Континент будущего. Интервью с директором Института Африки РАН Ириной Абрамовой

Интервью, которое портал «Научная Россия» записывал два года назад с директором Института Африки РАН Ириной Олеговной Абрамовой, начиналось с неутешительных фактов: россияне имеют крайне слабое представление о странах Африки, которое в значительной степени опирается на слова К.И. Чуковского «Не ходите, дети, в Африку гулять». Во многом это было связано с крайне низким количеством информации в СМИ: доля упоминаний об Африке из всех публикаций на тот момент составляла 0,7%.

Сегодня с учетом глобальных геополитических трансформаций эта ситуация изменилась. Один из ярких примеров того, что интересы внешней политики РФ смещаются, в том числе в сторону африканских государств, ― прошедший в 2023 г. второй саммит «Россия ― Африка», собравший представителей 45 из 54 африканских государств.

Почему Африку называют континентом XXI в.? Какие технологические решения африканцы хотели бы получить от России и почему надо менять подходы к образованию африканских студентов в нашей стране? Какие исследования проводят в Институте Африки РАН? Об этом ― в интервью с директором Института Африки РАН членом-корреспондентом РАН И.О. Абрамовой.

― Видны ли изменения в отношениях России со странами Африки по сравнению с ситуацией двухлетней давности?

― Конечно, отношения с Африкой изменились, и в значительной степени это связано с изменением общей геополитической ситуации в мире, в том числе с началом специальной военной операции, которая послужила триггером для резкого ускорения процессов трансформации мирового порядка, существовавшего длительное время. Сегодня глобальное лидерство США и так называемых стран «золотого миллиарда» понемногу начало давать трещины: мы видим это по невозможности урегулирования тех или иных конфликтов и по тому, как себя ведут страны Глобального Юга по отношению к Российской Федерации. Центр экономической силы сильно смещается с Запада на Восток и с Севера на Юг: эти процессы существовали и два года назад, когда мы встречались в последний раз, но сейчас они значительно ускорились. Такое ускорение, с одной стороны, ― процесс, открывающий новые возможности, но одновременно оно создает и большие проблемы, так как множество вопросов приходится решать мгновенно: то, куда сегодня развернется мир, часто зависит не от какой-то логики, а от реакции конкретного человека. На самом деле это страшно.

Тем не менее процессы, которые идут сейчас, показывают, что страны, которые мы называем Глобальным Югом, становятся все более важными субъектами мировой политики и экономики. В том числе это относится и к африканским государствам, получившим в последние годы очень большие экономические и политические очки. Африканский союз стал членом большой двадцатки, БРИКС на треть состоит из стран Африки: наряду с Южно-Африканской Республикой полноправными членами объединения стали Арабская Республика Египет и Федеративная Демократическая Республика Эфиопия. И мы видим, что многие другие африканские страны проявляют интерес к этому объединению: Алжир, Нигерия, Сенегал, Уганда...

Конечно, эти изменения на Африканском континенте влияют и на внимание россиян к нему. Мы не проводили специального исследования по количеству упоминаний Африканского континента в СМИ, возможно, займемся этим в ближайшее время. Но и так видно, что объем информации увеличился во много раз: в новостной ленте ежедневно в том или ином источнике появляется информация об Африке. Это говорит об интенсификации связей России со странами Африки и одновременно о росте интереса наших граждан к Африканскому континенту.

Я неоднократно говорила, что Африка ― это континент XXI в. Если сейчас главными двигателями мирового развития остаются Китай и Индия, то следующим крупным центром мирового развития будет именно Африканский континент. Раньше я оценивала, что это произойдет к 2050 г., но из-за того, что все события в мире значительно ускорились, думаю, что это произойдет раньше на 10–15 лет. 

― Остается только ждать и наблюдать…

― В том то и проблема, что мы все время ждем… Но ждать нельзя, надо заранее готовиться к этому.

Как пример могу привести Китай: когда я в 1979 г. поступала в Институт стран Азии и Африки, самым непопулярным языком при поступлении в этот достаточно престижный вуз был китайский. Это была закрытая страна, в которой не видели перспектив, и по потенциалу Китай был несравним с Советским Союзом. К моменту распада СССР в 1990 г. ВВП Китая составлял всего $770 млрд, а сейчас, по данным Всемирного банка, по номинальному ВВП Китай с показателем $17,95 трлн занимает второе место в мире после США ($25,46 трлн). Если же смотреть на ВВП по ППС (паритету покупательной способности), то лидирует Китай с показателем в $30,33 трлн, а на втором месте — США с показателем в $25,46 трлн.

