В первое воскресенье апреля в России отмечается профессиональный праздник — День геолога. Он был учрежден в 1966 году после открытия ранее в том же году первых месторождений Западно-Сибирской нефтегазоносной провинции. В этом году праздник юбилейный — отмечается в 50-й раз. Праздновать будут и в Государственном геологическом музее имени В.И.Вернадского — старейшем в Москве научном, образовательном и просветительском центре в области наук о Земле. О том, какая работа происходит сегодня в музее, как развиваются его научные, образовательные и просветительские традиции — в интервью директора ГГМ РАН, кандидата геолого-минералогических наук Сергея Владимировича Черкасова (видео см. внизу текста).
История Музея берет свое начало с 1755 года — времени образования Московского Университета и создания при нем «Минерального кабинета». Его основой стала уникальная коллекция горных пород и самоцветов, подаренная Университету семьей уральских горнозаводчиков Демидовых. Сейчас собрание Музея насчитывает около 300 тысяч экспонатов, в том числе исторические коллекции из собраний Демидовых, графа Н.П. Румянцева, графа С.Г. Строганова, князей Гагариных. За два последних века в Музее работали выдающиеся ученые — В.О. Ковалевский, Г.И. Фишер фон Вальгейм, А.П. Павлов, М.И. Павлова, В.И. Вернадский, А.Е. Ферсман и многие другие. Музей находится в системе Российской академии наук.
— Сергей Владимирович, с чего начинался Геологический музей, его создатели вкладывали в коллекции широкий познавательный смысл?
— Да, это так. Вы знаете, Демидовы собирали не только красивые камни. Они были очень известными горнопромышленниками, поэтому от Демидовых у нас не только красота, но и руда. И «Минеральный кабинет» изначально был учебным пособием для студентов Московского Университета. Музей начинал свое существование и развивался, благодаря многим коллекционерам и благотворителям. Очень многие известные люди дарили музею свои собрания. Долгое время Музей существовал в рамках МГУ. И вообще его история очень тесно связана с геологическим образованием в России. И при этом здесь есть очень интересные вещи, совершенно уникальные. Наша коллекция уральского малахита, например. Это то, чего в природе уже нет, ведь многие месторождения на Урале уже выработаны. У нас же — одна из самых богатых коллекций.
— Здание Музея тоже историческое?
— В начале прошлого XX века в соседнем здании Университета уже просто некуда было девать собранные в экспедициях образцы. И специально под музей было построено здание, последняя работа Роберта Юлиуса Клейна в Москве, автора знаменитых зданий ГМИИ имени Пушкина и магазина «Мюр и Мерилиз» (ЦУМа). Строительство было завершено в 1918 году. Чуть позже, с 1929 года, Музей вошел в состав Московского геологоразведочного института имени Серго Орджоникидзе. Начиная с этого времени, и до 1989 года через Музей прошли все наши поколения студентов. Когда вы еще только заходите к нам, вы уже чувствуете эту «ауру» — она осталась. Студенты «намолили». Потом институту было предоставлено новое здание, на улице Миклухо-Маклая. А вокруг этого здания была довольно серьезная борьба, но в конце концов решением Совета Министров СССР, это здание было передано в управление РАН. Под названием Государственный геологический музей имени В.И.Вернадского РАН мы и существуем до сих пор.
— В чем состояла изначальная концепция музея, и какова она теперь?
— До 1989 года концепция музея в основном не менялась — это был учебный музей. Сюда приходили студенты, смотрели образцы, учили палеонтологию, учили геологию. Но сейчас музей открыт для широкого круга посетителей. У нас теперь приходит много детей, в выходные бывает по 400-500 человек. Многое еще нужно сделать, но в целом, даже просто по цифрам — 5 лет назад у нас было около 10 000 посетителей в год, а сейчас уже около 50 000. Так что думается, что свое основное предназначение мы выполняем. И наши посетители — просто самые обычные люди, у которых есть интерес к камню, интерес к геологии. Поэтом сейчас наша концепция скорее заключается в том, чтобы постараться привлечь новое поколение в нашу профессию.
