День борьбы с ненормативной лексикой — отличный повод начать новую жизнь не со следующего понедельника. Однако пора ли придумывать эвфемизмы для разных случаев жизни или все не так плохо? Разобраться в этом нам помогла Юлия Тишкина, выпускница филологического факультета МГУ, сейчас проходящая магистерскую программу в Тартуском университете (Эстония).
Почему ненормативная лексика стала ассоциироваться с чем-то неправильным и неприличным?
Здесь, наверное, стоит начать с того, что такое «ненормативная». Это слово однозначно и имеет следующее толкование: «не соответствующий норме, приличиям». Соответственно, ненормативная лексика — такой пласт слов, который не соответствует существующей литературной норме, и, строго говоря, этот пласт весьма широк. Так, формально за пределами литературной нормы современного русского языка находятся жаргонизмы, сленг, диалектные слова, просторечия, обсценная лексика (сквернословие) и так далее. Можно ли говорить о том, что слова, включенные в перечисленные категории, соотносятся с чем-то неправильным и неприличным? Думаю, что нет: обе эти характеристики предполагают определенную позицию говорящего. Условно говоря, если мы встречаем просторечное и диалектное слово в речи, какие мысли могут возникать? Вряд ли мы сразу подумаем, что говорящий сообщает что-то неприличное. Все же мы должны всегда обращать внимание на саму ситуацию: где слово уместно, а где — нет, где будет выражать нужные смыслы, а где окажется излишним.
Когда разговор идет в категориях «неправильное» и «неприличное», вероятно, имеется в виду обсценная лексика. Подчеркну: это не то же самое, что ненормативная. Как обсценная лексика получила свой статус? В свое время был миф о монгольском происхождении русского мата, но это только миф, причем миф уже развенчанный. В сущности, русская обсценная лексика — это три корня (по другим версиям, таких корней четыре или даже семь), которые имеют славянское происхождение. Так, слово, используемое для обозначения мужского полового органа, родственно слову «хвоя». Обозначение женского полового органа этимологически связано с глаголом «сидеть». Слово для обозначения совокупления просто означало «ударять». А все остальное — результат активного словообразования, когда к уже существующим корням присоединяются приставки, суффиксы или постфиксы для выражения необходимых смыслов.
Традиционно истоки брани видят в ритуале, то есть ругательство матом — это не что иное, как обрядовое действие, обладающее некоторым набором функций. А там, где ритуал и обряд, там и сакрализация и табуирование. Так что ничего удивительного в том, что обсценная лексика стала ассоциироваться с чем-то неприличным, нет.
Как изменилось употребление табуированной лексики в современном мире?
В некоторых случаях она утратила первоначальные значения, десемантизировалась. Сейчас мат, как описывают исследователи, имеет следующие функции: придание речи эмоциональности и насыщенности, эмоциональная разрядка в связи с нарушением табу и установление и поддержание контакта (проще говоря, заполнение речевых пауз). Здесь также будет интересно вспомнить всевозможные эвфемизмы, которые используются в качестве замены обсценной лексики.
Почему она стала ассоциироваться с маргинальными слоями населения, если ее также употребляют представители интеллигенции?
Представления о том, что ненормативная лексика характеризует только языки маргинальных групп, тоже, в общем-то, оказываются мифом. Она включает в себя профессионализмы, просторечия, диалектизмы и прочие, которые вполне часто встречаются в речи среднестатистического носителя языка. Дело, скорее, именно в категориях «уместно» и «неуместно» в конкретной ситуации общения. В этой связи хочется вспомнить лингвистическую задачу Андрея Анатольевича Зализняка про мат (текст цитируется по статье Александра Константиновича Жолковского «Лингвистические задачи и тайны творчества»):
«Я [Жолковский] был у него и Е.В. Падучевой в гостях с одной коллегой, и в какой-то момент он стал рассказывать, как после занятий выезжал с территории Университета. (Дело происходило году в 1970-м; филфак уже располагался на Ленинских горах.) Неловко разворачиваясь, Андрей на своем маленьком «Москвиче» чуть не угодил под колеса огромного самосвала, шофер которого высунулся из кабины и заорал... Тут Андрей разыгранно осекся и продолжал уже на сдавленном смехе своим характерным фальцетом, приберегаемым для подобных артистических эффектов:
— При дамах я не могу буквально повторить то, что он сказал. Поэтому я переведу его реплику на семантический язык или, лучше, на куртуазный язык «Тысячи и одной ночи»: О, неосторожный незнакомец! Пожалуй, следовало бы наказать тебя ударом по лицу...
