Под звуки «Рождественской песни». Интервью с доктором филологических наук Еленой Халтрин-Халтуриной

Впервые опубликовано 6 января 2021 г.

«Это радостные дни — дни милосердия, доброты, всепрощения. Это единственные дни во всем календаре, когда люди, словно по молчаливому согласию, свободно раскрывают друг другу сердца и видят в своих ближних, — даже в неимущих и обездоленных, — таких же людей, как они сами, бредущих одной с ними дорогой к могиле, а не каких-то существ иной породы, которым подобает идти другим путем. А посему, дядюшка, хотя это верно, что на святках у меня еще ни разу не прибавилось ни одной монетки в кармане, я верю, что рождество приносит мне добро и будет приносить добро, и да здравствует рождество!»

Чарльз Диккенс «Рождественская песнь в прозе: святочный рассказ с привидениями»

«Рождественские повести» были написаны Чарльзом Диккенсом в 40-х годах XIX века и выходили отдельными книжками к Рождеству, то есть в конце декабря, почему и получили свое название. Именно Чарльза Диккенса считают основоположником жанра рождественского рассказа. Но, пожалуй, самый известный и любимый многими рассказ — это «Рождественская песнь в прозе». Чем же он так привлекает читателей всего мира? Об этом и не только наш разговор с Еленой Владимировной Халтрин-Халтуриной.

— Попробуем проникнуться атмосферой праздника благодаря книге «Рождественская песнь» потрясающего писателя Чарльза Диккенса. Елена Владимировна, расскажите, пожалуйста, о сюжете этого произведения и его главных героях.

— Сюжет «Рождественской песни» (1843) весьма незамысловат, как и композиция этой новеллы. Чарльз Диккенс назвал свое произведение «Рождественская песнь в прозе: святочный рассказ с привидениями» (A Christmas Carol in Prose, Being a Ghost Story of Christmas). Вот почему части, на которые писатель разделил свою новеллу, называются у него строфами — staves. Многие переводчики переводят названия частей дословно: строфа первая, строфа вторая, и т.д. Всего в этой прозаической песни пять строф.

Для Диккенса святочный рассказ с его музыкальной или песенной составляющей сделался любимой традицией. В еще одной рождественской новелле Диккенса — «Сверчок на печи», или «Сверчок за очагом» (1845) — у нас переводят по-разному — разделы назывались «чириканьем», или «стрекотом» (англ. chirp). На русский язык это обычно перелагают как «песни», чтобы звучало более литературно. Подобного рода музыкальная метафора у Чарльза Диккенса всегда присутствует в рождественских рассказах. Кстати говоря, у слова “stave” есть и другое значение — нотный стан. Это дополнительная музыкальная ассоциация.

Итак, несколько слов о сюжете. В «Рождественской песне» повествуется об очень скупом человеке по имени Скрудж, который принадлежит к тому же типу персонажей, что и пушкинский Скупой рыцарь и гоголевский Плюшкин. Со Скруджем происходит волшебное превращение во время рождественских праздников: он становится щедрым, открытым человеком. Если мы воспользуемся знаменитыми словами Гоголя, который призывал «не оставлять на дороге» прекрасные человеческие движения, а забирать их с собою «в суровое ожесточающее мужество», то со Скруджем у Диккенса происходит нечто сказочное: он растерял все свои «человеческие движения», но благодаря встрече с тремя духами Рождества он получает шанс вернуться в свое прошлое и подобрать всё то душевное и доброе, что он заглушил и разбросал по дороге. Совершенно невероятное рождественское приключение.

В первой и последней “строфах” «Рождественской песни» мы соприкасаемся с реальностью английской жизни, так, как ее умел описывать писатель-реалист Чарльз Диккенс. Реалист он был особого склада. У нас его называли приверженцем критического реализма. На родине Диккенса его нередко относят к реалистам так называемого сенсационного направления, что справедливо. Именно в сенсационно-реалистическом стиле поданы первая и последняя строфа «Рождественской песни». А средние три строфы описывают встречи Скруджа с духом Рождества прошлого, с духом Рождества настоящего и с духом Рождества будущего, — тремя привидениями. Причем последний дух напоминает изображения Смерти, которой не хватает только косы. Эта ужасная встреча и довершает перевоспитание Скруджа, помогая ему переродиться.

— Известно, что история «Рождественской песни» начиналась с брошюры «Обращение к английскому народу в защиту бедных детей». Расскажите подробней об этой истории.

