До недавнего времени понятие «идентичность» не так часто встречалось в политической науке. То, что люди причисляют себя к левым или правым, консерваторам или либералам, воспринималось как данность.  И даже более к определенному гражданству, нации, профессии… Множественные идентичности всегда были частью нашей жизни, хотя мы и не всегда их так называли. О том, что изменилось и как это понятие теперь влияет на общественную жизнь, на сознание человека и на суверенитет государства мы беседуем с доктором политических наук, заместителем директора по научной работе ИМЭМО РАН членом-корреспондентом РАН Ириной Станиславовной Семененко.

Ирина Станиславовна Семененко

Ирина Станиславовна Семененко

Фото: Елена Либрик / Научная Россия

— Расскажите, пожалуйста, о понятии идентичности и о том, когда оно вошло в научный дискурс, как оно появилось в принципе.

Не такой простой вопрос, как кажется на первый взгляд, и не таким однозначным будет ответ: можно сказать, что и довольно давно, и относительно недавно. Дело в том, что в политической науке становление этого понятия происходило постепенно. Пришло оно из психологии в середине прошлого века, когда впервые было концептуализировано такое понятие, как кризис идентичности. Тогда речь шла о личностном кризисе. Была опубликована работа американского социолога Эрика Эриксона, известная всем, кто занимается идентичностью. В 1968 г. вышла его книга «Идентичность: юность и кризис», и говорил он о возрастном кризисе идентичности.

Идентичность: личность, общество, политика. Новые контуры исследовательского поля

Идентичность: личность, общество, политика. Новые контуры исследовательского поля

Источник: ИМЭМО РАН

Постепенно это понятие стало проецироваться на социальные процессы. Хотя политическая наука постепенно подходила к пониманию того, что эта тема важна и у категории идентичности большой аналитический потенциал, а понятие кризиса идентичности многое объясняет в современных политических изменениях. До недавнего времени центральное место в политических исследованиях занимали политические институты, а также анализ процессов, связанных с идейными и институциональными трансформациями. Те, кто занимаются этим профессионально, или те, кто читают регулярно СМИ, в первую очередь обращают внимание на электоральные сдвиги или разного рода партийные перипетии, столкновения идей и взглядов. Вот, предположим, популисты и их противники — магистральное направление в анализе текущих политических процессов в странах Запада. Но что стоит за такой конфигурацией политических сил, к чему и к кому апеллируют их представители? Чтобы прийти к пониманию таких изменений в политической повестке, которые не связаны напрямую с привычными подходами — борьбой идей, столкновением политических установок, — в конечном счете на первый план и вышла категория идентичности. В политическом анализе важно учитывать влияние субъективного фактора — того, как думают люди, принимающие решения, каков общественный запрос и как он отражается в политической повестке, в публичной дискуссии.

И интересна идентичность не только своим аналитическим потенциалом, но и тем, что это редкий случай, когда из научного поля, и, в частности уже из арсенала политической науки, концепция переходит в публичную политику. Сейчас «идентичность» у всех на слуху. За последние 10–15 лет важность понятия идентичности для развития общества, государства, человека стала не просто очевидной, она материализовалась в политических дискуссиях в виде выступлений первых лиц государств, в партийных программах, в обсуждении того, как человек XXI в. соотносит себя с политической и социальной реальностью. Поле расширялось от психологии в сферы социологии, этнологии, культурологии, религиоведческих исследований и, наконец, политической науки. Для политических исследований идентичность стала ключевым понятием, в том числе в связи с общественным запросом на понимание того, кто «я» и кто «мы», запросом, который особенно актуален в обществе в условиях перманентного кризиса сознания. Идентичность позволяет соединить микрополитический и макрополитический уровни анализа субъективного пространства политики и социальной реальности, посмотреть на эмоциональное переживание своего «я» в соотнесении с «другими», на ценностные предпочтения и на мотивированные интересами и потребностями человека составляющие его политического выбора. И, что очень существенно, отразить динамику представлений человека о своем месте в мире и одновременно зафиксировать состояние этих представлений о своем «я» и о нашем «мы».  

— Кто «я» и кто «мы»? Как это понимать в политическом контексте?