Упоминание о семантическом языке было реверансом в мою сторону — мы с Мельчуком в то время усиленно занимались расщеплением смыслов.
— При этом, — продолжил Андрей, — все богатство значений, заданных элементами «неосторожный», «наказать», «удар» и «лицо», было передано с помощью ровно трех полнозначных слов, образованных от одного и того же корня. Задача имеет одно решение, — торжественно закончил он.
Дамы, естественно, ничего не поняли, а я, к своей чести, нашел ответ довольно быстро. Единственность решения и, значит, разгадка определяется бедностью матерной синонимии в обозначениях «лица», тогда как в передаче остальных ключевых сем веер возможностей гораздо шире».
Кроме того, все категории ненормативной лексики являются стилистически значимыми единицами в художественной литературе. Иногда читаешь произведение и удивляешься тому, как красиво оно сделано с точки зрения лингвистики, насколько уместными оказываются ненормативные с точки зрения литературного языка единицы. Как минимум, это красиво и интересно.
Есть ли языки вообще без ненормативной лексики?
Таких в широком понимании не существует. Если мы снова вернемся к тому, что ненормативная лексика обладает определенными функциями, и попробуем себе эти функции обозначить, то достаточно быстро выяснится, что ненормативные единицы как класс очень важны. Они более экспрессивны при сопоставлении со словами нормативного литературного языка, они передают различные дополнительные смыслы, а значит, нужны. Другой вопрос, насколько уместно использование именно той, а не иной единицы и передает ли нормативное слово нужное нам значение.
Еще больше погрузиться в тематику можно благодаря подборке, которую подготовила Юлия:
- В.М. Мокиенко «Русская бранная лексика: цензурное и нецензурное»;
- М.А. Грачев и В.М. Мокиенко «Русский жаргон: Историко-этимологический словарь»;
- Ю.И. Левин «Об обсценных выражениях русского языка»;
- А.К. Жолковский «Лингвистические задачи и тайны творчества»;
- А.Ю. Плуцер-Сарно «Большой словарь мата»;
- «Где кол ту экшн?!» Как жаргон проникает в нашу речь? Бонусный эпизод — о профессиональной лексике: https://tehnikarechi.studio/episodes/2020/01/06/gde-kol-tu-ekshn-kak-zhargon-pronikaet-v-nashu-rech-bonusnyy-epizod-o-professionalnoy-leksike;
- «Мат надо спасать». Почему будущее мата филологов волнует больше, чем иностранные слова, феминитивы и ударение в слове «звонит»?: https://tehnikarechi.studio/episodes/2020/06/15/mat-nado-spasat-pochemu-buduschee-mata-filologov-volnuet-bolshe-chem-inostrannye-slova-feminitivy-i-udarenie-v-slove-zvonit;
- «В оканье нет ничего стыдного и смешного». Эпизод в защиту говоров (и о том, откуда они появились): https://tehnikarechi.studio/episodes/2020/06/22/v-okanie-net-nichego-stydnogo-i-smeshnogo-epizod-v-zaschitu-govorov-i-o-tom-otkuda-oni-poyavilis.
Информация предоставлена пресс-службой МГУ
Источник фото: ru.123rf.com