— Такое мнение, действительно, существует. Но поскольку подробности об этом «обращении» можно найти в критической литературе, здесь я останавливаться на нем не буду, а скажу о других факторах, подтолкнувших Диккенса к созданию «Рождественской песни». Чарльз Диккенс с юных лет был тесно связан с журналистикой, много ездил по Англии и встречался с совершенно разными людьми, слоями населения, знал все беды английского общества. Конечно, он участвовал в написании речей на злободневные темы и неоднократно помогал собирать средства на благотворительные мероприятия.

Но кроме того, у Диккенса ко времени написания «Рождественской песни» уже было четверо маленьких детей, и семья продолжала расти. Он также успел стать автором «Оливера Твиста», «Николаса Никльби», «Лавки древностей», не говоря уже о «Записках Пиквикского клуба». И у него не очень ладилось дело с публикацией «Мартина Чезлвита». Продажи, от которых зависел доход писателя, резко снизились, и Диккенс — второй раз в своей жизни — оказался на грани разорения с перспективой очутиться в долговой тюрьме. Первый раз Диккенс побывал в долговой тюрьме в детстве, когда разорился его отец. Теперь он сам оказался в сходной ситуации.

Диккенсу нужно было срочно опубликовать небольшую книжку, которая принесла бы выручку. И он решил создать «Рождественскую песнь», в успех которой его издатели не верили. Диккенс взял на себя риск расходов и не пожалел об этом. «Рождественская песнь» не только спасла писателя и его семью от разорения, но и вернула Диккенсу вдохновение. Он не оставил карьеру писателя и подарил миру много других замечательных произведений. Таким образом, я не стала бы сводить происхождение «Рождественской песни» к одному только «Обращению в защиту бедных детей». Здесь важна целая череда событий.

— Имя главного героя — а вернее фамилия Скруджа или Скряги, как часто переводят — стало нарицательным. Не слишком ли гиперболизирован его образ, или Диккенс сделал это преувеличение намеренно?

— Скряга как тип персонажа знаком человечеству с незапамятных времен. Мы встречаем образ крохобора в баснях Эзопа. Если мы обратимся к мировой литературе VIII — начала IX века, то познакомимся с «Книгой о скупых» аль-Джахиза. Это выдающееся произведение перевел на русский язык Харлампий Карпович Баранов — составитель замечательного Арабско-русского словаря. В этом сборнике занимательных рассказов о скупых людях можно найти типажи поколоритнее Скруджа. У Данте в «Божественной комедии» описаны сквалыги, попавшие в ад. Вспомним шекспировского Шейлока, вспомним пушкинского Скупого рыцаря, бальзаковского Гобсека, гоголевского Плюшкина. Какое богатство образов! А мы коснулись только литературы, даже не говорили о живописи.

Фамилия «Скрудж», по мнению комментаторов Диккенса, происходит от устаревшего разговорного английского глагола «to scrooge», означающего «сжимать», «зажимать». Скрудж и есть прижимистый скупец. Но такой, какой соответствует духу Англии диккенсоновского времени, английским реалиям.

Историки упоминают имена некоторых известных скряг, живших в Англии. К примеру, известна история жизни Джона Элуиса (John Elwes, 1714–1789; произносится /ˈɛlwɪs/). Он был баснословно богат, являлся членом Парламента. Он прославился редким крохоборством: экономил на всем, даже на самом себе. Как-то раз в кустах он нашел парик, который, из-за полной его непригодности, выбросил бедный попрошайка. Джон Элуис подобрал этот парик и сам стал его носить. Иногда, не стесняясь людей, Элуис вытаскивал из кармана кусочек лепешки, испеченной несколько месяцев назад, и принимался ее есть.

— Это один из возможных прототипов, но были и другие?

— Были и другие. Я вспомнила именно Элуиса потому, что в романе «Наш общий друг» (1864-1865) Диккенс упоминает имя Джона Элуиса–скрягу (букв. Mr. Elwes, the miser). Диккенс безусловно знал о его существовании. Однако, когда мы говорим о литературных типажах и их прототипах, мы никогда не можем указать точно, с кого списан портрет. Речь идет о собирательных образах.