Человек соотносит себя с какой-то системой идей, взглядов и ценностей. Человек — существо социальное, и поэтому его личная система координат, личные ориентиры, формируются во взаимодействии, в социальной коммуникации, в том числе вокруг политических вопросов. И идентичность (а само понятие пришло из латыни) как раз и означает одновременно «я такой, как другие» и «я не такой, как некие иные», то есть указывает на тождественность и на различия. Идентичность — это понятие, которое дает человеку возможность самопозиционироваться, провести границу между собой и теми, с кем он себя отождествляет, и другими, с которыми он находится в противоречии, расходится во взглядах и убеждениях, в выборе жизненных ориентиров и в менее принципиальных, но значимых для повседневной жизни позициях. Тем самым человек позиционирует себя в системе ценностей и социально-политических координат, формирует собственную картину мира, находит людей близких, буквально идентичных взглядов или, наоборот, выделяет иных, тех, с кем он расходится.

И необязательно в политическом контексте это должно выражаться, предположим, в партийной принадлежности или других формах политического участия, в институциональной принадлежности к группе единомышленников. Идентичность не сводится к принадлежности, ведь речь не о том, чтобы плодить с помощью нового слова новые смыслы. Это еще вопрос об эмоциональном переживании своего социального бытия. То есть то, как человек через себя пропускает то политическое, с которым он сталкивается в повседневной жизни, через новости, через социальные сети, даже через художественные формы, кино или музыку, например. И все эти взаимодействия ставят перед ним вопросы, на которые он ищет ответы, в том числе в своем личном духовном опыте. А на этой основе формируется его нравственный выбор.

Что для человека важнее всего? С какой системой координат он себя соотносит? Такой вопрос я задавала свои студентам, когда читала курс о политике идентичности. Кто-то указывает в первую очередь на место рождения (я москвич, саратовец…) или свое этническое происхождение, тоже по рождению (я человек такой-то национальности), если формулировать в наших привычных терминах. Или «я гражданин России, это для меня значимо в первую очередь». Или «я студент». Или «я отец, мать, семьянин, потому что у меня есть дети, есть семья». Или «я верующий человек, для меня очень значимы мои религиозные убеждения и моя религиозная идентичность».

Политическая идентичность и политика идентичности. В двух томах. Т.1

Политическая идентичность и политика идентичности. В двух томах. Т.1

Источник: ИМЭМО РАН

Вот эта система соподчиненности разных ориентиров, с которой человек себя может соотносить ситуативно, и составляет его личностную идентичность. В идентичности переплетаются, пересекаются, соотносятся разные составляющие. В данный момент, когда мы с вами говорим, у меня актуализирована моя профессиональная идентичность. Но это не значит, что для меня не важны другие ориентиры идентичности. Просто они в большей или меньшей степени значимы в конкретной ситуации социальной коммуникации. В этом смысле мы говорим о составляющих личностной идентичности, которые проявляются, когда человек вступает в контакт с близкими в разных отношениях людьми или, напротив, отделяет себя и своих единомышленников от «иных». А идентичность социальна по определению, она проявляется в соотнесенности и во взаимодействиях, межличностных и групповых.

И действительно, речь может идти о личностной идентичности, о которой мы уже упоминали, и о групповых или коллективных идентичностях. Человек принадлежит к определенным сообществам, отождествляет себя с ними, и политическая наука изучает, в первую очередь, те большие коллективные идентичности, которые имеют политические проекции, проявляются в политических взаимодействиях. Когда говорят об идентичности в публичной дискуссии, чаще всего имеют в виду национальную идентичность как самое яркое ее измерение. Она проявляется в соотнесенности со страной и с государством, на которое опирается современная политическая нация. Которая, в свою очередь, вбирает множество культур и идентичностей, что очень важно для России и для самоидентификации членов нашего российского сообщества.

Почему? Потому что государство занимает значимое место в картине мира россиян, и, исторически, играло и сегодня играет важную роль в самоопределении человека, в выстраивании его жизненных ориентиров. Поэтому в нашем исследовательском поле утвердилось понятие государственно-гражданской идентичности, его сформулировала наш выдающийся этнолог Леокадия Михайловна Дробижева. Это система координат, где человек себя позиционирует как гражданин: как он видит свой гражданской долг, свою ответственность за судьбы стран и возможности такую ответственность реализовать. Гражданская идентичность может включать и политический активизм, но не сводится к нему. И тем более не сводится к наличию паспорта и политико-правовому статусу человека. Это сложное и комплексное понятие, оно включает признаки гражданственности — вовлеченности в деятельность на общее благо и ответственности за его результат. А когда человек ассоциирует себя с определенной системой идей и с политическим выбором, актуализируется его политическая идентичность. Сегодня в условиях роста международной напряженности широко обсуждается вопрос о значении для поддержания суверенитета государства и общества идентичности цивилизационной и ее проявлениях в межгосударственных отношениях и во внутриполитической повестке. Например, в выстраивании приоритетов политики исторической памяти, важной для поддержания преемственности поколений для понимания перспектив развития общества, его образа будущего.

