40 лет назад этот талантливый, блестящий ученый, работающий в
области лазерной физики и физики плазмы, друг и соратник
Петра Леонидовича Капицы Андрей Викторович Гапонов-Грехов
основал в Горьком (сейчас — Нижний Новгород) Институт
прикладной физики РАН. Результатом стали
прорывные технологии, которыми до сих пор гордится страна, а
само научное учреждение зарабатывает неплохие деньги,
выпуская комплектующие для термоядерных магнитных и лазерных
установок. Здесь выросла целая плеяда выдающихся физиков.
Один из последователей — Александр Михайлович Сергеев — был
избран в сентябре этого года президентом Российской академии
наук.
Мне посчастливилось быть приглашенной на историческую, иначе не
скажешь, встречу трех директоров нижегородского Института
прикладной физики РАН: основателя Андрея Викторовича
Гапонова-Грехова и его последователей
Александра Григорьевича Литвака и Александра Михайловича
Сергеева.
Таких ученых, как А.В. Гапонов-Грехов, чей расцвет пришелся на середину золотого для отечественной науки XX в., кто был дружен с такими звездами, как академики А.П. Александров и П.Л. Капица, осталось немного. В силу своего солидного возраста— все-таки 91 год— А.В. Гапонову-Грехову уже трудно стремительно перемещаться по стране, как раньше. Но его ученики не забывают наставника, часто звонят, навещают. Вот и в этот раз решили собраться, чтобы поделиться новостями, пообщаться в уютном дачном доме своего учителя, где он живет со своей супругой. За вкусным, по-особому заваренным хозяйкой чаем и фирменными пирожками друзья рассуждали, как надо управлять наукой, как воспитывать смену, в чем заключается счастье ученого.
«ЧТОБЫ ПОГОВОРИТЬ СО МНОЙ, МАМА ВЫЛЕЗАЛА НА КРЫШУ ИНСТИТУТА»
Для того чтобы немного познакомить читателя с незаурядной
личностью, отмечу основные вехи жизни А.В.Гапонова-Грехова.
Андрей Викторович родился в Москве и жил с родителями напротив
Всесоюзного электротехнического института, где работали мама
с папой — Мария Тихоновна Грехова и Виктор Иванович Гапонов.
Периодически маленький Андрей выглядывал в окно, чтобы
«поговорить» с мамой. А она вылезала для этого на крышу, где у
нее была организована лаборатория, и махала оттуда
руками... В детстве Андрей часто болел, поскольку рос без
прививок (от них возникал анафилактический шок). Когда
ему было четыре года, случилась септическая форма
скарлатины, началось заражение крови, ему грозила
ампутация ноги... Но мама сказала: «Нет!» Мария Тихоновна
сама взялась «отливать» больную ногу горячей водой. При
этом не спала почти месяц, находясь неотлучно возле кровати
сына. А когда он выздоровел, слегла сама, ее
госпитализировали...
В 1930 г. семья переехала в Горький. Мама как один из основателей
радиофизики в стране была убеждена, что надо развивать науку
не только в Москве, но и на периферии. Уезжала из Москвы целая
группа: М.Т. Грехова, ее муж В.И. Гапонов, который тогда
преподавал в университете, и будущий учитель А.В.
Гапонова-Грехова А. А. Андронов. По приезде со временем они
основали первый в стране радиофизический факультет в
местном университете; М.Т. Грехова была первым деканом этого
факультета, а потом организатором первого радиофизического
института в СССР — НИРФИ.
В 1941 г., будучи девятиклассником, А.В. Гапонов-Грехов следом за
своим приятелем принял решение завершить учебу в школе
экстерном, сдав экзамены сразу за два класса, и поступил в
Политехнический институт. Вот как он сам вспоминает то
время: «Когда я только сообщил родителям, что хочу поступать
в Политехнический, папа, который никогда не занимался со
мной физикой, решил проверить мои способности, дав задачку,
которую не могли решить многие из его студентов. Я решил ее минут
за десять, и папа был потрясен. После никто уже не
сомневался, на кого мне следует учиться».