А профессия наша — совершенно замечательная. Поле для развития, для новых задач, новых решений совершенно бесконечно. Смотрите, радиус нашей планеты — 6400 км. Это как расстояние от Москвы до Владивостока. А самая глубокая скважина, куда нам удалось добраться — это 12 км. Это как от Москвы до Шереметьево. Сколько еще неизведанного в профессии геолога!
— Сама профессия геолога начиналась как классическая естественная наука. Изменилась ли она к сегодняшнему дню?
— В чем главное свойство естественных наук, их отличие от точных и гуманитарных? Здесь всегда в основе лежит то, что создала природа. По сути дела, очень долгое время и геология, и биология были чисто описательными. Сейчас, естественно, появилось очень много новых инструментов для исследования вещества, для исследования таких особенностей, о которых 50 лет назад еще никто и не думал. В ногу с развитием человечества, его технологий, развивалась и потребность в разных элементах. Например, древнему человеку камень был важен с точки зрения сделать из него каменный топор.
— Сейчас же возникает потребность во все новых и новых добытых из земли элементах. Здесь уже геология начинает пересекаться с науками техническими, с технологиями. Меня часто спрашивают — как вы относитесь к проблеме истощения природных минеральных ресурсов? Я обычно отвечаю — а как вы относитесь к истощению периодической таблицы элементов Менделеева? Все-таки сами элементы у нас никуда не пропадают. Они есть и в горных породах, и в толще океана и даже в атмосфере. Вопрос технологий — как их добывать. Мы говорим сейчас с вами о потребительской точке зрения на геологию. Но есть и еще то, что для каждого геолога очень и очень важно.
— Мы сами, мое поколение, шли в геологию, потому что знали, что это нам открывает очень много возможностей для путешествий в те места, куда мы иначе никак не попадем. И когда студентами мы были на практиках в степях Казахстана или на хребтах дальневосточных — наши старшие «бывалые» товарищи по экспедициям, ребята, которые на самом деле были старше нас всего лет на 5 (а казались уже корифеями), говорили нам: «Запоминайте! Вы никогда и нигде больше такого не увидите!» И часто это оказывалось правдой. Много было полей уже после этого, но каждый раз все было по-другому, новые места, новые задачи, новые истории. В этом уникальность геологической работы — на мой взгляд, нельзя придумать более интересную специальность.
— Современные студенты понимают это или у них уже другое отношение к путешествиям? Ведь путешествия стали более доступны, появились туристы-«экстремалы», которые проникают в отдаленные места отнюдь не ради знаний.
— Да, это так, но все равно нельзя сказать, что «чувство первопроходца» пропало абсолютно. Всегда есть и остаются молодые ребята, которые понимают и разделяют эти наши ощущения. Я, например, часто принимаю участие во Всероссийских школьных геологических олимпиадах. Туда собирается обычно около 40 команд по 10 человек, от 9-10 лет до старшеклассников. Я туда езжу обязательно, независимо от своей загрузки, потому что там замечательная атмосфера, есть такая что ли «подпитка». Это то поколение современное, которое разделяет эти наши ощущения. Они себя называют «юные геологи». Там есть и романтика, есть и определенный авантюризм, и на самом деле есть уже очень глубокие знания, потому что ребята, которые занимаются целенаправленно по три-четыре года, уже иному профессиональному геологу фору дадут по минералогии, по палеонтологии.
— Естественно, что общество меняется, и мир чистогана — это мир чистогана. Когда большая часть того, что происходит, оценивается в рублях или в долларах — это совершенно другая история в целом в обществе. Но все равно я не могу сказать, что полностью исчезла романтика профессии, что исчезло уважительное отношение к камню, это все равно присутствует.
