Вся медицина, как известно, делится на несколько
больших разделов: профилактическую, которая рекомендует, как
себя
вести, чем питаться; терапию, которая лечит
различными препаратами, действующими на живую клетку,
активируя какой-то
процесс либо подавляя его; и, наконец, хирургию, основной
метод которой — оперативное вмешательство. Сейчас мы
стали
свидетелями появления четвертого, принципиально
нового направления — регенеративной медицины. Это
выращивание
новых органов из собственных клеток пациента.
Такая возможность появилась благодаря успехам биохимии,
молекулярной и клеточной биологии, бурно развивавшихся во
второй половине прошлого века. Конечно, первые достижения этой
науки довольно скромны, хотя для многих людей это настоящее
спасение. Глобальная цель регенеративной медицины— понять
процессы обновления, чтобы научиться ими управлять,
добиваться репарации поврежденных органов и
тканей непосредственно в теле человека. В нашем
организме непрерывно идет регенерация. Отрастают волосы и ногти,
срастаются сломанные кости, обновляются кожа, слизистая
кишечника, дыхательных путей, кровь. Поэтому главная мечта
людей, которые всерьез занимаются исследованиями в этой
пионерской области, — научиться включать в организме потенциал
регенерации и обновления.
По словам министра здравоохранения РФ В.И. Скворцовой,
современная медицина строится на новой философии
восстановления здоровья, повышения качества жизни и активном
долголетии, что требует принципиально новых подходов к
лечению и профилактике заболеваний. Лечение без таблеток и
операций, исцеление тяжелейших и летальных заболеваний,
продление жизни, регенерация органов — не миф,
а реальность.
«Сегодня регенеративная медицина— одно из наиболее динамично
развивающихся направлений медицинской науки, ставящее своей
целью воссоздавать или заменять клетки, ткани или органы для
восстановления или установления нормального
функционирования организма, — подчеркивает В.И. Скворцова. — Это
новое направление медицины, которое будет спасать людей,
считавшихся ранее неизлечимыми».
В наши дни появилась уникальная возможность увидеть первые
результаты такой работы. В поселке Вольгинском Владимирской
области успешно функционирует технопарк «Генериум», уже
производящий инновационные препараты для отечественного
здравоохранения, в том числе и клеточные продукты,
необходимые в регенеративной медицине. Это первый
частный наукоград в нашей стране. Модель успешного и эффективного
функционирования такого рода структуры все убедительнее
демонстрируют инвестиционные проекты, встречающие горячую
поддержку со стороны как бизнеса, так и государства. Будучи
президентом РФ, здесь дважды успел побывать Д.А.
Медведев. Основные направления, в которых активно работает
компания, — гематология, онкология, нейродегенеративные
заболевания, в частности рассеянный склероз, производство
диаскин-теста для точной диагностики туберкулеза. Близки к
регистрации ферменты для лечения ишемического инсульта, болезни
Гоше, муковисцидоза и других тяжелых прогрессирующих
заболеваний. Сегодня технопарк «Генериум» — это не только
суперсовременный медико-биотехнологический комплекс
с действующими научными лабораториями, заводом по
производству препаратов и материалов,
комфортабельными жилыми коттеджами и всей необходимой
инфраструктурой, но и природный заповедник. Сюда стремятся
попасть на работу самые квалифицированные кадры, однако с
годами отбор становится все жестче. Недаром
технопарк украшает лозунг «Генериум — территория будущего».
Всеволод Арсеньевич Ткачук, академик, ректор факультета фундаментальной медицины МГУ:
Всеволод Ткачук, академик, ректор факультета фундаментальной медицины МГУ
— Регенеративная медицина сегодня — в большей степени
исследовательская область. В науке за это время произошел
очень серьезный прорыв, который в ближайшие годы приведет нас к
практическим результатам. Некоторые из них мы видим уже
сейчас.
— Что именно произошло?
— Началось с того, что 100 лет назад наш соотечественник А.А.
Максимов из Военно-медицинской академии открыл
кровеобразующую клетку. Из одной клетки костного мозга образуются
все клетки крови. Интенсивность этого процесса невероятная:
З т клеток за жизнь. Это могучий процесс. Долгое время полагали,
что это свойство крови и костного мозга. А затем стали
открывать другие стволовые клетки. Мезенхимальные тоже открыл
наш соотечественник А. Я. Фриденштейн в середине прошлого
века. А затем стали находить и нейральные, и другие клетки.