— Перейдем к деталям сюжета. Дух прошлого Рождества переносит Скруджа в маленький город, где он вырос. Дух показывает грустные воспоминания о расставании с любимой, которая не выдержала его алчности и впоследствии нашла счастье с другим человеком. Как мне кажется, эту сцену нельзя рассматривать только с точки зрения негатива и того, что Скрудж плохой человек. Он ведь пытался выбраться из оков бедности, в которых вырос. Как вы видите эту ситуацию?

— Прелесть литературы в том, что иногда мы можем прочитывать отдельные сцены из художественных произведений по-своему. И вы решили своей частичкой добра наделить персонажа Диккенса. Это нетрадиционное прочтение данной сцены.

Вспомним еще одного скопидома. Как Гоголь изобразил Плюшкина? Одиноким стариком. Хотя у него некогда была семья, дети. Но все его покинули из-за его несносной, бесчеловечной скаредности. Порой великие писатели преподносят нам урок на отрицательных примерах, показывая, какими быть не надо. Возможно, Диккенс несколько сгустил краски. Но я думаю, что в данном случае он сделал это намеренно. Дух прошлого Рождества показывает Скруджу эпизод из его молодости: расставание с любимой девушкой, которая говорит: «Ты поклоняешься теперь иному божеству, и оно вытеснило меня из твоего сердца». Она называет это божество: идол жадности. Нам нужно поверить Диккенсу на слово, иначе мы не сможем понять аллегорические смыслы, которые он вложил в святочный рассказ. Не случайно Скрудж, заново пережив сцену из своего прошлого, был готов расплакаться и потребовал, чтобы дух Рождества немедленно унес его отсюда, перестав причинять боль. Но переживания не прошли зря: Скрудж ощутил в себе давно забытые движения души.

— Диккенс ведь здесь говорит и о своих собственных воспоминаниях, когда его отец был в долговой тюрьме, а сам будущий писатель работал на фабрике по производству ваксы.

— Верно. Это были очень тяжелые дни в жизни Диккенса, которые он никогда не забывал. И, как говорят исследователи, если бы он их забыл, то мы бы не познакомились ни с Оливером Твистом, ни с Дэвидом Копперфильдом. «Копперфильда» можно считать самым автобиографичным романом Диккенса. Конечно, биография писателя изменена, но тем не менее многие сцены, многие впечатления, переживания переданы достоверно. И именно на достоверности переживаний строится подобного рода литература. В «Рождественской песне» тоже отразился жизненный опыт писателя.

— Дух настоящего Рождества переносит Скруджа на улицы города, где бедняки несут своих праздничных гусей. И на самом деле это праздничное блюдо — гусь — неоднократно появляется в рассказе. Что это в прочтении Диккенса — некий символ Рождества, символ тяжелой жизни бедняков, которые копят деньги, чтобы в конце года уж точно попировать?

— Тяга к праздникам естественна для человека.

Каким было Рождество в Англии того времени? Прежде всего, это рождественские каникулы, когда дети возвращались домой из школ, так называемых boarding schools, напоминающих интернаты. Кроме того, заканчивались сезонные работы. Многие люди могли наконец вернуться в круг семьи и устроить праздник.

Елки тогда в Англии не были популярны. Считается, что в Англии традицию украшения елки помог распространить супруг королевы Виктории принц Альберт, поскольку был родом из Баварии.

Но в Англии были другие, давние рождественские традиции, в том числе запеченный гусь или другая домашняя птица на праздничном столе.

В связи с этим я упомяну еще одно произведение об английских Рождественских обычаях, где названы традиционные угощения праздничного стола, включая блюда из птицы. Автор этой книги — Вашингтон Ирвинг, который путешествовал по Англии в начале 1820-х годов, а в 1819–1820 гг. написал серию небольших новелл об особенностях английского Рождества. Заметим, это было за 23 года до появления «Рождественской песни» Диккенса, написанной и опубликованной в 1843 году.

У Ирвинга нет упоминания елки, но названы разные виды птицы, которую припасают к рождественскому столу. Писатель не берется изображать многолюдный город, где многие находятся вдали от дома — и потому бывает трудно собраться семьей. Ирвинг отправляется в путешествие по загородной, сельской Англии, в дилижансе и наблюдает, как люди возвращаются домой на небольшие каникулы или выходные, как кто-то передает с кучером свои посылки, подарки, письма, адресованные близким, находящимся в соседних городках. Кучер дилижанса — важная персона. Он наряжен по-праздничному. Чем-то напоминает Рождественского деда — Father Christmas, старинного предшественника знаменитого Санта-Клауса. Кучер по старинке разъезжал между английскими городами со своим дилижансом и заодно передавал из города в город, от родственника другому родственнику подарки. К одежде у него, как описывает Ирвинг, прикреплена веточка падуба, или остролиста с колючими листочками и красными ягодками. Падуб, или остролист, а также омела — растения, почитавшиеся еще со времен друидов. Вечнозеленые растения символизировали жизнь, которая сохраняется и в условиях холодной зимы. Именно веточка падуба долго служила в Англии украшением одежды, а также вывешивалась в проеме окна.