— В прошлом были распространены и стали легендой подвиги геологов в одиночных дальних маршрутах. Об этом написаны любимые многими нами книги, такие, как «Территория» Олега Куваева, где герои исповедовали принципы риска и авантюризма, составлявшие часть профессии.
— О, сейчас Росгортехнадзор сдерет два десятка шкур с каждого начальника партии, кто позволит себе даже просто так подумать. Это, конечно, правильно, потому что ценность человеческой жизни – это главное. Но вообще-то геологи, особенно в отдаленных местах, на полевых работах частенько нарушают технику безопасности, ходят в одиночные маршруты. Каждому есть, что вспомнить, поверьте. Бывали и скалы безо всяких страховок, и чего только не было! Но надо понимать главное: этот риск — ради познания. Не ради острых ощущений.
— Мы с вами уже говорили про радиус Земли и про самую глубокую скважину. Если говорить о месторождениях полезных ископаемых, особенно рудных, самая глубокая шахта — это 4,5 километра. Как мы представляем себе труд геолога в маршруте? Он исследует то, что на поверхности — выбирает образец, стукнет молотком, посмотрит. То, что можно было сделать такими методами, на сегодняшний день уже практически исследовано. Месторождения, которые мы можем представить, как места повышенной концентрации определенных элементов — те, которые на поверхности, уже известны. Молоточка теперь мало, нужно бурить. Нужно забираться глубже.
— Неизбежно возрастет роль таких наук, как геохимия, геофизика. Нужно использовать и современную аналитику. Сам по себе процесс становится неизмеримо более сложным, более технологичным. Но при этом все равно всегда остается знание классического труда, опыт геолога, элементы его творчества, его интуиция. Только тогда высокие технологии «оживают».
— А на что направлены сегодня высокие технологии в геологии?
— Здесь нельзя сказать, что какое-то одно направление является самым важным. Если мы, например, научимся бурить более эффективно, мы получим больше информации. Чтобы досконально разобраться с полученным при этом материалом, используются технологии аналитики. Это рентгеноспектральный анализ, многие другие точные методы, которые активно сейчас развиваются. Появляются новые лабораторные установки, анализаторы. И это очень важно, без этого нет современного уровня работы.
— Можно привести такой пример. В начале 2000 годов наш Музей довольно успешно сотрудничал с Китайским институтом геологии. В то время у них была принята некая программа развития геологической науки. Примерно в 2001-2002 году, когда мы туда приезжали, видели, что у них все коридоры заставлены ящиками с новым оборудованием. Сначала это смотрелось диковато, потому что специалистов для работы на нем у них не было, однако государство все же сделало такие ценные закупки. Когда мы были там, спустя года три-четыре, уже большая часть этого оборудования работала. И как результат — начиная с этого времени, по количеству публикаций в серьезных международных журналах, Китай ушел очень далеко вперед.
— У нас в стране, конечно, тоже закупалось оборудование, хотя это всегда было сложно. Есть современная техника в институтах ВСЕГЕИ, ИГЕМ, ГЕОХИ РАН. Но как-то все время не хватает системности — то того недостает, то другого. Просто поставить «железку» и заставить ее работать невозможно. Должен быть налажен целый ряд подготовительных лабораторных процессов, процессов подготовки проб, которые требуют очень высокой квалификации специалиста-аналитика. К сожалению, в наше время одной из самых серьезных сложностей, с которыми мы сталкиваемся — отсутствует возможность именно системного выращивания таких специалистов.
— Вот вам ситуация: в организациях геологического профиля люди работают на проектах, большинство которых сейчас одногодичные. Закончился проект — куда специалиста девать? Либо переквалифицировать на что-то другое, либо он просто уходит и находит что-либо более стабильное. То же самое — в научных организациях. Гранты максимум трехлетние. Только-только молодой специалист начинает чувствовать себя уверенно в теме, нарабатывает опыт. И тут проект заканчивается, либо появляется какая-то другая тематика, либо просто ничего не остается. Это — очень большая проблема.