И оказалось, что стволовые клетки участвуют в обновлении всех
клеток нашего организма, даже тех, которые не
делятся. Это открытие дало толчок к использованию таких
клеток в качестве лечебного средства. С возрастом или
при болезни они расходуются, идут на репарацию. Мы научились
их выделять, приумножать и возвращать в нужный орган, ткань
для проведения тех или иных лечебных процедур.
Разумеется, необходима максимальная осторожность, потому что у
человечества нет опыта многолетних наблюдений, к чему это
может привести в далекой перспективе. Поэтому клинические опыты
проводились в том случае, когда речь шла о терминальных
болезнях, которые другим способом не излечишь.
В последние пять-десять лет было обнаружено, что в нашем
организме одни зрелые дифференцированные клетки могут
превращаться в другие. Это открывает фантастические возможности.
Мы производим десятки тонн клеток за свою жизнь, и все это
время клетки обмениваются генетическим материалом,
секретируют микровезикулы, экзосомы, в которые упакованы
регуляторные нуклеиновые кислоты, ответственные
за дифференцировку и трансдифференцировку клеток. Многие
заболевания вызываются сбоем в этой системе — например, рак,
который стали называть пародией на эмбриогенез или на
регенеративные процессы.
Раковая клетка— это некий генетический сбой. Ее можно удалить,
сейчас есть и хирургические, и лучевые методы. Но она может
превратиться в стволовую раковую клетку, и тогда это уже
хроническое заболевание, которое может дать новые рецидивы.
Так что возникло очень много проблем в понимании патогенеза,
но открылись и новые возможности лечения. Это первое.
Второе: в нашей стране после долгих усилий
Минздрава, академии наук, МГУ появился закон о клеточных
технологиях. Его подписал в прошлом году президент страны,
и уже с этого года мы имеем законодательную базу. Она
предполагает испытания всех этих клеток на животных моделях.
Это непросто, но мы разработали технологию. И вот теперь
проводятся испытания эффективности регенеративных технологий
и их возможных побочных эффектов. Если все пройдет успешно,
начнутся клинические испытания, тоже в строго контролируемых
условиях, с согласия пациентов.
Вот такие значимые события произошли в нашей науке. Сюда хлынуло
множество генетиков, клеточных биологов, биохимиков,
молекулярных биологов. Стали приходить врачи. Уже вовсю делают
искусственные органы, тканеинженерные конструкции, которые нужно
вырастить вне организма, а потом вернуть «хозяину».
Это будущее трансплантологии, потому что доноров никогда не
будет хватать.
— Какие из последних достижений регенеративной медицины вы
считаете самыми заметными?
— Самое поразительное— наверное, в области перепрограммирования
клеток. Если человеку нужно что-то вырастить — орган, ткань
или нарастить какие-то ткани, — мы можем взять соматические
клетки с подкожной клетчатки, из костного мозга или сделав
биопсию из любого органа и из этих клеток вырастить другие его
клетки, например нервные, которые часто нужны при
нейродегенеративных заболеваниях или травмах, при
тяжелых операциях, которые требуют замещения ткани. И,
оказывается, их можно перепрограммировать. Но тут есть
опасность. Если при пересадке этих клеток хотя бы одна из них не
будет дифференцирована нами in vitro и окажется в организме,
она начнет превращаться в другие ткани. Это может закончиться
тератомой, образованием опухоли. Сейчас в нашей стране
совершенствуются методы, которые исключают эту
опасность.
Выращивают также тканевые конструкции и органы. Делаются каркасы,
которые заселяются частично дифференцированными стволовыми
клетками, и потом они подсаживаются «на место». Это первые
опыты, которые в основном ведутся на животных и на
данном этапе только подходят к клинике. Но это уже не за горами.
Мы в одном шаге от лечения людей. Причем речь идет о самых
драматичных ситуациях— это разрыв спинного мозга, когда люди
погибают от неподвижности, или фиброз сердца после инфаркта, или
фиброз печени после вирусных заболеваний или тяжелых
отравлений, потеря подвижности после трансплантации органов,
плохое кровоснабжение. Сегодня мы можем выращивать сосуды,
нервы, другие ткани и органы.