Проучившись полгода в Политехе, Андрей Викторович перешел в
университет на вновь созданный радиофизический факультет,
где его мама Мария Тихоновна была первым деканом. На факультете
были отличные преподаватели, которые приезжали из Москвы:
будущий нобелевский лауреат В.Л. Гинзбург, будущий
академик Е.Л. Фейнберг. выдающийся физик-теоретик и
преподаватель очень высокого класса М.Л. Левин.
Последний, несмотря на разницу в возрасте, очень скоро стал
другом А.В. Гапонова-Грехова. Он и увлек студента
своим предметом — электродинамикой.
ВХОЖДЕНИЕ В БОЛЬШУЮ НАУКУ
— Расскажите о ваших взаимоотношениях с академиком П.Л. Капицей. Вы ведь дружили?
А.В. Гапонов-Грехов: Началось с того, что я стал посещать
знаменитые семинары П.Л. Капицы — «капичники», где доказывал
свои научные теории, спорил... Он сразу очень хорошо отнесся ко
мне. Зная мои проблемы со слухом после перенесенной
скарлатины, как-то привез мне из-за границы слуховой
аппарат-очки. К сожалению, он не сохранился.
А.М. Сергеев: Многие поначалу советовали Андрею Викторовичу не
посещать «капичники». «Капица— это же кентавр,— говорили ему
знакомые. — Если что-то не понравится в твоей работе, камня на
камне не оставит вместе с Ландау». Но он все равно шел и
доказывал свои гипотезы, которые в итоге были приняты маститыми
учеными. П.Л. Капица несколько раз приезжал в Нижний
Новгород.
— Каким в те годы было общее отношение к людям науки со стороны руководства?
А.В. Гапонов-Грехов: Судите сами по истории моей защиты. По окончании университета, когда я уже преподавал в родном Политехе, я собрался защищать кандидатскую диссертацию. Защиту назначили в Ленинграде (все-таки в Горьком у меня было много родственников). И после вступительных докладов мне сразу рекомендовали одновременно защищать и докторскую степень. Я защитил докторскую в 29 лет, а уже в 38, при поддержке академиков П.Л. Капицы и А.П. Александрова, стал членом-корреспондентом академии наук. В 42 года меня избрали академиком.
— Так было за что: ваши работы говорили сами за себя. Ведь под вас создали целый институт... Как возникла идея его создания?
А.В. Гапонов-Грехов: Наверное, все началось с создания
нижегородской школы радиофизики, когда сюда переехали
родители и мой будущий учитель А.А. Андронов, жена которого была
сестрой выдающегося ученого М.А. Леонтовича. Вся эта команда
пошла преподавать в университет и работать в институте при нем. У
них было свое отношение к науке, на основе которого родились
научные школы, были созданы новые факультеты и институты.
Вот из такого отношения к науке постепенно родилась идея создания
нашего института. Это не была только моя идея. Нельзя
забывать и обижать никого из тех, кто к этому причастен.
А.Г. Литвак: И радиофизический факультет, и НИРФИ быстро росли и
стали очень заметными. Неожиданно радиофизический институт
получил орден Трудового Красного Знамени за ряд разработок. Все
вертелось вокруг Андрея Викторовича. Он руководил тогда
одной из важнейших работ института, я был его
заместителем, выполняли заказ для противоракетной обороны на
основе мощного СВЧ-излучения. В это время и родилась
идея создания специального института, который бы работал в
интересах оборонной тематики. Так и был создан ИПФ, который
Андрей Викторович считает главным своим достижением.