Мы сейчас молодых специалистов выращиваем, что называется, как редкостный цветочек — тут водичкой капнуть, тут подкормить немножко. Что-то подсказать, где-то помочь. Результаты бывают очень впечатляющие. У нас был один аспирант, он удачно защитился одновременно в Орлеанском университете во Франции и в МГУ — теперь у него две степени. У него теперь есть возможность напрямую выходить на известнейших специалистов в области геологической науки — а мы сами еще помним время, когда для того, чтобы выйти на такой уровень, нужно было не один месяц пороги оббивать. Но таких случаев немного.
— Музей знаменит и школьным геологическим кружком, одним из старейших в Москве, вырастившим не одно поколение ученых. Как у вас с этим сейчас обстоят дела?
— В Московском геологоразведочном университете (раньше — МГРИ) всегда существовал и сейчас тоже успешно существует школьный факультет. У нас же есть так называемая «Демидовская кафедра», мы не только обучаем там ребят вопросам геологии, но и стараемся дать им несколько более широкое мировоззрение. Ребята ездят и в поле, причем не только по Подмосковью, но и, например, в Крым — а это всем хорошо известные геологические места. Они ездили даже в Китай. Наши ребята занимают призовые места на геологических олимпиадах.
— Как вы считаете, красота камня может привлечь человека в профессию?
— Конечно, это важно для многих. У нас в экспозиции немало образцов, необыкновенных и редкостных по красоте. Но мы все же — именно геологический музей. Мы стремимся дать посетителям представление и о Земле, как о планете, и о геологических процессах, стараемся все это представить максимально интересно.
— Сейчас во многих музеях активно развиваются новые современные подходы в экспозиции, приходят мультимедийные технологии. Вы вводите их в практику?
— Интерактивность музея — это очень важный фактор, который мы стараемся сейчас развивать. У нас сейчас появилось много интерактивных элементов экспозиции. Мы очень рады тому, что в этом деле у нас есть очень сильные помощники. Пять лет назад наш Музей был в несравнимо худшем состоянии. В ремонт этого здания, в экспозицию и в создание этих новых интерактивных элементов не вложено ни копейки государственных средств. В них вложены средства наших спонсоров — горнодобывающих и нефтедобывающих компаний. Сумма, которая приблизительно равна половине бюджетного финансирования музея, приходит к нам от наших спонсоров. И она практически полностью тратится именно на развитие экспозиции.
Очень помогли московские подземные строители. У нас есть сейчас такие планы — сделать здесь новую экспозицию с условным названием «Москва подземная». Ведь у нас в Москве, кстати, очень интересная геология! Есть о чем рассказать! Есть очень много планов. Мы занимаемся, в какой-то мере «ребрендингом». Мы стараемся сделать немного более привлекательным и общий стиль Музея — начиная от нашего сайта, логотипа. Надеюсь, что к сентябрю можно будет увидеть наш Музей немножко по-другому.
— А как поживает ваша знаменитая шахта, какие новые проекты предстоит увидеть вашим посетителям?
— Наша «Академическая» шахта уже действительно стала знаменитой. Туда постоянно записываются на экскурсии. Когда экскурсовод объявляет ребятишкам, что клеть, в которую они зашли, сейчас будет «опускаться» на глубину 800 м, и эта клеть начинает трястись, некоторые из них очень эмоционально это воспринимают! Это проект оказался очень востребованным. У нас есть еще очень интересная современная часть экспозиции «Земля в космосе». Здесь, в этом зале, можно видеть видео-стену «Месторождения полезных ископаемых». Кстати, на этой стене мы представляем не только информацию о месторождениях, мы представляем информацию и о тех компаниях, которые нам помогают все это дело реализовать.
— В самое ближайшее время у нас заработает экспозиция с обитаемым подводным аппаратом «Аргус». Это — интерактивное погружение на срединные океанические хребты. Думаю, что очень многим будет интересно на это посмотреть и это почувствовать.
