Чем интересна и почему важна археология, почему современное историческое знание невозможно без помощи естественных наук и какие новые возможности открываются сегодня перед гуманитарными науками, рассказывает академик Николай Андреевич Макаров, вице-президент Российской академии наук, директор Института археологии РАН.
— Николай Андреевич, знаю, что ваши предки были художниками и писателями. Историков не было. И вот вы в юные годы попадаете в Новгородскую экспедицию академика В.Л. Янина. Это вас потрясло, это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Это так?
— Не совсем. Меня всегда интересовали разные области гуманитарной науки, но археология казалась особенно притягательной, поскольку давала живой контакт с прошлым. Новгородские раскопки 1970-х гг., общение с Валентином Лаврентьевичем, его экскурсии по Новгороду — это, конечно, сильнейшие впечатления. В.Л. Янин, по сути, сформировал наше поколение археологов и историков-медиевистов, не только наши конкретные научные интересы, но и общий взгляд на «ремесло историка».
— А потом вы окончили МГУ и занялись Древней Русью, причем в основном северными территориями. Почему именно Север привлек больше всего?
— Меня интересовала средневековая Русь и средневековая эпоха в целом, и в особенности памятники, которые мало исследованы. В конце 1970-х гг. Новгород и многие другие области Руси были уже основательно изучены, охвачены широкими раскопками. Северные окраины Руси, территории современных Архангельской и Вологодской областей во многом оставались белыми пятнами, средневековые поселения и могильники здесь были практически неизвестны. Археология не располагала материалами для изучения интеграции этих земель в состав Руси.
Обстоятельства сложились так, что при планировании знаменитой переброски стока северных рек в Волгу потребовался археолог, который готов искать материальные следы Средневековья на этой территории, чтобы выяснить, попадают ли они в зону возможного затопления, и как-то обеспечить их сохранение при реализации проекта. Это была временная лаборантская ставка в Институте археологии, я был на нее взят и отправился в экспедицию на Север.
— Удалось найти что-то ценное?
— Памятники Средневековья удалось найти, а проект переброски, к нашей величайшей радости, не был реализован. Эти работы дали очень большой и разнообразный опыт. Во-первых, возможность самостоятельного поиска совершенно неизвестных археологических объектов, средневековых поселений и могильников, не выраженных в современном рельефе, без какой-либо подсказки, на берегах северных рек и озер. Во-вторых, возможность работы на больших новостройках, взаимодействия с проектировщиками и строителями, с которыми археологу часто приходится сталкиваться в своей практической деятельности. Этот опыт диалога, поиска приемлемых для сохранения древностей проектных решений, сопротивления, защиты памятников оказался очень полезен.
Работы нашей экспедиции на Севере продолжались больше 20 лет. Средневековые поселения и могильники, открытые на Севере, — необычайно яркие памятники, они отражают продвижение древнерусского населения на окраины, освоение волоков на водоразделах великих рек, взаимодействие славян и финнов, становление пушного промысла, важнейшего источника благосостояния Новгорода и северо-восточных русских княжеств. Эти процессы — неотъемлемая часть нашей национальной истории, с другой стороны, часть мировой истории освоения Севера.
Академик Б.В. Раушенбах, один из основоположников нашей космонавтики и автор глубоких исследований по средневековому иконописанию, говорил, что на изучение одной проблемы нельзя тратить больше 15 лет. Но археология — медленная наука, даже начало изучения средневековых древностей Севера потребовало большего времени.
— А затем ваша экспедиция переместилась в центральную часть Северо-Восточной Руси…
— Да, на территории, которые стали центром Суздальской земли. Мы там планировали работы на несколько лет, на два-три сезона, и тоже задержались на 20 лет.
— Николай Андреевич, как часто приходилось спорить со строительными организациями, чтобы сохранить исторические памятники?
— Слово «спорить» здесь не совсем точное, правильнее говорить о поиске решений, обеспечивающих сохранение памятников. Это постоянный процесс, потому что современный мир развивается, создаются новые инфраструктуры, строятся новые дороги, растут города. Значительная часть современных новостроек проектируется на местах археологических памятников. И есть разные пути защиты.
Один из этих путей — корректировка проектов таким образом, чтобы пространственно развести участки современного строительства и участки, где находятся древние памятники. Другой путь — это спасательные раскопки, полное изучение древних объектов, оказавшихся в зоне строительства.