А.В. Гапонов-Грехов: Наш Институт прикладной физики был основан в
1977 г. В те времена жизнь у физиков была очень интересной:
создали лазеры, получило широкое развитие термоядерное
направление, спутники полетели в космос... Нашей группе в
НИРФИ правительство поручило тогда важную и секретную работу,
связанную с противоракетной обороной, а именно с
исследованиями мощного излучения и физикой плазмы. К тому
времени нами был разработан источник электромагнитного
излучения миллиметрового диапазона— гиротрон, за который я с
учениками уже успел получить Госпремию. Встал вопрос о создании
новой научной организации, которая работала бы в этом
направлении, и академик А.П. Александров, который был тогда
президентом АН СССР, взял нас к себе в подчинение. Так
возникло постановление правительства о создании ИПФ АН СССР, в
который из НИРФИ перешел весь возглавляемый мной коллектив
исследователей. По-моему, институт получился. Даже в самые
трудные времена, уже с другими директорами, моими учениками
Александром Литваком и Александром
Сергеевым, ему всегда удавалось только наращивать потенциал.
ГИРОТРОНЫ ИПФ - ВО ВСЕХ ТЕРМОЯДЕРНЫХ УСТАНОВКАХ МИРА
— Как вы оцениваете деятельность института сейчас? Довольны своим детищем?
А.В. Гапонов-Грехов: Институт работает, и это хорошо. Для меня
это самый главный вопрос, ничего важнее нет.
А.Г. Литвак: Одним из главных достижений Андрея Викторовича было
создание гиротрона — СВЧ-генератора, в котором источником
излучения выступает пучок электронов, вращающихся в сильном
магнитном поле. Мы наладили производство гиротронов в Нижнем
Новгороде 25 лет назад. Главное их назначение — нагрев плазмы
и генерация тока в установках управляемого термоядерного
синтеза. Гиротроны используются почти во всех магнитных
термоядерных установках мира, две трети из них— производства
«ГИКОМ». ИПФ РАН совместно с этим созданным нами
предприятием — основной поставщик гиротронов для проекта ITER
(«Международный термоядерный экспериментальный
реактор»), который сооружается во Франции в кооперации семи
стран-участниц, включая Россию. Госпремию за создание
гиротрона А.В. Гапонов-Грехов получил дважды— в 1967 и в 1983 гг.
На основе этой же работы были созданы и новые гироусилители
для радиолокации (если гиротрон— это автогенератор, то для
радиолокации нужны усилители — излучатели волн с управляемой
частотой). Принцип действия гироусилителей— тоже
стимулированное излучение электронов, вращающихся в постоянном
магнитном поле.
— Они тоже пользуются спросом?
А.Г. Литвак: У гироусилителей есть интересные перспективы. В свое
время были попытки создания крупных радаров и в СССР, и
в США, но в настоящее время серьезных установок так нигде и
не построено.
— В чем преимущество таких радаров?
А.Г. Литвак: Это прибор с длинами волн миллиметрового диапазона,
которые при прежнем размере антенны значительно улучшают
разрешение.
— Где еще могут быть использованы гиротроны?
А.Г. Литвак: Работа получила развитие в области магнитной
резонансной томографии, где используется эффект ядерного
магнитного резонанса. Снимается отклик— посылается излучение на
частоте ядерного магнитного резонанса. Оказывается, если
воздействовать еще на электроны и возбудить их излучением
гиротрона, чувствительность МГТ серьезно возрастает. Для
этого требуются гиротроны терагерцевого диапазона. Это
очень перспективное направление. Сегодня гиротронами уже
оснащены около сотни медицинских
исследовательских установок.
«СОТРУДНИКИ ПРИХОДИЛИ НА РАБОТУ И ЛОЖИЛИСЬ СПАТЬ»
А.М. Сергеев: Нижний Новгород всегда считался в СССР центром
радиолокации. А началось все с М.Т. Греховой, нашей
знаменитой землячки, которая организовала радиофизический
факультет в университете и НИРФИ и работала потом в нашем
НПФ завотделом.