В стране начали появляться институты регенеративной медицины.
Самый первый был создан у нас в МГУ, и за это хочу
поблагодарить нашего ректора, а также руководителей Москвы. В
нашем клиническом центре мы создали институт, в котором в
абсолютно стерильных условиях можно производить все эти
препараты.
Конечно, очень важна подготовка специалистов, которая заняла
более десяти лет. Это принципиально новая область, поэтому
еще нет школы, а в медицине это очень важно. Ну и оборудование—
совершенно уникальное. Мы пытаемся создавать программы для
обучения всей страны.
Владимир Павлович Чехонин, академик, вице-президент РАН:
Владимир Чехонин, академик, вице-президент РАН
— Это очень важно на сегодня — отработать механизмы трансляции
фундаментальных исследований в практическом здравоохранении.
Все существующие сейчас стратегии содержат как компонент
именно регенеративную медицину. Я имею в виду стратегию
развития медицинской науки, которая уже принята, и стратегию
научно-технологического развития страны, которая на текущий
момент разрабатывается. В обеих стратегиях есть очень
серьезный блок, который, с одной стороны, обеспечивает
развитие регенеративной медицины, с другой — дает импульс
тому, чтобы эти фундаментальные разработки нашли применение
в практическом здравоохранении, что крайне важно. Этот тренд
сегодня весьма актуален во всем мире. Необходимо, чтобы
российская фундаментальная наука понимала, для чего она
работает, и практическое здравоохранение получало весь
необходимый комплекс фундаментальной подпитки от науки.
— Вам как специалисту, который занимается нейронауками, что
кажется наиболее интересным в контексте прошедшего
конгресса?
— Крайне актуально применение клеточных технологий для терапии
целого ряда сложнейших заболеваний нервной системы. Есть
множество патологических процессов, в которых нарушается
структура нервной ткани. И мы очень ждем серьезных
достижений и предложений от специалистов в области регенеративной
медицины — например, при травмах спинного мозга. Это
чрезвычайно важное направление, которому во всем мире
уделяется очень серьезное внимание.
Павел Игоревич Макаревич, кандидат медицинских наук, заведующий лабораторией генно-клеточной терапии Института регенеративной медицины МГУ:
Павел Макаревич, кандидат медицинских наук, заведующий лабораторией генно-клеточной терапии Института регенеративной медицины МГУ
— 2017 г. — это первый год, когда вступил в силу Федеральный
закон ФЗ-180 «О биомедицинских клеточных продуктах». Мы
работаем сейчас в новой отрасли медицины, пока очень молодой, где
многие проблемы еще не решены. Очень много вопросов о ее
перспективах, хотя они, несомненно, радужные.
— Скажите несколько слов об Институте регенеративной медицины,
который вы представляете.
— Наш институт нынешним летом отметил первый год своего
существования. Сейчас мы близки к тому, чтобы коллектив
увеличился до 30 человек. Сегодня мы имеем все шансы стать одним
из флагманов в этой области. Во- первых, это первый
официально созданный в России институт регенеративной медицины с
таким названием. Во-вторых, в 2018 г. мы очень рассчитываем
на рост и в научном, и в образовательном плане, потому что
хотим максимально акцентироваться не только на разработках, но и
на подготовке специалистов. Мы понимаем: сколь бы ни были
актуальны и эффективны наши разработки, в России очевиден острый
дефицит врачей, технологов, экспертов, которые должны
сформировать всю отрасль. Поэтому мы очень хотим
стать инфраструктурным центром, не только занимающимся
наукой, но и воспитывающим специалистов, которые будут все
это внедрять в практику.
Ольга Васильевна Григорьева, заместитель генерального директора «Селлтера Форм» по развитию:
— Компания «Селлтера Фарм» — одна из самых первых
специализированных компаний, которая разрабатывает
и производит биомедицинские клеточные продукты для
удовлетворения потребностей российского здравоохранения в
терапии социально значимых заболеваний и заболеваний, у которых
нет иных средств терапии. — то, что раньше называли
неизлечимыми, некурабельными состояниями.
— О каких конкретно заболеваниях речь?
— В основном это онкологические заболевания, ортопедия,
офтальмология, аутоиммунные заболевания, заболевания
желудочно-кишечного тракта, например болезнь Крона или так
называемый неязвенный колит. Терапии от них не придумано.