Аналогичная ситуация может сложиться и со странами Африки. У них есть и необходимые ресурсы для успешного развития, и то, чем обладают Китай и Индия, ― демографический дивиденд. В Африке молодое население: 60% жителей континента моложе 25 лет. И именно молодое население обеспечивает основной спрос на современные товары и услуги, а также выступает двигателем экономического роста. А малое  количество пожилых людей сокращает расходы бюджета. Да, в Африке пока значительная доля подростков ― людей, которые еще не занимаются экономической деятельностью. Но пройдет 10–15 лет, и экономически активное население в значительной степени превысит экономически неактивное. Это даст значительный толчок к развитию.

Можно предположить, что в Африке будут формироваться отдельные центры развития, вокруг которых сконцентрируются разные страны. Эти процессы идут, и они будут ускоряться. Поэтому сегодня активизируются контакты со странами Африканского континента, тем более что они поддерживают Россию: почти все эти государства за редким исключением не присоединились к экономическим санкциям против нашей страны. Они занимают достаточно взвешенную и нейтральную позицию, поэтому взаимодействие с африканскими государствами сулит большие политические и экономические выгоды в ближайшем будущем.

― Интересно, что в разговоре часто используется формулировка «страны Африканского континента», а не упоминаются конкретные страны. Их стоит рассматривать как единое целое?

― Конечно нет, хотя по ряду многих вопросов они выступают с общих позиций. С 1963 г. существует Организация африканского единства, которая с 2013 г. стала Африканским союзом. У стран Африки есть единая «Повестка дня до 2063 г.», где определены четкие цели развития, важнейшая из которых ― сделать Африку к 2063 г. процветающим континентом, который решил задачи роста благосостояния населения. То есть они нацелены не на абстрактный экономический рост, а на развитие ради повышения качества жизни африканцев. И именно в этом схожи устремления российской и африканской стратегий. Но, конечно, все государства в Африке разные и по географическому положению, и по климату, и по экономическому потенциалу. Африка разная, но вся она быстро развивается.

На первом саммите «Россия ― Африка», прошедшем в 2019 г., 49 африканских государств были представлены первыми лицами: это был абсолютный рекорд. Ни один саммит, европейский, американский или китайский, на тот момент таким количеством первых лиц представлен не был. Второй саммит, прошедший в 2023 г., с точки зрения участия первых лиц был немного скромнее: на него приехали 17 президентов, пять премьер-министров и пять вице-президентов. Но мы увидели доброжелательное отношение к России и стремление к сотрудничеству, которое свойственно абсолютно всем африканским странам и их руководству: все-таки необходимо разделять политическое руководство и народ.

Африканцы действительно относятся к России с необыкновенной симпатией. Меня поразила последняя поездка в Танзанию в июле этого года. Когда я пересекала границу, пограничник спросил, откуда я. Когда я ответила, что из России, он улыбнулся и сказал: «Добро пожаловать в Танзанию! Мы любим русских, и мы любим Путина». Это было абсолютно искренне.

― Такое отношение ― это наследие Советского Союза?

― В значительной степени да. Но, с другой стороны, повлияли и события, происходившие в последние годы. Россия показала себя страной, которая способна отстаивать свой собственный суверенитет и выступать гарантом суверенитета для других стран. А слово «суверенитет» для африканцев ― не пустой звук.

На мероприятии в Танзании один из африканских ученых сказал мне: «Почему вы, русские, стесняетесь говорить о своем вкладе в распад колониальной системы? Мы об этом помним, а вы считаете, что это дело прошлого. Это неправильно. Проблемы, существующие в наших странах сегодня, тянутся из истории колониализма и в значительной степени связаны с тем, что мы так и не достигли реального суверенитета».

Да, Россия с точки зрения экономического потенциала не может сравниться с другими крупными гигантами, хотя и стала четвертой экономикой в мире по паритету покупательной способности. Но с точки зрения отстаивания национальных интересов мы остаемся примером для большинства африканских государств. Они это понимают и видят в России гаранта своего суверенитета и собственной безопасности. При этом безопасность связана не только с военной составляющей: это также экономическая безопасность, информационная, продовольственная, энергетическая и технологическая. В этой области Россия ― важный стратегический партнер африканских государств. 

― Как выстраиваются отношения России и стран Африки в области технологического сотрудничества? К чему проявляют интерес африканские партнеры России?