Для любого человека, но особенно для тех, кто вступил в период взросления, важным ориентиром становится поколенческая идентичность (вспомним ту книгу, которую я упоминала в начале нашего разговора). Вы принадлежите к другому поколению, чем я, но между нами есть определенная связь, преемственность поколений, и в нашем взаимодействии также важна поколенческая идентичность. Есть идентичность профессиональная, о чем мы уже поговорили. Может быть, даже идентичность корпоративная, когда человек себя соотносит с определенной группой, корпорацией. Не обязательно это бизнес-корпорация, это может быть корпорация охотников, например, или пчеловодов. Для тех, кто занимается научными изысканиями, ведет преподавательскую работу, очень значима принадлежность к сообществу людей науки, у нас есть свои профессиональные ассоциации. Для человека может быть важно, что он занимается таким делом и является членом ассоциации тех, кого объединяет общее дело. У политологов, например, есть Российская ассоциация политической науки, свои профессиональные ассоциации есть у экономистов, социологов, этнологов. Это конкретные примеры из поля общественных наук, в котором я работаю. Примеров такой вовлеченности и ее значимости для человека очень много.

Эти и другие ориентиры идентичности формируются и могут конструироваться. Они возникают в социальных взаимодействиях, а на социальные взаимодействия могут влиять определенные политические силы, разные вовлеченные в политический процесс субъекты. Политическая наука изучает в том числе механизмы политики идентичности. Тут стоит немного уточнить, что имеется в виду. Если кто-то будет читать зарубежную литературу, то увидит, что там политика идентичности сводится в основном к продвижению небольшими группами своих прав, своего «права на идентичность». Например, американские индейцы с помощью политики идентичности отстаивали свое право на собственное культурное лицо, а мигрантские сообщества — признание своей культурной особости в рамках модели мультикультурализма. Этот подход активно продвигался в англосаксонских странах, начиная с 1970-х гг., на его основе выстраивали взаимодействия сообществ — носителей разных культур и идентичностей, в рамках национального сообщества, страны и государства.  А в политике надо думать еще о балансе сил в сложных многокультурных обществах.

В поле политики идентичности действуют в первую очередь субъекты, которые формируют, конструируют идентичности. Это государство в лице своих разных институтов и структур. Это разного рода гражданские структуры, некоммерческие. Это обязательно институты социализации: школа, армия. Это может быть бизнес, который с помощью определенных потребительских моделей продвигает ценности потребления, что дополнительно актуализирует дискуссию об ответственном потреблении. В политику идентичности вовлечены разные субъекты. А в ее арсенале — политика исторической памяти, которая широко используется сегодня в том числе в противостояниях на международной арене, символическая политика — деятельность по продвижению значимых ориентиров идентичности в разных важных для граждан формах, будь то памятники, праздники или образы значимых для сообщества личностей-персонификаторов. Есть узнаваемые личности, олицетворяющие, например, образ разных российских регионов: деятели культуры или иные исторические фигуры, оставившие заметный след в сознании людей. Такой образ делает регион, территорию или небольшое местное сообщество узнаваемым. Например, город Гагарин (бывший Гжатск) в Смоленской области — родина первого космонавта.  Очень важна политика языка: все современные общества объединяет государственный язык, но граждане говорят на разных языках, и право на изучение родного языка — одно из важнейших прав гражданина. И все эти направления отражаются в приоритетах национальной системы образования, ключевых для обеспечения социокультурного суверенитета страны.

— А идентичность и суверенитет — это взаимосвязанные понятия?

Политическая идентичность и политика идентичности. В двух томах. Т.2

Политическая идентичность и политика идентичности. В двух томах. Т.2

Фото: ИМЭМО РАН

Это важнейший вопрос. В институте уже примерно двадцать лет мы изучаем идентичность как ресурс общественного развития, причем как ресурс нематериальный. Привычные ресурсы развития экономики и общества материальны и осязаемы. Другое дело — идентичность, но она является не меньшим ресурсом, а может быть, и  бо́льшим, потому что речь идет о жизненных смыслах и ориентирах человеческой деятельности. На этой основе выстраиваются приоритеты государственной политики, формируется общественный запрос на развитие. По существу, идентичность и закладывает основания социокультурного суверенитета государства. У государства есть суверенитет в самых разных областях. Мы говорим не только о политическом, но и о технологическом суверенитете, о продовольственном суверенитете, ставим вопрос о культурном суверенитете. Социокультурный суверенитет — широкое понятие, и речь идет в том числе о ценностях, которые человек выбирает, и о готовности встраивать свой выбор в общую стратегию развития. Если человек в личностном плане связывает свое будущее, будущее своих детей, будущее своей семьи, будущее поколений, которые пойдут после него, с развитием страны, региона, территории, сообщества, в котором он живет или хотел бы жить, это и закладывает основания для суверенитета. Потому что суверенитет строится на идее развития и опирается на такое личностное качество, как идентичность развития, на перспективное осмысление своего места в обществе и своих возможностей для социального творчества. На готовности осваивать свои традиции, свое духовное наследие и в то же время на защищенности от деструктивного и на открытости   позитивному социальному опыту. На сочетании традиций и инноваций выстраивается образ будущего.