Выстраивание конструктивных отношений со строителями и с теми, кто планирует пространственную структуру городов, транспортные сети, должно быть обычной частью работы археолога. Здесь должна быть не борьба, а сотрудничество и поиски путей, которые дают, с одной стороны, возможность развиваться современной жизни, с другой стороны, сохранить наследие.
— А вас всегда слышат, понимают? Не бывает каких-то принципиальных разногласий — дескать, зачем нам это старье? Такие аргументы приходится слышать?
— Это вечное противостояние, которое все-таки во многих случаях заканчивается конструктивными решениями. Понятно, что любой руководитель города, региона заинтересован в современном строительстве без каких-либо ограничений. Но современный мир также осознает ценность наследия, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей.
В России хорошее законодательство, регулирующее сохранение археологического наследия. Оно предусматривает экспертизу земельных участков перед строительством, проведение спасательных раскопок в тех случаях, когда археологические памятники попадают в зону строительства. Правда, в последнее время строительный комплекс все настойчивее предлагает отказаться от этих норм.
Другое дело, что сфера сохранения наследия — не только практическая, но и требующая серьезного научного погружения. Только академическая наука может предложить здесь выверенные реалистичные решения, гармонизирующие конфликт настоящего и прошлого.
— Можете привести пример?
— Когда планировалось строительство Крымского моста, один из проектов предполагал выход западной части его полотна на территорию Керченской крепости, построенной после Крымской войны на мысе Ак-Бурун. Понятно, что при таком решении исторический ландшафт был бы утрачен, крепость потеряла бы свой исторический облик. Мы предложили проектировщикам немного сдвинуть трассу, отвести ее от исторических фортификаций. Крепость сегодня становится одним из наиболее посещаемых музейных объектов на территории Керчи.
Спасательные раскопки на местах строительства обеспечивают сегодня основной приток новых материалов в археологии. Такая ситуация во всем мире. Вы видите на стене моего кабинета изображения предметов парадного конского снаряжения. Они найдены при недавних спасательных раскопках на территории Калининградской области, на месте могильника древних эстиев, который оказался в зоне строительства подземного хранилища газа. А самый крупный полевой проект Института археологии прошлого года — это раскопки на трассе автодороги «Москва — Казань», где нам впервые удалось вскрыть древнерусские сельские поселения целиком, с полным охватом всей территории.
— Что это значит?
— Обычно при раскопках исследуются лишь части поселения, для полного охвата всей территории недостаточно времени и средств. Но при проектировании автодороги «Москва — Казань» сложилась ситуация, когда в зоне строительства оказалась территория трех селищ под Муромом и Владимиром и возникла необходимость исследовать их полностью. Таким образом, выявлены их топографическая структура, планировка. Это поселения XII–XIII вв.: выяснилось, что они состояли из дворов, которые, как и в городах, были окружены частоколами. То есть это не хаотическая застройка, а система домохозяйств, в которых отдельные участки были маркированы, а само поселение окружено оградой. Если бы не спасательные раскопки, мы бы никогда этого не узнали. Надо сказать, что компания «Автодор» весьма ответственно отнеслась к сохранению археологических памятников в зоне строительства и организации раскопок.
— Каким образом вы понимаете, что именно в этом месте надо копать, потому что там может быть что-то ценное?
— Существуют специальные методики ведения археологических разведок, основной частью которых по-прежнему остается пеший маршрут и закладка шурфов. Но существуют и большие археологические архивы, и одна из важных задач археологии — учет и сбор информации обо всех объектах, которые уже когда-либо затрагивались полевыми работами, интеграция этих данных в единую информационную систему. Такая система создана в Институте археологии РАН: это электронная археологическая карта России, в которой сведена информация пока о 42 тыс. археологических объектов. А это всего 120 тыс. записей, потому что в систему также внесены записи о тех точках, которые обследовались, но никаких археологических объектов там нет.
— Где находится эта карта?
— Она размещена в открытом доступе. На нее нанесены далеко не все известные памятники на территории России, потому что сам ввод археологических архивов в эту информационную систему — огромная работа, которая требует времени и квалифицированных специалистов. Пока в систему введены данные обо всех археологических памятниках, выявленных в 1940–1960-х гг. и в последнее десятилетие. Но карта уже в своем настоящем виде многое дает для понимания общих закономерностей в пространственном расположении археологических памятников.