Объять необъятное, конечно, нельзя. Такое распыление ни к чему
хорошему не приводит. Поэтому сейчас мы сфокусированы на
нескольких направлениях: это дендритно-клеточная вакцина
для терапии онкологических заболеваний, это наши
инновационные хрящевые продукты для
реконструктивной челюстно-лицевой хирургии — восполнения
глубоких дефектов, реконструкции, ринопластики. Очень часто
не хватает собственного материала для проведения операций
традиционным способом.
— Все это чисто российское производство?
— Наша цель — локализация и оптимизация производства на
территории Российской Федерации. Мы можем лицензировать
продукт, который был разработан за рубежом, чтобы его как можно
быстрее получил российский потребитель. Но все производство,
конечно, только на российской территории. Регистрацию наша
продукция будет проходить согласно российским регуляторным
нормам.
— Насколько это новое явление для России— строительство таких
технопарков?
— Первый камень нашего технопарка был заложен в 2009 г., а уже в
2011 г. начали работать первые лаборатории. Сейчас
технопарка такого объема у нас в стране больше нет.
— А есть ли у вас задачи по внедрению этих технологий с учетом
социальных потребностей людей, которые не могут себе
позволить все это приобрести?
— Безусловно, мы на это рассчитываем. но здесь мы должны работать
в сотрудничестве с государственными структурами. И. я
полагаю, так оно и будет.
Дмитрий Анатольевич Кудлай, доктор медицинских наук, профессор, генеральный директор акционерного общества «Генериум»:
— Эта территория — первый в России частный академгородок,
уникальный для нашей страны. Это и то место, где наши
сотрудники работают, занимаются научными исследованиями, и жилая
зона, зона отдыха, занятий спортом, прогулок на свежем
воздухе. Это самое крупное биотехнологическое производство в
нашей стране мощностью более 60 млн доз. При этом мы
изначально предполагали застройку не выше трех этажей, чтобы не
убить уникальный ландшафт. Экологические моменты нами также
учитывались. Специалистам, которых мы привлекали к работе,
этот момент тоже казался важным. Дело в том, что мы приглашали не
самых молодых людей, а уже с некоторым опытом — таких, кто
работает в сфере биотехнологий не менее пяти лет. Молодые люди
ищут мегаполисы, дискотеки, театры, культурную жизнь. А люди
опытные, у кого уже есть дети, — это как раз те, кто смотрит
мимо мегаполисов в правильную экологическую сторону. Когда
мы начинали, здесь были только болото и лес. Не было ни детского
центра, ни жилья, ни здания института, ни бассейна, ничего.
Мы рассказывали людям, которые шли к нам работать: вот здесь
будут дома, здесь институт на 12 тыс. м 2 , такое-то
оборудование. Конечно, нужно было поверить в это.
—Поверили?
— Как видите.
— Сколько у вас сейчас сотрудников?
— Порядка 600. Это собственные разработка и доклинические
исследования, включая виварий, клинические исследования и
масштабирование производства, то есть выпуск. Мы имеем в своем
составе и медицинский отдел— порядка 50 профессиональных
сотрудников: это и статистики, и мониторы, и проект- менеджеры,
то есть те, кто работает с клиническими центрами напрямую,
минуя посредников, компании CRO, которые продают услуги по
медицинским исследованиям. Когда мы только начинали
собственное производство, решили посмотреть, что умеют делать
считанные компании в мире. Это оказались факторы крови,
препараты для лечения таких заболеваний, как гемофилия.
Таких компаний очень мало. Гибридные белки в диагностической
сфере тоже в остром дефиците. Вот этими направлениями мы и
занялись.
— Диагностика в какой области? Онкологии?
— В том числе. Хотя онкологией сейчас занимаются многие, а мы
пошли в ту сферу, где 100 лет ничего не происходит, —
туберкулез. Мы увидели пробу Манту как золотой стандарт, и это
меня поразило. Ее придумали во Франции еще вначале XX в., и
с тех пор в принципе ничего не изменилось. И вот это та сфера,
где мы начали работать, видя вечные сомнения родителей на
тему ложноположительных реакций, когда то ли будет
туберкулез, то ли не будет, то ли надо вставать на учет в
противотуберкулезный диспансер и лечить слабыми
дозами антибиотиков, толи нет... Все это для меня показалось
очень странной дискуссией.