― Для государств Африки, в которых до сих пор чуть меньше половины населения вообще не имеет доступа к электроэнергии, одной из наиболее острых остается энергетическая проблема. Особенно в условиях, когда западные страны активно и целенаправленно навязывают им так называемую зеленую повестку и в итоге зависимость от западных технологий.

При этом западные страны умалчивают, что добыча такого металла, как литий, который лежит в основе производства электрических аккумуляторов, производит в десять раз больше выбросов в атмосферу, чем использование самой грязной угольной электростанции. Все расчеты сводятся только к одной стороне проблемы. Дело в том, что Запад последние 20 лет активно разрабатывал эти технологии зеленой энергетики и сейчас заинтересован в том, чтобы транслировать их на весь мир и в первую очередь на Африку. Мы проводили исследование: примерно 80% вложений европейцев в энергетику африканских стран ― это именно зеленая энергетика: солнечная и ветровая. Я не говорю, что это плохо: в Африке много солнца и ветра, но сводить всю энергетику только к этим технологиям неправильно.

Россия же как один из мировых лидеров в области энергетических технологий и абсолютный лидер в энергетике атомной предлагает комплексный подход. С учетом особенностей каждой страны мы предлагаем наиболее приемлемый вид энергетики для конкретного государства. Это не значит, что мы навязываем только атомную энергетику, которая по выбросам в атмосферу остается самой чистой, но по каким-то причинам не признана зеленой. Мы также предлагаем решения, связанные с гидроэнергетикой и газовыми электростанциями, ― это сбалансированный подход, который нужен африканцам для того, чтобы обеспечить население электричеством. И у России в этой области нет конкурентов.

― В чем здесь роль России: просто приехать, построить и обслуживать тот или иной объект или сотрудничество начинается с взаимодействия ученых и подготовки африканских специалистов?

― Сейчас «Росатом» строит атомную электростанцию с четырьмя энергоблоками в Египте. И взаимодействие началось задолго до начала постройки. Первоначально были подготовка специалистов и научное сотрудничество. Часть специалистов, которые будут работать на АЭС в Египте, приглашают в российские вузы, для этого существуют целевые места для обучения африканцев. Кроме того, сейчас в Египте открывается филиал НИЯУ МИФИ: необходимость в инженерах атомной промышленности там резко выросла.

В сотрудничестве Россия всегда обеспечивала комплексный подход, в том числе в области энергетики, о которой мы говорим. Я не раз транслировала позицию африканцев, которые подчеркивают: «От России нам нужны не торговля и финансы, а образование и технологии». Они ждут именно этого, поэтому мы в первую очередь должны думать о том, чтобы предоставить им не рыбу, а удочку. Это касается не только энергетики, но и сельского хозяйства, медицины, биологии и многих других направлений.

Например, вирусологи из Руанды, которые получили хорошее образование, в том числе в США, рассказывали, что получают от Америки крупные гранты на научные исследования. Но финансируется только выявление какого-либо африканского вируса, после чего ученые должны не исследовать его и искать способ с ним бороться, а запечатать в пробирку и отправить в США, где работать с ним будут совершенно другие специалисты. Это проявление того же самого колониализма, но в науке.

― Так США получают очередной рычаг влияния на страны Африки?

― Именно так. Но африканские врачи заинтересованы не только в поиске и выявлении вируса, им важно научиться его лечить, чтобы сохранить население. А для этого нужно работать с соответствующими методиками и обучаться. И Россия предоставляет всю цепочку знаний: выявление, анализ и борьба с вирусом. Поэтому африканцы заинтересованы в сотрудничестве с нами в области медицины и борьбы с инфекциями.

В то же время Африка дает России колоссальный потенциал для исследований в области географии, медицины, биологии, космонавтики… После того как европейцы отключили нас от своих спутников, мы не видим южное небо, а это важно, в том числе и в стратегическом плане. Сейчас мы сотрудничаем с аналогом нашего Института космических исследований в ЮАР.