— Вы говорили о международно-политических процессах, об их влиянии на развитие человека и общества. В названии вашего института обозначены и мировая экономика, и международные отношения. Какие направления сегодня есть в институте?

Институт мировой экономики и международных отношений, известный под аббревиатурой ИМЭМО, родился в эпоху «оттепели» весной 1956 г., скоро мы будем праздновать юбилей. ИМЭМО — ведущий российский научный центр, занимающийся международно-политическими и экономическими исследованиям. У нас несколько магистральных направлений: мировая экономика, международные отношения, социально-политические процессы в странах и регионах мира. Изучаются тенденции глобального развития в контексте национальных интересов России, оцениваются риски и угрозы международной безопасности для нашей страны и для мира. На всех этих направлениях ведутся научные изыскания и на их основе экспертно-аналитическая работа, подготовка экспертиз по нашей тематике и аналитических разработок. В образовательную деятельность ИМЭМО тоже вовлечен — у института есть базовые кафедры в ряде ведущих вузов (в МГИМО, например), есть аспирантура. У нас есть Совет молодых ученых, в институте работает много молодежи.

Здесь в стенах ИМЭМО зародилась теория международных отношений. Мы изучаем динамику современного мироустройства, формирование новой, полицентричной системы миропорядка. Институт носит имя Евгения Максимовича Примакова, стоявшего, как известно, у истоков этой идеи. С ИМЭМО связана значительная часть трудовой биографии Евгения Максимовича — он был сотрудником, позднее в течение восьми лет — заместителем директора института, а во второй половине восьмидесятых — директором.

Мировая экономика — это процессы, которые касаются не только развития основных отраслей производства, но и новейших технологий. Важнейшее научное направление — это экономические и технологические инновации, национальные инновационные системы. Ключевое направление связано с военно-политической ситуацией в мире и с глобальными вызовами, в том числе теми рисками, которые носят трансграничный характер и которые стоят перед современными обществами. Наш институт — ключевой в Отделении глобальных проблем и международных отношений Российской академии наук.

Направление, в котором я работаю, — это анализ внутриполитических и социальных процессов. С одной стороны — институтов, а с другой — массового сознания и идентичности, их влияния на политические, социальные экономические изменения, восприятия человеком политических процессов и обратного влияния происходящих сдвигов на сознание. То есть роль субъективного фактора в политике. За последние годы мы опубликовали серию посвященных идентичности монографий, общее их направление —  «Идентичность: личность, общество, политика». В их подготовке участвовали коллеги из ИМЭМО и из других российских научных центров, всего около 60 исследователей из разных сфер социальных наук, занимающихся изучением тех или иных аспектов идентичности. Наша научная школа формировалась на протяжении десятилетий, у истоков изучения массового сознания и внутриполитических процессов стоял выдающийся ученый Герман Германович Дилигенский. Я пришла в аспирантуру ИМЭМО в 1979 г., и уже тогда, в восьмидесятые, многие из вопросов, которые мы сегодня обсуждаем, ставились, и шли поиски подходов к осмыслению ситуации в мире и внутри современных обществ с учетом влияния политического сознания на политическое поведение людей.

Я бы охарактеризовала нынешнюю мировую ситуацию как состояние «разделенных обществ в разделенном мире», имея в виду, что есть риск перейти от разделенного мира к высоко конфликтному миру. Но будем надеяться, что возобладает иной вектор, ведь ключевым общественным запросом в условиях кризисного развития становится запрос на безопасность.  Наш институт занимается прогнозированием долговременных тенденций мирового развития на перспективу в 15–20 лет. А для того, чтобы сделать обоснованный прогноз, нужно учитывать взаимное влияние тенденций в разных сферах общественной жизни и, конечно, предвидеть возможности и риски для развития нашей страны и сформулировать предложения и рекомендации, которые будут работать на развитие нашего государства и общества. Этим тоже занимается ИМЭМО.