Из птиц Ирвинг упоминает гусей, уток, индеек. Ирвингу случается посетить дом одного сквайра, довольно богатого человека, где писатель наблюдает все рождественские обычаи и торжества. Это Англия 1819 года. Затем Ирвинг издает книжку «Записки Джеффри Крэйона» (в русском переводе известна как «Книга эскизов» и «Записная книжка»), куда, кроме рождественских рассказов вошли также «Рип ван Винкль» и «Легенда о Сонной Лощине».

Любопытно, что Вашингтон Ирвинг, большой мастер описывать привидения, в своих рождественских историях привидений не изображает. Он лишь кратко отмечает, что англичане были непрочь посудачить о привидениях во время долгих зимних вечеров. Писатель описывает английские традиции примерно в том же духе светлой ностальгии, с тем же теплом по отношению к доброй старине, какие знакомы российскому читателю, обращающемуся к «Лету Господню» И.С. Шмелева.

Рождественские зарисовки Ирвинга, опубликованные отдельными выпусками в 1819 и 1820 годах в Северной Америке, уже в 1820 году были изданы и в Англии, чему поспособствовал Вальтер Скотт. Их выпустил в свет тот же издатель, который издавал Байрона. А сам Байрон говорил, что знает книгу Вашингтона Ирвинга наизусть. Она действительно была очень популярна в Англии 1820 года. Разумеется, ее знал и Чарльз Диккенс. Более того, незадолго до написания своей «Рождественской песни», Диккенс посетил Америку по приглашению Вашингтона Ирвинга. Они были довольно близко знакомы.

Диккенс, конечно, написал «Рождественскую песнь» не на пустом месте. Существовали многообразные поэтические сборники рождественских колядок, гимнов, рождественских стихотворений. Да и сам Диккенс в «Записках Пиквикского клуба» (1836) создал героя, мрачного персонажа, могильщика, который совершенно не верил в Рождество — и в наказание был похищен гоблинами. Можно сказать, что этого могильщика Диккенс и перевоплотил в Скруджа, чтобы создать новую поучительную историю.

— Рассмотрим момент, когда дух Рождества переносит Скруджа к семье клерка, который у него работает, которого он совершенно не ценит, ругает и обижает. Скрудж впервые видит больного мальчика, сына клерка, и эта сцена тоже очень искренняя. Заметно, как Скрудж во многом раскаивается. Можно ли это считать неким призывом Диккенса обратить внимание английской общественности на проблемы бедности и необходимости взаимопомощи?

— Действительно, Диккенс описывает праздник Рождества как праздник милосердия, внимания к проблемам другого человека. Это время человеческого единения в трудные, холодные, темные времена, когда обездоленному нужно помочь, согреть, накормить. Старинное правило гостеприимства Диккенс чтит и утверждает. Диккенс одобряет существование благотворительных обществ, представителей которых Скрудж поначалу выгоняет из своего офиса. Безусловно, социальный посыл у Диккенса есть. И его можно заметить во всех произведениях писателя. Но Диккенс не был противником капитализма. Он зарабатывал на книгах и думал, как накормить семью, не пытаясь реформировать общество и менять строй путем революций. Он просто пытался призвать людей к деятельному добру.

— Диккенс выражал гражданскую позицию с помощью своих произведений?

— Безусловно. В «Рождественской песне» имеется множество реалистичных зарисовок. Правда, они обнаруживают не только воззрения Диккенса на социально-экономические проблемы (как в эпизоде посещения рудокопов и служителей маяка). Диккенс пытался реалистично рассуждать и о паранормальных явлениях, таких как самовозгорание человека.