Многие считают, что в Африке вообще нет науки. Это абсолютно неверно. Метод компьютерной томографии предложил уроженец ЮАР Аллан Кормак. Операцию по первой пересадке сердца провел Кристиан Барнард, также в ЮАР, в Кейптауне. В 2002 г. еще один южноафриканец, Сидней Бреннер, получил Нобелевскую премию за раскрытие генетического кода. Расщепление инсулина в организме первым исследовал биолог и врач из Сьерра-Леоне Дэвидсон Никол. Рашид Язами из Марокко разработал первый в мире литий-ионный аккумулятор. Египтянка Самира Мусса первой в мире выдвинула идею использования радиоактивного излучения в медицинских целях. Этот список можно продолжать. Достижений у африканских ученых много, и сегодня они работают на очень достойном уровне, особенно в области биологии, медицины, сельского хозяйства, химии… В области криптовалюты африканцы дадут нам 100 очков вперед. Поэтому нельзя говорить, что мы только даем что-то Африке. Мы взаимодействуем в наших общих интересах. В итоге сейчас сформировалось широкое поле деятельности и для нас в Африке, и для африканцев, которые активно перенимают наш опыт, в первую очередь для того, чтобы защищать интересы своего населения, а не работать на тех, кто диктует им свои условия и ставит корыстные цели.

― В интервью два года назад вы отмечали, что существуют проблемы образования африканцев в России. Как эта ситуация выглядит сейчас?

― Понемногу проблема начала решаться, в первую очередь это связано с увеличением количества российских государственных стипендий: сейчас для африканцев их предоставляется примерно 6 тыс. в год. При этом в России на разных курсах в разных вузах учатся порядка 36 тыс. африканских студентов одновременно. Это очень большая цифра даже в сравнении с Советским Союзом. Недавно я беседовала с главой Россотрудничества Е.А. Примаковым. Он рассказал, что иногда приходится передавать африканцам не использованные другими странами заявки. С одной стороны, количественный рост ― это хорошо, с другой стороны, весь вопрос ― в подходах к обучению.

Почему-то в России очень ценится количественный подход. Притчей во языцех стала оценка эффективности научного труда по количеству статей без учета того, что в этой статье написано и какая конкретная научная задача решена. Главное — чтобы она опубликовалась в журнале первого-второго квартиля…

Такая же ситуация складывается и с иностранными студентами в России. Конечно, Министерство науки и высшего образования внесло большой вклад, увеличив количество квот, но ведь вопрос не в том, чтобы привлечь как можно больше студентов. Надо представлять итоговый результат: вернутся ли эти студенты в свою страну или начнут искать возможности остаться в России, какие специальности нужны африканским странам? Поэтому нужно активно работать с министерствами соответствующих стран, чтобы понимать востребованные специальности и их запросы к молодым специалистам.  

К сожалению, у нас многое делается методом тыка. Есть один яркий пример. Министерство просвещения недавно проводило программу по пропаганде русского языка в африканских странах. Идея сама по себе прекрасная! Задание передали региональным педагогическим университетам, но страны между ними распределяли случайным образом без учета прошлых связей и сложившего сотрудничества. Многие участники проекта не знали специфику стран, с которыми им пришлось работать. В итоге на программу выделили средства и наши педагоги поехали в Африку, но за эти же деньги можно было бы получить гораздо более качественный продукт. Политику в этой области надо выстраивать более тщательно, заранее просчитывать все ходы: это потребует чуть больше времени, но и эффект от вложений вырастет.

В отношении африканских студентов, которые учатся в России, есть несколько перспективных направлений. Во-первых, необходимо на месте, то есть в самих африканских странах, отбирать наиболее перспективных африканских школьников, возможно, методом олимпиад. Кроме того, я давно предлагаю создать в каждой африканской стране русскую школу. Еще одно важное направление ― упор на африканскую политическую элиту, причем не только на ту, что сейчас у власти, но и  перспективную. Надо приглашать таких детей учиться у нас, как это делают американцы. В США около 12 лет существует программа «Молодые лидеры Африки». Почему бы нам не пойти таким же путем? И, наконец, необходимо поднять стипендии хотя бы до прожиточного минимума и обеспечить африканским студентам перелет в Россию. Пока мы даем только бесплатное образование и, возможно, общежитие. Китай же, например, оплачивает перелет и предлагает достаточно неплохие средства для жизни в стране: при прочих равных выбор явно будет не в нашу пользу.

― А что касается подготовки российских студентов: нам хватает молодых африканистов?

― Катастрофически не хватает. Для подготовки квалифицированного африканиста требуется достаточно много времени, как минимум пять-шесть лет обучения. Сейчас есть программы поддержки и расширяется прием на африканские языки, это очень важно. Недавно мы отмечали столетие со дня рождения основателя и руководителя Африканской партии независимости Гвинеи-Бисау и Кабо-Верде Амилкара Кабрала. На встрече выступал посол Мозамбика: в контексте разговора про колониальное наследие он отметил, что колониализм никуда не ушел, потому что он выступает с речью на языке колонизаторов, хотя должен был бы говорить на национальном языке. Африканцы очень ценят, когда с ними говорят на их языке, поэтому нам нужно усиливать программы изучения африканских языков. Если не всех, то по крайней мере самых крупных, например суахили.

