключительным экзаменом. Это было уникальное событие. К экзамену привлекались не только преподаватели самой кафедры, но и ученые из основных базовых институтов. Таким образом, каждый год не только экзаменовались наши студенты, но и кафедра выносила на нелицеприятный смотр коллег результаты своей работы. Я сам при этом многому научился.
В основе нашей работы лежала идея, что мы должны добиваться не столько знаний, сколько понимания. Студенты представляли на экзамен собственное самостоятельное исследование или реферат какой-либо актуальной работы, выполненные под руководством преподавателя, ведущего семинарские занятия. Так, уже со студенческой скамьи устанавливалась связь поколений и происходил отбор учеников, что и привлекало к преподаванию работающих физиков очень высокой квалификации.
Экзаменов было два — устный и письменный. На письменном студенты решали задачи, причем каждый раз составлялись новые задачи. Придумать задачи для такого экзамена — это своеобразная творческая работа, способность человека поставить задачу для такого экзамена характеризует его творческий потенциал. И, как правило, наши совместители, люди, занимающиеся живой наукой, справлялись с этим гораздо лучше, чем профессиональные преподаватели, не связанные с корпусом мировой науки.
На устный экзамен студент приходил с вопросом, который он сам приготовил. Никаких билетов не было, можно было пользоваться любыми пособиями, любыми справочниками, записками. Нельзя было только одного — консультироваться с товарищами и преподавателями.
На экзаменах бывали разные анекдотические случаи.
Один раз я пришел на экзамен и вижу крайне затрудненную обстановку: сидит комиссия из трех человек, а перед ними высокая, симпатичного вида, но худая и изможденная девица, пытается что-то ответить. Видно, что ей как-то не по себе, да и экзаменаторам тоже не по себе. Я спрашиваю: «В чем дело?». — «Вот мы, говорит, не знаем, что делать, надо двойку ставить...» А я смотрю в ее зачетку и вижу лучшие отметки по физике за все предыдущие экзамены. А сейчас, судя по тому, что говорят преподаватели, «ни в зуб ногой». Я попросил девицу выйти и позвал преподавателя ее подгруппы. Он приходит. «Вот мы никак не можем разобраться с этой студенткой». — «Так она две недели назад родила двойню!» Тогда я потребовал поставить ей четверку или пятерку, а эти зануды говорят: «Вы имеете право повысить нашу оценку только на один балл. Мы ей ставим двойку, так что выходит не больше тройки!» — «Нет, — говорю, — ставьте ей четверку и отстаньте от нее». Я все-таки завкафедрой, так что пришлось им послушаться.
Как-то раз чуть ли не целый поток решил задачу с одинаковой ошибкой. Было очевидно, что произошла утечка информации. Мы стали выяснять, в чем дело, и обнаружили, что студенты наладили радиопередатчик и передавали решение задачи по радио. Такая целая операция. Через несколько часов после конца экзамена приехала на машинах страшно грозная комиссия, вооруженная какими- то специальными аппаратами. Это в КГБ прослушали сигнал, который содержал всякие технические подробности, они как-то проследили, где мы находимся, и прибежали искать злоумышленников. К тому времени экзамен уже кончился, и обнаружить никого не удалось, поскольку они все разбежались. Потом в ректорской уборной я обнаружил на стекле кабинки надпись, что такого-то числа во время госэкзамена отсюда велась передача. И надо же было им спрятаться именно в этом месте!
Студенты готовили экзаменационные доклады на больших листах ватмана, их развешивали перед комиссией: слайд-шоу тогда еще не было. И была традиция: после экзаменов эти листы развешивались по заборам вокруг института. Это тоже приводило в ужас все наши секретные организации, говорили, что будто бы враги со спутника увидят, чем мы тут занимаемся.
В нашей стране время от времени возникает вопрос об отсрочках при призыве в армию. Всякий раз когда по различным причинам количество призывников не устраивает наших военных, они пытаются компенсировать нехватку солдат за счет студентов. Это тема, которая очень будоражила умы, и мы не раз обсуждали ее на Физтехе. У меня на это счет совершенно определенная позиция: студенты — это интеллектуальный потенциал страны, и забирать их в армию — значит наносить огромный вред государству.
