Востоковедение и академический дух Санкт-Петербурга. Интервью с членом-корреспондентом РАН Ириной Поповой

Об изучении восточных рукописей, влиянии Петра I на востоковедение, 300-летии РАН и связи академии с Санкт-Петербургом рассказывает член-корреспондент РАН Ирина Федоровна Попова.

Справка. Ирина Федоровна Попова ― член-корреспондент РАН, директор Института восточных рукописей РАН, известный китаевед, доктор исторических наук.

― В 2022 г. Россия отпраздновала 350-летний юбилей одного из самых известных людей в отечественной истории — Петра I, чье имя обычно связывают с западными традициями. А каким было отношение Петра к Востоку? Каков вклад Петра Великого в востоковедение и наши связи с Азией?

― Действительно, Петр I, будучи великим реформатором, известен прежде всего как западник, правитель, прорубивший окно в Европу и укрепивший позиции Российской империи на Западе. Но если мы проанализируем деятельность Петра в последние годы его жизни, то увидим, что в последнее десятилетие фокус его внимания сместился на Восток. Можно вспомнить, например, Первую Камчатскую экспедицию по исследованию Азиатско-Тихоокеанского побережья. Широко известны интерес Петра Великого к научному исследованию Сибири и инициированные им экспедиции в этот регион нашей страны. Не меньший интерес представляет и знаменитый Персидский поход, во время которого императору помогал замечательный востоковед Д.К. Кантемир. Ученый переводил указы Петра на языки местных народов для того, чтобы облегчить общение с ними во время экспедиции. Известно также, что Петр Первый был заинтересован в торговле с Китаем и в 1719 г. направил в Пекин большое посольство во главе с капитаном Преображенского полка Л.В. Измайловым.

При Петре Первом в 1716 г. на русский язык впервые был переведен Коран: «Аль-Коран, или Закон турецкий». По указу императора были созданы школы, где преподавались восточные языки ― правда, с переменным успехом, что зависело от наличия преподавателей из иностранцев. Напомню также, что по приказу Петра была составлена первая карта Каспийского моря, за что, в частности, император был принят в Парижскую академию наук.

Но самое великое детище Петра в сфере духовного преображения народа ― это Российская академия наук, созданная в 1724 г. Соответствующий указ был издан 8 февраля (по новому стилю), и теперь мы ежегодно празднуем этот день как День наук.

― Значит, через год будем отмечать и 300-летний юбилей РАН.

― Да. Это величайшая дата в нашей истории и праздник, которого мы, ученые, с нетерпением ждем и к которому уже начали готовиться. В нашем городе сейчас проходит много мероприятий, посвященных Петру I и грядущему юбилею академии. Готовятся к публикации новые издания, открываются выставки и т.д.

Я считаю, что подлинное значение Российской академии наук необходимо донести до каждого, начиная от обычных горожан и заканчивая представителями государственной власти. Это необходимо, потому что академия, созданная Петром буквально на пустом месте и ставшая за три столетия сердцем научной мысли в нашей стране, уникальна. Это часть нашей духовной культуры. Люди должны понимать, что в стенах того или иного института РАН находятся абсолютно бесценные с научной точки зрения материалы, изучение которых коренным образом влияет на нашу интеллектуальную жизнь.

Очень надеюсь, что празднование 300-летия РАН пройдет на высочайшем государственном уровне и станет заметным событием в жизни не только самой академии, но и всей нашей страны, в частности Санкт-Петербурга, где и находится наш институт.

― К слову о Санкт-Петербурге. Главной площадкой для празднования юбилея РАН планируют сделать именно Северную столицу. Вы поддерживаете этот выбор?

― Конечно! Российская академия наук на протяжении более двух веков находилась здесь, в Санкт-Петербурге, и только в 1936 г. было принято решение перевести ее в Москву. Это справедливо, так как многие актуальные задачи того времени, в том числе работу над космическим проектом, было удобнее организовать, находясь в Москве. Тем не менее традиция старой научной школы, идущая еще от академии наук эпохи Петра, по-прежнему жива в Северной столице ― в первую очередь благодаря преемственности: передаче знаний от учителя к ученику, грамотному академическому наставничеству, которое в последнее время, на мой взгляд, возрождается. Академический дух, и это хорошо чувствуется, сохраняется в Санкт-Петербурге. Его нужно беречь.

― Надеюсь, это удастся! Поговорим об институте, который вы возглавляете. Коллекция восточных рукописей, собранная здесь, ― самая большая и разнообразная на постсоветском пространстве. Какими из рукописей вы гордитесь больше всего?

― Мы гордимся всеми рукописями. Наша коллекция уникальна, и хранить такое бесценное в культурном и научном отношении богатство ― большая честь и ответственность.

Наш институт был создан как Азиатский музей в составе Петербургской академии наук в 1818 г. Первый директор музея Христиан Данилович Френ, отчитываясь о первом годе своей деятельности, описал 140 тыс. единиц хранения. По инициативе С.С. Уварова, возглавлявшего академию наук с 1818 до 1855 г., для музея была приобретена коллекция родственника великого философа Жана-Батиста-Луи-Жака Руссо, что повлияло на историю не только музея, но и всего российского востоковедения. Эта уникальная арабографичная коллекция, включавшая в себя 700 персидских, тюркских и арабских рукописей, позволила поставить наш Азиатский музей в один ряд с крупнейшими рукописными собраниями Европы.

Как отмечал замечательный арабист И.Ю. Крачковский, благодаря деятельности Х.Д. Френа Азиатский музей за 20 лет прошел путь, на который другим востоковедным мировым центрам понадобилось не менее 200 лет.