А.Г. Литвак: Мне очень хорошо запомнилась одна история, связанная
с мамой Андрея Викторовича. Шел 1983 г. Ю.В. Андропов стал
главой государства и объявил борьбу за дисциплину. Людей
наказывали, если отлавливали в рабочее время в неположенном
месте. В НПФ тоже ввели жесткий порядок. И вот собрались мы
как-то на ученый совет для обсуждения проблем трудовой
дисциплины. Андрей Викторович — директор, в
зале присутствуют специально присланные следить за порядком
люди. И вдруг Мария Тихоновна, которой было тогда уже 82
года, встает и говорит: «Мы не должны к своим сотрудникам
относиться так формально. Научная работа требует совсем
другого подхода. Важно, как человек работает, а не во сколько он
приходит в институт. Когда мы работали в Москве во
Всесоюзном электротехническом институте, до которого сотрудникам
(в частности, А. А. Андронову, А. А. Витту и другим) было
очень далеко добираться, происходило следующее. Поскольку они
очень рано вставали, то, добравшись до института вовремя
утром, приходили и... сразу в кабинетах ложились спать, и
я как начальник отдела смотрела на это совершенно спокойно и
покрывала их перед начальством. Они ведь в целом
хорошо работали».
А.М. Серегев: Я помню, как пришел в Институт прикладной физики
стажером-исследователем. Нас старались как можно быстрее
ввести в научную среду, заинтересовать научной проблемой. Во
главу угла новой радиофизической науки сразу была поставлена
интеграция науки и высшей школы. У нас до сих
пор комплементарно используются все их сильные стороны:
ученые из НИИ преподают студентам, учитывая свои научные
работы, а преподаватели вузов принимают активное участие в
исследовательской работе в академических институтах.
А.В. Гапонов-Грехов: Это была совершенно правильная
постановка процесса обучения и организации науки.
А.М. Сергеев: И когда в 2000-х гг. нам вдруг сказали. что всю
науку надо делать в университетах, произошел слом этой
системы. И к чему мы сегодня повсеместно пришли? К разрыву
вузовской и академической науки, к разрыву преемственности
поколений. Но наш институт всегда стремился нивелировать влияние
обрушившихся на нас нововведений. Кроме радиофизического
факультета в Нижегородском государственном
университете появилась Высшая школа общей и прикладной
физики (ВШОПФ). в которой мой непосредственный
научный руководитель А.Г. Литвак был первым деканом и очень
много вкладывал сил, чтобы сохранить традиции интеграции
вуза и академической науки. Там почти все преподаватели до сих
пор совмещают научную и преподавательскую деятельность.
А.Г. Литвак: У нас сейчас в институте есть три
члена-корреспондента РАН, которые учились по этой
системе уже на новом факультете ВШОПФ. Все преподавание на
этом факультете по сути происходит в институте. Для этого мы
построили Научно-образовательный центр. Есть у нас и физическая
школа для учеников физматлицея, где прямо на территории
института проходят подготовку к поступлению в вузы десяти- и
одиннадцатиклассники.
«ДЕТЕЙ НАДО УЧИТЬ ЧЕМУ-ТО ИНТЕРЕСНОМУ»
— Как вы заражаете современную молодежь любовью к исследованиям?
А.В. Гапонов-Грехов: Надо их учить чему-то интересному.
А.Г. Литвак: К нам в университет приходят уже мотивированные
ребята. Мы говорим так: «Пришли в науку — готовьтесь, что
работать придется много». Темп обучения у нас очень высокий,
нашим студентам некогда подрабатывать, они уже с третьего
курса занимаются наукой. Но и отсев, скажу я вам, тоже очень
большой.
А.М.
Сергеев: Раньше государство занималось рекламой науки — было
много соответствующих фильмов, книг... А сейчас
экономический уклад сменился. Сейчас главное — как можно быстрее
и с наименьшими затратами получить прибыль. Даже если
ребенок сам по себе хочет заниматься наукой, то окружение —
улица, родители, учителя— скорее всего переориентируют его,
все эти три компонента работают против науки. Вот с чем,
например, связано уменьшение количества часов в школе на
естественно-научные дисциплины? Как это увязать с тем.