Так, ожидая появление духа нынешнего Рождества, Скрудж лежит в своей постели, думая, что дух приблизится к кровати, извлечет Скруджа из-под одеяла и чудесным образом понесет его по воздуху, показывая картины настоящего. Но дух не торопится появляться. И какое-то время Скрудж пребывает в сомнении, даже в волнении, опасаясь, не покинули ли его духи Рождества. Ведь он предупрежден: только духи Рождества могут вернуть Скруджа на путь Спасения. И вдруг Скрудж видит в своей комнате странное зарево. У Сруджа, как пишет Диккенс, «мелькнула ужасная мысль, что он являет собой редчайший пример непроизвольного самовозгорания, но лишен при этом утешения знать это наверняка».  

Сам Диккенс верил в возможность самовозгорания человека, и в романе «Холодный дом» он избавился от одного совершенно отрицательного персонажа, заставив того самовоспламениться. Современники Диккенса недоумевали: как можно говорить о самовозгорании, словно это неопровержимый факт? Диккенс отвечал, что верит в самовозгорание и приводил известные ему примеры. Хотя, конечно, наука того времени доказывала обратное.

— В одной из сцен перед Скруджем предстают дети духа нынешнего Рождества, некрасивые, худые. Их имена Невежество и Нищета. Дух остерегает Скруджа: особенно берегись мальчишки, Невежества. В этом Диккенс видел проблему английского общества?

— Вы предположили, что это дети духа. Вглядимся в иллюстрации Джона Лича к первому изданию «Рождественской песни», которые заказывал и тщательно отбирал сам Диккенс. Мы не видим, чтобы при первом появлении этого духа кто-то прятался в складках его одежды. Однако прощаясь со Скруджем, дух настоящего Рождества, почти растворившийся в воздухе, оказался не один: к нему прилепились два уродливых существа — испуганные, голодные. Это, конечно, не дети, а аллегорическое изображение Нищеты и Невежества. Вглядевшись в них, ужаснувшийся Скрудж обращается к духу Рождества с вопросом: «Аre they yours?» («Они ваши?»). Дух ему отвечает: «Тhey are man’s» («Они порождение человека»). То есть, пока дух Рождества летал вместе со Скруджем над просторами Англии, он где-то подхватил этих несчастных — Невежество и Нищету, порождение людей. И дух, с укором, повторяет черствые слова Скруджа, произнесенные в начале повести, — «разве нет работных домов, разве нет тюрем, куда полагается идти всем бедным, несчастным и обездоленным?». Теперь Скрудж сам встречается лицом к лицу с плодами своих слов.

— После того как к Скруджу приходит третий дух, напоминающий образ смерти, как вы сказали, которому не хватает только косы, Скрудж окончательно меняется, раскаивается, обещает чтить Рождество. Как вы думаете, неужели этого достаточно, чтобы такой алчный человек, как Скрудж изменился? Что им движет в этот момент — страх смерти? Или мы действительно видим раскаяние Скруджа и некую любовь к жизни?

— Нельзя забывать, что это рождественская сказка, и обычно в дни Святок и Рождества мы особенно крепко верим в чудо. Нам важно поверить, что подобное может случиться, что скупой рыцарь может превратиться в щедрого человека, что Плюшкин может вернуть себе благородное человеческое лицо. Нам хочется поверить в добрую сказку, и в этом волшебство диккенсовской истории, и причина, по которой она, вероятно, остается популярной и сегодня.

В этой сказке, встретившись с духом будущего Рождества, похожим на Смерть, Скрудж, как кажется, напуган не столько обещанием своей отвратительной кончины, сколько утратой всякой возможности помочь другому человеку. Это маленький Тим, сын клерка, которому Скрудж платит мизерное жалование. Скупость Скруджа и его внезапная кончина может повлечь за собой, как ни странно, и гибель маленького Тима. Между тем щедрость Скруджа могла бы спасти эту прекрасную жизнь. Вот почему духовно переродившийся Скрудж боится утратить не столько собственную жизнь, сколько самую возможность творить добро и чудеса: познать великое счастье спасения другой жизни.

Диккенс, как известно, был великолепный рассказчик. И, конечно, если у вас есть возможность прочесть или послушать «Рождественскую песнь» в оригинале, то вы получите колоссальное удовольствие. Диккенс много ездил по Англии, а затем и по Соединенным Штатам Америки — и со сцены читал эпизоды из «Рождественской песни». Будучи прекрасным рассказчиком и прекрасным чтецом, он приводил в восторг свою аудиторию. Сейчас принято говорить, что если вдруг исчезнет рукопись «Рождественской песни» и все напечатанные экземпляры книги, то на следующий день ее непременно восстановят — слово в слово — читатели, которые знают новеллу наизусть.