В дальнейшем наша коллекция увеличивалась благодаря усилиям дипломатов, государственных деятелей, ученых, руководителей экспедиций, и сегодня она превратилась в крупнейшее на постсоветском пространстве собрание рукописей и старопечатных книг на 65 живых и древних восточных языках. В нашем собрании находятся 150 тыс. единиц хранения, и их количество постоянно растет благодаря реставрационной работе и усовершенствованию работы наших библиотекарей и инвентаризаторов.

Поставить нашу коллекцию можно в один ряд только с собранием Национальной библиотеки Франции и Британского музея. Других аналогов, по крайней мере на территории Европы, да и Востока тоже, просто нет. 

― Многие востоковеды подверглись репрессиям в советские годы. Как институт пережил этот непростой период?

― В нашей науке было несколько периодов взлета и падений. Пожалуй, наиболее яркие страницы истории отечественного востоковедения приходятся на период 1889–1915 гг., когда Петербургской академией наук руководил великий князь Константин Константинович, очень благоволивший изучению Востока. Он патронировал востоковедение и не жалел средств на организацию научных экспедиций на Восток. При «августейшем президенте» расцвела школа востоковедения, представленная такими выдающимися именами, как В.Р. Розен, С.Ф. Ольденбург, В.В. Бартольд, И.Ю. Крачковский и др. Этот расцвет продолжился и в советские годы ― до начала 1930-х гг., а затем в стране начались репрессии и многие ученики упомянутых востоковедов сильно пострадали.

Советская власть довольно быстро наладила отношения с представителями естественных и точных наук, возлагая на них надежды по поднятию экономики страны. Что касается гуманитарных наук, то они стали рассматриваться как часть культурной революции и идеологии. Взаимодействие с ними требовало большой отдельной работы, но особой гибкости в данном вопросе большевики не проявляли. При этом статус академии в целом значительно повысился, в 1928–1929 гг. она стала напрямую подчиняться правительству. Многие востоковеды стали академиками, но затем разразилось знаменитое «академическое дело», в основе которого лежал конфликт между академией наук и руководством страны. Многие гуманитарии были репрессированы, это касалось в основном отделения русского языка и словесности. Академия очень сильно пострадала, но благодаря осторожной и очень гибкой политике востоковеда и непременного секретаря АН СССР (1904–1929) С.Ф. Ольденбурга удалось избежать многих более тяжелых потерь.

В целом потери востоковедения из-за репрессий 1934–1937 гг. были очень большими. В тюрьмы попали многие наши выдающиеся ученые: Н.А. Невский, расстрелянный как японский шпион, Б.Б. Барадийн ― один из основателей бурятской академической науки и многие другие. Некоторые школы востоковедения были просто выкошены. Ситуация усугубилась с началом Великой Отечественной войны: если на 1 июля 1941 г. в нашем институте работали 130 человек, то после жесточайшей первой блокадной зимы в живых остались 27 человек. Немногие были эвакуированы в Ташкент, Казань, Москву. Лишь после окончания Великой Отечественной войны государство снова обратило свое внимание на востоковедение, и на 1950-е гг. приходится важный этап расцвета нашей науки. Конечно, это было обусловлено внешними политическими событиями: происходили мощные государственные преобразования на Ближнем Востоке, на карте мира появились Китайская Народная Республика, государство Израиль, произошел раздел Индии. Советский Союз как великая держава, вынесшая на своих плечах основной груз Второй мировой войны, не хотел оставаться в стороне от этих процессов, что, конечно, послужило мощным толчком для продолжения исследований Востока.

― Восток и Запад часто противопоставляют друг другу в философском и культурном значениях. В то же время известный востоковед А.М. Пятигорский говорил, что никакого противоречия между Востоком и Западом на самом деле нет, что оно существует только на уровне «средин и низов», но на элитном уровне это одна и та же культура. А как вы относитесь к противопоставлению Востока и Запада?

― А.М. Пятигорский, будучи известнейшим философом и одним из ярчайших представителей тартуско-московской семиотической школы, рассматривал этот вопрос как элитарный философ. Философы находятся в поиске высших смыслов, и, наверное, в гуманитарном общечеловеческом отношении и Восток, и Запад эти смыслы видят во многом одинаково. Однако с точки зрения культуры, отношения к жизни мы, люди Востока и люди Запада, все-таки разные, и это особенно заметно сейчас, с укоренением либеральных ценностей, которые, кстати, чужды Востоку.

Я надеюсь, что Россия выживет в наше непростое время и сохранит свою самобытность. Мы абсолютно уникальны и отличны как от Востока, так и от Запада. Я считаю, что не нужно противопоставлять никого и никому, а стоит, напротив, гибко относиться друг к другу и стараться понимать друг друга. Это достигается в том числе воспитанием.

Для нас, россиян, знание о Востоке необходимо, чтобы понять собственный культурный код.

Мы впитали очень многое и от арабской культуры, и от культуры монголов, тюрков. Сейчас же Россия активно взаимодействует с Китаем, где на жизнь смотрят по-другому.

― В чем это выражается?

― Например, в отношении к будущему. Мы привыкли планировать на не столь отдаленную перспективу, а Китай, будучи цивилизацией с историей в 5 тыс. лет, смотрит гораздо дальше: уже сейчас у них есть перечень показателей в экономике (и не только), которые будут достигнуты к 2050 г. Я считаю, что китайский опыт планирования на далекую перспективу был бы очень полезен для нас.

О том, что будет не через 50 или 100 лет, а через тысячу лет, тоже полезно думать, и на Востоке об этом думают: о том, как сохранить и приумножить свои культурные ценности, а не жить только сегодняшним. Это коренным образом отличает нас от восточной цивилизации.