С другой стороны, нам нужны специалисты по африканской экономике, пусть даже без владения африканскими языками, но с английским или французским. Их катастрофически не хватает. Дело в том, что образовательные программы построены так, что если студент учит язык, то он не может быть экономистом: выпускаются лингвисты или политологи, но не экономисты. А подготовить хорошего экономиста очень непросто. Мы стараемся привлекать молодежь в наш институт, я выступаю в вузах и приглашаю студентов. Тем более что у нас есть перспективы и мы начали регулярно ездить в Африку. Это интересно. Но и спрос на экономистов очень большой, такие специалисты нужны и российским министерствам, и компаниям. В какой-то степени приходится с ними конкурировать.

― Какими исследованиями сегодня занимается институт?

― Важная программа, которой мы сегодня занимаемся, ― это исследование современных форм колониализма. Нам интересен африканский опыт, так как выяснилось, что колониализм как форма угнетения сегодня распространяется не только на бывшие колонии, но и на весь мир, в том числе на страны Европы. Подходы, которые применяются к внешней и внутренней политике европейских стран, иначе как колониальным подходом не назовешь.

Кроме того, мы занимаемся формированием стратегии внешней политики России в направлении африканских стран. В рамках новой концепции внешней политики России, принятой в 2023 г., Африка вынесена в отдельный большой раздел. Со своей стороны мы и проводим теоретические исследования, и даем практические рекомендации: помогаем министерствам формулировать конкретные шаги в политике во взаимодействии с африканскими государствами.

Отдельно мы изучаем миграционные процессы. Скоро выйдет новая монография по африканской миграции в период европейского миграционного кризиса. Миграционные процессы, так или иначе связанные с перемещениями большого количества населения, особенно в периоды турбулентности мировой политики, интересны с точки зрения последствий для России. 

Специальный центр в нашем институте занимается изучением политики старых и новых игроков в Африке. Мы видим, что их политика тоже меняется и приспосабливается: если раньше Африканский континент для США был второстепенной задачей, то с созданием новой концепции 2018 г. на первые места выходит противостояние США с Россией и Китаем в Африке. Причем Россия стоит на первом месте, несмотря на то что позиции Китая в Африке гораздо сильнее.

Безусловно, мы изучаем историю Африки и социальные процессы. В этой области интересны гендерные исследования. Многие африканские государства очень жестко относятся к пропаганде ЛГБТ (деятельность ЛГБТ-движения признана экстремистской и запрещена на территории РФ) и абсолютно не приемлют это движение. При этом вопрос роли женщин и молодежи для развития Африки ― один из важнейших пунктов «повестки 2063» и поддерживается на разных уровнях. Например, президент Танзании сейчас женщина. В декабре будут проходить выборы в Намибии, и, похоже, президентом там тоже выберут женщину. Интересно, что она хороший друг России и в свое время училась у нас.

Главной задачей нашего института остается сочетание фундаментальных и прикладных исследований. Для России сейчас важно изучать будущее Африки, роль, которую страны Африканского континента сыграют в мировой политике и экономике, и то, как это повлияет на развитие России. Конечно, нам интересно изучать особенности какого-нибудь маленького африканского народа, но мы не можем себе этого позволить в нынешней ситуации.

― Можете ли выделить любимую страну Африки?

― Я не могу назвать любимую страну в Африке: они все очень разные, с уникальной спецификой. Тем более выделять одну из стран было бы некорректно политически.

Я каждый раз люблю ту страну, в которую приезжаю. В последний раз я была в Танзании и до сих пор остаюсь под впечатлением: страна быстро развивается, и такие стереотипные представления об Африке, как грязь и нищета, совершенно не соответствуют тому, что я увидела в Дар-эс-Саламе.

На саммите одна из министров иностранных дел сказала: Africa is booming. Действительно, в Африке происходит серьезный прорыв. Да, существуют бедность, низкий уровень образования, масса нерешенных проблем. Но молодые люди, которые составляют подавляющее большинство населения Африки, верят в свое будущее и понимают, что им надо для развития. Это здорово, и поэтому я люблю всю Африку. Нам стоит сотрудничать с каждой страной, готовой взаимодействовать с нами.