Я уверена, что не на мрачных эпизодах люди заостряют внимание, когда читают Диккенса, а именно на светлых и праздничных моментах. Безусловно, без грозного духа будущего Рождества не обойтись. Те, кто любят страшные рассказы, готику, оценят мрачную атмосферу.

Но, как правило, запоминаются сцены семейного торжества, бал у одного из наставников Скруджа, у которого он учился на клерка. Изображения изменившегося Скруджа, когда он угощает праздничным грогом Боба Крэтчита — своего служащего. Кстати, этой иллюстрацией завершается первое издание «Рождественской песни», которое тщательно подготовил сам Диккенс.

Есть у диккенсоновской новеллы и коммерческая составляющая. Когда в декабре 1843 года шесть тысяч экземпляров первого тиража были распроданы в течение нескольких дней, ловкие предприниматели начали создавать и продавать фаянсовые фигурки диккенсоновских персонажей, в том числе Скруджа. И до сих пор, если вы приедете в Англию или Америку перед Рождеством, то вы увидите особую праздничную утварь: коллекционные фаянсовые фигурки и домики, так называемые диккенсовские деревеньки (The Dickens’s village series). На некоторых домиках есть надписи: «Контора Скруджа» или «Дом Боба Крэтчита». Их ставят под елку, из них составляют праздничные композиции.

Любимое выражение скупого Скруджа “Bah, humbug!” (вздор, галиматья, дребедень), которым он охарактеризовал праздничную суматоху в начале «Рождественской песни», тоже сделалось крылатым. Сейчас это восклицание можно встретить написанным на разных рождественских подарках: как напоминание о всем известной рождественской сказке.

Крылатой сделалась и заключительная фраза «Рождественской песни». В одной из русскоязычных версий произведение заканчивается так: «А теперь нам остается только повторить за малюткой Тимом: да осенит нас всех Господь Бог своею милостью!». Это прекрасный литературный перевод. Но в оригинале фраза звучит совсем безыскусно, по-детски: «And so, as Tiny Tim observed, God bless Us, Every One». Это очень простая фраза, которую от души мог произнести ребенок. Может быть так: «Боже, храни нас — всех и каждого!». Диккенс не говорит нам — «Будьте как дети», он просто заканчивает свою добрую сказку детским восклицанием.

— Потрясающая история. Давайте подведем некий итог нашей беседы. Насколько «Рождественская песнь» значимое произведение как для мировой литературы, так и для самих англичан?

— В англоязычных странах существует множество экранизаций, радиопостановок, и аудиозаписей «Рождественской песни». Носители английского языка начинают постигать Диккенса с «Рождественской песни» в детстве, в Рождественские дни. Знание остальных его произведений, романов приходит после.

Нет сомнения, что «Рождественская песнь» Диккенса — шедевр мировой литературы. Да и сама фигура Диккенса уникальна.

Думаю, что нет ни одного специалиста по английской литературе в нашей стране, который не мог бы вдумчиво побеседовать о Диккенсе, поделиться своими уникальными соображениями об этом мастере слова. Чарльз Диккенс — настолько крупная фигура английской литературы, что не зная Диккенса, невозможно глубоко понять других англоязычных писателей XIX и даже XX века.

Одно научное замечание напоследок. Любой литературовед, не только текстолог, анализируя художественные тексты, в том числе произведения Диккенса, обязан знать, где находится главный источник — рукопись. Рукопись «Рождественской песни» сохранилась. С ней можно познакомиться в научной библиотеке в Нью-Йорке, известной как «Библиотека и музей Моргана». Основу библиотеки составила частная коллекция американского банкира и финансиста Джона Пирпонта Моргана, который в свое время и купил рукопись Чарльза Диккенса. Если нет возможности совершить дальнюю поездку, на помощь приходят факсимильные издания, в которых воспроизведена каждая страница автографа. Можно проследить, какую правку вносил Диккенс в свой текст, как двигалась работа над произведением. Такое издание «Рождественской песни» существует, и соприкоснуться с диккенсоновским рукописным оригиналом вполне возможно.

Фото в шапке текста: из личного архива Е.В. Халтрин-Халтуриной

Фото на главной странице: первое издание «Рождественской песни» Диккенса 1843 г. BLOOMBERG / The Japan Times