— Вы решили эту проблему раз и навсегда?
— Решили! Недавно закончился глобальный международный Конгресс
эпидемиологов по туберкулезу. И мы там были на правах тех,
кто разработал, внедрил диагностику туберкулеза и учит ей весь
мир. Быть экспертами в глубоких нишах, которые гарантируют
высокие цифры смертности и заболеваемости, — это
большая ответственность. Министр здравоохранения В.И.
Скворцова четко назвала с трибун 64 странам-участникам
наш «Диаскинтест».
— Он уже применяется в практическом здравоохранении? Скажем, в
детских садах, школах?
— Да. Более того, скажу про скрининг. У взрослых есть группы
риска, которым при устройстве на работу необходимо исключить
активный туберкулез, — те же врачи, учителя, работники общепита.
В скрининге всегда была Манту. А сейчас применяют
«Диаскинтест». потому что чувствительность в три с половиной раза
выше и никаких побочных реакций.
—А что нового в области разработки клеточных продуктов?
— Наш технопарк — первый в стране и один из семи в мире, который
может похвастаться такого рода производством. Наши
дендрито-клеточные вакцины — по сути, аутологичный материал,
который забирается у самого пациента. Например, мы работаем
со светлоклеточной карциномой почки. Берутся, если говорить
простым языком, аутологичные клетки пациента и на две недели
помещаются в изолятор. Это технология, которая предполагает
индивидуальную работу с человеком него проблемой. Это
персонализация в самом высоком ее понимании. Через две
недели иммунокомпетентные клетки получают первичные свойства
бороться с неопластическими процессами, которые они
утратили. И материал возвращается самому пациенту.
— То есть вы берете у человека, страдающего раковым заболеванием,
его клетки, оздоравливаете и возвращаете ему? Это же
фантастика.
— Нет, это не фантастика, а технологии, которые работают в США, а
теперь и у нас. Раньше получалось, что наши состоятельные
соотечественники лечились в США и стоимость такого лечения
составляла около $200 тыс. за год. Теперь они смогут
лечиться у нас, и это будет заметно дешевле. А со временем
стоимость таких биомедицинских клеточных продуктов станет
доступна и среднему классу. К сожалению, дело
движется медленнее, чем хотелось бы, и поэтому нам
приходится еще и политикой заниматься, чтобы проталкивать те
или иные законы. Если этого не делать, мы будем лишь одной
из компаний, работающих для кого угодно, но не для России. И
вот этот аспект для нас сейчас самый важный.
— Какой еще тематикой вы занимаетесь?
— Это тематика хондроцитов. где мы можем решать проблемы
хирургических и косметологических дефектов, воссоздавать
ткани посредством собственных хрящей. По сути дела, это
восстановление формы, утерянной в ходе каких-то тяжелых
операций или в результате травм.
Сегодня «Генериум»— единственная компания, которая может лечить
гемофилию А, В и ингибиторную форму. Недавно в
Торгово-промышленной палате нам вручили премию «Приоритет» за эту
разработку. Это премия по импортозамещению, но на самом деле
речь идет уже об экспорте, хотя раньше Россия платила огромные
деньги, чтобы закупить эти препараты в США.
Еще мы пошли в сферу рассеянного склероза— это так называемые
бета-ЕЬ-интерфероны, входящие сегодня в «Семь
нозологий».
— Это означает, что пациенты с таким диагнозом получают препарат
бесплатно?
— Именно так. А за разработку по тестированию туберкулеза мы
получили аналог Нобелевской премии в биотехе — французскую
премию Галена в 2014 г., премию Правительства РФ в 2012 г. Мы
единственная, наверное, компания, которая подписала с
крупнейшей китайской компанией Sinopharm договор по
трансферу технологий.
В нашем портфеле сейчас около 40 разработок. Треть из них не
имеют аналогов, это наши, оригинальные продукты. Скажем, наш
самый первый продукт «Растан», препарат гормона роста
соматропина, в свое время вызвал интерес у президента РФ
В.В. Путина. Он сфотографировался на фоне нашего стенда, и теперь
мы показываем этот слайд на всех конференциях. Потом были
колониестимулирующий фактор «Филграстим». интерфероны. И многое
еще впереди. Главное — интерес и желание работать, а у нас это
есть.
Беседовала Наталия Лескова