В начале горбачевской эпохи был такой эпизод. Как-то меня пригласил к себе на дачу академик Фролов**, он был тогда помощником Михаила Сергеевича Горбачева***. У него я застал компанию малознакомых мне людей и беседу никак меня не касающуюся. В какой-то момент Фролов предложил мне выйти с ним в сад и там сказал, что опять пошли разговоры о призыве студентов в армию. «Михаил Сергеевич против этого, но ему очень трудно противостоять военным. Не можешь ли ты организовать письмо академиков, что этого делать нельзя?». Я ответил, что полностью разделяю эту позицию и постараюсь сделать все, что от меня зависит. Тогда у меня уже был компьютер, я подготовил на нем текст и во время очередной сессии отправился в академию наук, где встретился с рядом очень влиятельных членов академии. Никто из них не отказался поставить свою подпись, и, соблюдая некую конспирацию, я передал подписанное письмо Ивану Тимофеевичу. Когда этот вопрос рассматривался на заседании Политбюро, Горбачев сказал: «Да, мы должны поднимать уровень армии. Образованные студенты, конечно, могут в этом помочь. Но вот мне академики пишут, что это погубит наши науку и технику». И на этот раз вопрос был снят. Но на этом дело не кончилось.
По-видимому, всякий раз когда ослабевает центральная власть, каждый начинает толкать вперед свои интересы. Вопрос о призыве студентов снова возник во время противостояния Ельцина и Хасбулатова. В один прекрасный день ко мне в лабораторию явились двое и представились офицерами генерального штаба. Я подумал, что у них есть вопросы, как-то связанные с нашими ускорителями, дело было рядом с помещением. где они стояли. Но гости пожелали разговаривать в саду. «Сейчас опять поднимается вопрос о призыве студентов в армию. Нам известно, что в свое время, при Горбачеве, вы организовали письмо, посвященное этому вопросу. Вы не изменили свою точку зрения?». Я ответил, что не изменил свою позицию и думаю, что выражаю мнение всего научно-технического сообщества. «Вы готовы встретиться с Хасбулатовым или с Ельциным по этому поводу?». Я ответил, что готов, и через несколько дней, поздно вечером, меня отвезли в Белый дом. Наверное, минут 40 я ждал около кабинета Хасбулатова, наконец он вышел, и мы с ним пошли гулять по коридорам Белого дома. Я объяснил ему существо проблемы, и он предложил мне заготовить письмо от влиятельных академиков. «И мне, и Ельцину». На том и разошлись. Я тут же ночью поехал в лабораторию, где стоял мой компьютер, нашел файл с письмом, которое много лет назад написал по просьбе Фролова, и перелицевал его на новых адресатов. Как и в прошлый раз, я подписал это письмо у самых влиятельных членов нашего научно-технического сообщества. История повторилась вновь.
Отстаивать студентов от призыва в армию пока удается, номы упорно не хотим замечать, что наш храм науки почти сгорел. Когда Ленин изгнал из страны на пароходе 100 философов и обществоведов, которые его не устраивали по идеологическим соображениям, то все кричали: ах, какой ужас, что он сделал! А когда десятки тысяч первоклассно образованных ученых вынуждены были покинуть страну, это не сочли чрезвычайным событием. Почти все среднее поколение ученых выбито. А молодежь, глядя на своих бедствующих старших коллег, не знает, что ей делать. В наиболее известных вузах, таких как, например, Физтех, большинство выпускников не видят другого пути реализовать полученные знания, кроме как за пределами своей страны. Аспиранты и молодые ученые находятся в самом тяжелом положении.
К счастью, интерес к науке у молодежи сохраняется. Об этом свидетельствует высокий, как и прежде, конкурс на естественно-научные специальности. Главный урок МФТИ — это сама система Физтеха: только при тесном союзе и сотрудничестве высшей школы и науки возможно современное и эффективное воспитание нового поколения ученых и инженеров. Теперь они рассеялись по всему миру. и. кажется, в Соединенных Штатах есть клуб из полутора тысяч выпускников Физтеха, объединенных в свое землячество.
*Алексеевский Николай Евгеньевич (1912-1993), физик-экспериментатор, член-корреспондент РАН, с 1942 г. работал в Институте физических проблем.
** Фролов Иван Тимофеевич (1929-1999), академик, философ, деятель КПСС, в 1990-1991 гг. — член Политбюро ЦК КПСС, в 1986-1987 гг. — главный редактор журнала «Коммунист», в 1989-1991 гг. —главный редактор газеты «Правда».
*** Горбачев Михаил Сергеевич (р. 1931), с 1985 г. Генеральный секретарь ЦК КПСС, в 1988-1989 гг. — председатель Президиума Верховного Совета СССР, в 1990-1991 гг. —президент СССР.