— Расскажите, пожалуйста, о вашем проекте Межвузовского академического центра навигации по специальностям горно-геологического профиля.
— Мы сделали этот академический межвузовский центр вместе с основными московскими университетами, которые касаются нашей специальности. Это и Российский Государственный университет нефти и газа имени И.М. Губкина, и Московский государственный геологоразведочный университет имени С.Орджоникидзе(бывший МГРИ), это НИТУ МИСИС, который вошел в состав Московского государственного горного университета. Задача здесь — помочь и тем, кто собирается поступать, и тем, кто уже учится, помочь выбрать наиболее близкие ему элементы этой огромной специальности.
— Мы сейчас начали разрабатывать базу данных по специальностям горно-геологического профиля, потому что их очень много. Геолог может быть горным инженером где-то в шахте, может работать на разведочной скважине, может ходить в геологические маршруты. Сейчас появляются даже «космические» геологи, ведь мы начинаем изучать Луну, есть уже планы по довольно серьезному — насколько это возможно — геологическому изучению Марса. Сама специальность — очень разветвленная, в ней есть, например, петрография, радиационная геохимия, геофизика, и многое, многое другое.
— У нас большой спектр проектов. Сейчас под эгидой этого центра идут проекты, связанные с творчеством, с ознакомлением совсем юных ребятишек со специальностью — «Богатство недр моей страны». Это различные конкурсы, которые мы проводим мы с нашими университетами-партнерами. Мы очень тесно сотрудничаем с департаментом образования г.Москвы. Мы оборудовали в этом центре студию, которая позволяет нам давать лекции в онлайн-режиме, и такие лекции уже идут в школах Москвы на уроках географии. В ближайшее время у нас здесь состоится слет молодых учителей России. Эту вот цепочку: школа-вуз — работа, стремимся выстроить так, чтобы на каждом шагу мы могли помочь школьникам, студентам, молодым специалистам найти в нашей профессии именно «свое».
— Есть ли ощущение подъема интереса к геологии? Ведь не все нынче хотят стать менеджерами?
— Ощущение такое появляется. Может быть, мы не совсем объективны, потому что многие из тех, кто сюда приходит, уже где-то чем-то успели заинтересоваться. И нам трудно сказать, вот это наше пятикратное повышение посещаемости — это результат нашего пиара или все-таки рост интереса. Я думаю, что здесь, наверное, и то, и другое. Оценивать нам очень сложно — потому что мы «внутри процесса». Но мы видим, как детишки приходят, как у многих из них начинают глаза гореть, им интересно, их «цепляет».
— Примите, пожалуйста, наши поздравления с Вашим профессиональным праздником! В Музее будут праздновать День геолога?
— Обязательно! В этом году самому празднику — Дню геолога исполняется 50 лет. 3 апреля у нас здесь состоится праздник. Мы приглашаем наших выпускников не только из Москвы, приезжают и из Питера, с Кольского полуострова. Традиционно состоится большой концерт авторской песни. Причем абсолютное большинство тех, кто будет петь здесь — это авторы из Московского геологоразведочного института. В наше время, когда мы учились, было неприлично не то, что не петь, было неприлично не сочинять! Так что репертуар у нас довольно большой. Геологи — люди творческие!
Все то, что касается геологии, наук о Земле — это вообще настолько огромная область для творчества, для науки, для инженерной работы. Я не знаю ни одного человека, который пошел бы в эту специальность и разочаровался! Сама по себе суть того, что мы делаем, что мы все время чего-то такое новое можем видеть и познавать… И мы говорим всем, у кого пытливый ум, кому хочется самому что такое открыть, найти — приходите к нам! Мы расскажем, покажем, что такое геология, что такое науки о земле. И для тех, кто выбирает, может быть, она на самом деле станет профессией!
Огромное спасибо, успеха, и с праздником!
Беседовала Екатерина Головина