Разумеется, каждый большой строительный проект предполагает обследование участков, которые еще не подвергались разведкам. В последние годы все мы увлечены высокими технологиями, в археологии все шире применяется геофизика, но она не заменяет закладку шурфов и пеших разведок. Очень многое держится на простых методах и на профессионализме людей, которые проводят эти разведки.
— Николай Андреевич, знаю, что в последние годы вы много занимаетесь Москвой. Что вы можете отметить из последних самых интересных находок?
— Обстоятельства сложились так, что Институту археологии было поручено проведение раскопок в Московском Кремле, который до недавнего времени оставался для археологов довольно закрытой территорией. В какой-то момент возникло понимание, что Кремль мало изучен, и вот в последние годы нами исследованы два участка. Это восточная часть Кремля, территория Чудового монастыря, снесенного в 1929 г., которая стала доступна после демонтажа 14-го корпуса Московского Кремля. Сейчас материалы этих раскопок подготовлены к печати, и я надеюсь, что в конце года они будут опубликованы.
Второй участок — в Большом Кремлевском сквере, в центре Кремля, где мы планировали получить полный профиль многометровых кремлевских напластований и исследовать горизонты, относящиеся ко времени начала Москвы. Но главным объектом изучения здесь стали каменные фундаменты Приказов. Остатки двух зданий конца XVI и конца XVII вв. очень важны с исторической точки зрения: это место размещения центральных органов власти русского государства. Наверное, это самая большая каменная гражданская постройка XVII в. в Москве. Она была снесена Баженовым в 1770 г., когда планировалось строительство нового дворца в Кремле.
Приказы отмечены на планах Кремля XVIII в., но когда мы начинали раскопки, не до конца понимали характер этого здания, его циклопический облик. Это монументальная, огромная постройка, символизировавшая амбиции и силу Московской Руси XVII в. И оказавшаяся забытой.
Между фундаментами сохранились остатки культурного слоя XII в., остатки построек XIV–XVI вв., стоявших на городских усадьбах, и даже поселения железного века, далекого предшественника исторической Москвы, на кромке береговой террасы Москвы-реки. Это вторая половина I тыс. до н.э. и первые века нашей эры, время древнего Рима.
— С ума сойти! И это в самом центре Москвы.
— Да. Раскопки в Кремле постепенно проясняют облик Москвы второй половины XII–XIII вв., ее историческую топографию. Это довольно большой город, а не пограничная крепость, как можно было ожидать, с усадебной застройкой и классической древнерусской культурой: обычные для древнерусских городов типы жилых построек, горшков, украшений, бытовых вещей. Археология Москвы демонстрирует неожиданные следы роста города и благосостояния в XIII–XIV вв., когда большинство древнерусских городов находились в упадке.
— Как часто вам приходится сталкиваться с альтернативными вариантами истории, разного рода спекуляциями, пользующимися зачастую популярностью в народе? Приходится ли вам это разоблачать?
— Это вечный процесс: информационное пространство открыто, в него всегда будут вторгаться дилетанты, вольные интерпретаторы, намеренные создатели фейков. Профессиональные историки всегда должны быть готовы оппонировать, сдерживать эту стихию, находить убедительные аргументы для противодействия паранауке.
— А что это за новые проекты в сфере гуманитарных наук?
— 2022 г. становится годом обновления или воссоздания важнейших узлов инфраструктуры гуманитарной науки, знаковых для Российской академии наук Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН), Санкт-Петербургского филиала Архива РАН и Кунсткамеры — Музея антропологии и этнографии.
Построено новое здание ИНИОН, сменившее постройку, уничтоженную пожаром 2015 г. Библиотека пока не открыта, но очень близка к тому, чтобы снова начать работу. Новое пространство располагает к тому, чтобы дополнить ИНИОН новыми функциями информационного центра, рассказывающего о современных достижениях российской гуманитарной науки.
Санкт-Петербургский филиал Архива РАН, хранящий документы по истории Академии в XVIII первой трети XX вв., переехал в новое современное здание, строительство которого продолжалось семь лет. Здесь обеспечено надежное хранение этим драгоценным фондам, и они доступны для исследователей.