что мы хотим стать научно ориентированной страной? Поэтому
нам приходится работать с детьми самим.
А.В. Гапонов-Грехов: Года два назад ко мне в гости, сюда на дачу,
пришли семь-восемь школьников с преподавательницей.
Разговаривали часа два о научных проблемах. Их интересовало, как
я стал академиком, стремился ли к этому. А я не стремился
вовсе, это все само собой происходило, потому что мне было
интересно. Самое большое удовольствие в жизни — когда ты
получаешь научный результат. Но идти к нему нужно долго,
это труд.
А.Г. Литвак: Кроме летней физматшколы, есть у нас и Школа юного
исследователя, которая работает круглый год. Наши
преподаватели стараются передать детям понимание настоящего
счастья ученого. Это понимание природы вещей. Не все наши
воспитанники становятся знаменитыми физиками, но. пройдя эту
школу, они получают способность анализировать. Ведь никакой
другой предмет не учит такой системе анализа, как
физика. Эта способность впоследствии пригодилась многим
экономистам, бизнесменам, политикам. Например,
наш нижегородский радиофизический факультет оканчивали в
свое время Б.Е. Немцов, глава «Росатома» А.Е. Лихачев; есть
радиофизики и среди многих известных банкиров.
«УЧЕНЫЕ ИМЕЮТ ПРАВО НА ОШИБКУ»
А.М. Сергеев: Естественные науки развивают модельное мышление,
помогает вычленять главное, что важно для многих областей
нашей жизни. Мир очень сложен, и очень много факторов могут
влиять на развитие событий. Взять даже климат, на который
оказывают влияние и Солнце, и ветра, и океан, но из 100 факторов
всегда важно выделить три-пять, оказывающих ключевое
влияние. Если мы говорим об организации науки, тут, намой
взгляд, ключевым звеном должен стать авторитетный
для большинства ученых руководитель, сам добившийся немалых
результатов на научной ниве. Когда же все переделывается
наоборот и во главу институтов ставят молодых менеджеров. то
возникают неприятие и противостояние.
А.Г. Литвак: Хотелось бы еще вспомнить о необходимости поддержки
фундаментальной науки. Вот мы говорим о 1960-х гг. Да, тогда
было время холодной войны, соревнования с США, но ведь это
соревнование не родилось на пустом месте — все развивалось в
соответствии с логикой мировой науки. Именно оттуда,
из творчества ученых, мы и получили практические выходы.
Когда сейчас говорят о планах и стратегиях без
учета фундаментальной науки, можно сразу предположить, что
ничего не получится.
А.М. Сергеев: К вопросу о коэффициенте полезного действия
фундаментальной науки. В ней изначально должно быть заложено
право на ошибку. Порой 90% идей — это мусор и лишь 10% — ценные
алмазы. Стопроцентного результата в фундаментальной науке не
бывает. И финансировать ее должно государство.
А.В. Гапонов-Грехов: И даже в прикладной науке должно быть право
на ошибку.
А.М. Сергеев: Должно, но меньше. Никто из промышленников не даст
денег на свободное творчество без получения хотя бы
какого-то полезного для них результата. Разве что на уровне
благотворительности. Если бы наши крупные сырьевые компании
давали на науку столько, сколько дают на спорт, или даже половину
того, то успешность нам была бы гарантирована.
А.В. Гапонов-Грехов: Наука — это своеобразное развитие общества.
Ведь не во всяком обществе она может развиваться. За
последние годы у нас в стране несколько деформировалось понимание
науки как таковой. Раньше было много научных организаций,
сейчас их стало меньше. Всех нацеливают на конкретные задачи и
забывают, что наука—это прежде всего понимание жизни.
Отрицать значение фундаментальной науки ни в коем
случае нельзя. ■
Беседовала Наталья Веденеева