Близко к завершению строительство нового здания фондов Кунсткамеры. В старом здании создается новая экспозиция «Петровская Кунсткамера, или Башня знаний», которая должна быть открыта 9 июня 2022 г., в день 350-летия со дня рождения первого российского императора и основателя Кунсткамеры.
Все эти три проекта имели сложную историю: строительство всех трех зданий неоднократно останавливалось, менялись проекты, менялось управление наукой. Тем более важно, что все три доведены до конца.
Так случилось, что филиал архива и новая экспозиция Кунсткамеры соединяют два юбилея — 350-летие Петра I и приближающееся 300-летие Российской академии наук. Они напоминают о том, что именно Петр I был основателем академии, что именно его эпоха стала временем становления российской науки. Петровская эпоха учит нас не бояться новизны, как бы напоминает, что развитие науки — органичная и естественная часть обновления страны. Что петровские преобразования для России — не только перестройка системы управления, строительство новой столицы, преодоление изоляции, укрепление военной мощи, но и первая прививка культа знаний.
— Николай Андреевич, что вы можете сказать о праздновании юбилея Петра I в нашей стране?
— Петровская эпоха кажется хорошо изученной, но, как и всякое большое историческое явление, она всегда будет притягивать историков, требовать нового осмысления, углубленного исследования с привлечением новых источников. Недавняя научная сессия отделения историко-филологических наук РАН показала, что проблемы петровских преобразований, общества и культуры петровского времени продуктивно изучаются во многих научных учреждениях, объединяют научные интересы исследователей классической истории, археографов, историков культуры и языка.
Один из неожиданных и новаторских проектов — «Диджитал Петр» — расшифровка автографов Петра I с использованием искусственного интеллекта, инициированный Российским историческим обществом и финансируемый «СберБанком». Этой работой занимаются исследователи Института истории в Санкт-Петербурге и IT-специалисты из «Сбера».
— А есть трудности с их прочтением?
— Публикация писем и бумаг Петра I началась в 1886 г., с тех пор издано 13 томов его автографов, но дело идет медленно. Почерк Петра был неразборчив, он менялся, многие автографы читаются с трудом. Использование ИИ может ускорить эту работу.
— Можно ли сказать, что искусственному интеллекту удалось прочесть то, что не могут прочесть живые архивисты?
— Нет, конечно, проект не отменяет участия археографов в дешифровке петровских записей, но он может облегчить их работу и в перспективе дать возможность использовать технологии ИИ для чтения многих других документов. В том числе деловых документов XVII в., написанных скорописью, которые читаются очень медленно.
— Николай Андреевич, что вы чувствуете, когда удается открыть что-то новое, неожиданное, чего раньше не знали, даже не догадывались об этом? У вас по-прежнему возникает восторг, как в школьном возрасте, когда вы поехали в экспедицию с В.Л. Яниным?
— Новые научные результаты — всегда источник сильных положительных эмоций, во всяком случае в археологии. Вот только что я получил материалы геофизической съемки места одного из средневековых могильников под Суздалем. Это карта, на которой читаются основания нескольких десятков курганов на поле, где в настоящее время нет никаких следов курганных могильников. Абсолютно плоское поле, на котором когда-то были курганы X–XI вв., и, возможно, еще остаются нетронутые погребения. Современные методы геофизики предоставляют возможность увидеть картину этого могильника, скрытую от невооруженного глаза.
Прошлой осенью мы сделали на месте этого могильника первые находки, а сейчас уже видим его пространственную организацию. Это один из примеров, когда мы используем современные технологии для более основательного погружения в историю, для выявления той части наследия, которая, казалось бы, бесследно исчезла. Выясняется, что оно вполне зримо и даже может быть осязаемо, если мы проведем раскопки.
— Знаю, что и этот дворец, где сейчас находится президиум РАН и где мы с вами беседуем, недавно стал предметом ваших исследований…
— Это не мое исследование, книга об Александринском дворце написана моими коллегами, историками, архивистами, историками искусства. Надеюсь, что она скоро будет издана. Александринский дворец, одна из трех резиденций императорской семьи в Москве, выкупленный в казну Николаем I у княгини А.А. Орловой, безусловно, заслуживает специального изучения. Не буду забегать вперед, скажу лишь, что будущие императоры говели в этом дворце перед коронацией — уединялись и предавались сосредоточенным размышлениям о будущих судьбах вверенной им державы.
