Академик Ирина Белецкая: «Современный катализ – это другой мир»

9-13 сентября в Санкт-Петербурге прошел XXI Менделеевский съезд по общей и прикладной химии, который собрал в одном месте выдающихся ученых – химиков, физиков, биологов. Среди них – российский химик-органик, академик РАН, профессор МГУ имени М. В. Ломоносова Ирина Петровна Белецкая. О революции в катализе, о женщине в науке, о своих учениках Ирина Петровна рассказала в интервью «Научной России».

- Ирина Петровна, тема вашей основной работы – катализ...

- Да, в последние годы, с 70-х. Тогда он стал основным направлением в мировой науке.

- Скажите, пожалуйста, современный катализ – что он из себя представляет? На что он направлен в первую очередь?

- Он направлен прежде всего на экономический эффект. На то, что можно сделать реакцию намного дешевле, намного проще, намного экологичнее. В этом и есть смысл современного катализа. И в XXI веке появились такие варианты невероятные, когда можно провести реакцию: и хемо-, и стерео-, и энантиоселективно, то есть сделать так, чтобы процесс был безотходным. Прогресс исключительный. Но дело не только в том, что катализ просто ускоряет реакцию (таким было раньше представление о катализе). Это возможность провести совершенно новые реакции или создать новые методологии. И это легко перенести потом в промышленность, что очень важно. К сожалению, мы здесь не на передовых пока позициях.

- А кто на передовых?

- В XX веке вот тот катализ, который возник – гомогенный катализ комплексами переходных металлов, – в основным был японским или американским (я рассказывала в своем докладе про Нобелевских лауреатов). Было очень трудно объяснить нашим исследователям, почему это направление надо развивать. Мне это не удалось, хотя я очень старалась. Потому что у нас наука хорошая, но очень консервативна. И объяснить человеку, что надо начать иначе думать, довольно сложно. Ну, и должны быть, наверное, другие стимулы, другая мотивация.

- В своем докладе на Менделеевском съезде Вы тоже рассказывали о роли катализа в современном мире?

- Я понимаю, что это мероприятие – праздничное. Что здесь не площадка для обсуждения наших проблем, хотя многие докладчики об этом и говорят: «Я делаю то-то, у меня такие-то проблемы, нужна такая-то помощь, такое-то оборудование». Этот съезд не по моему профилю: я органик, а органическую химию называли «химией одного элемента» (углерода), а тут речь идет о целой Таблице. Поэтому я показала в докладе, как стал развиваться гомогенный катализ и как он произвел революцию в органическом синтезе. Я показывала элемент – драгоценный элемент – и рассказывала о его открытии и о том, что он сделал для катализа. Я думаю, что это было интересно и органикам, и неорганикам, и вообще людям. Ко мне все подходили и говорили, что про элементы было очень интересно, а уж химию, созданную на основе применения элемента, не все понимали.

- Драгоценные элементы – Вы имеете в виду платину, золото?

- Это платиновая группа: это родий, рутений, иридий, сама платина, палладий. Эти элементы и произвели переворот в катализе – в 70-х годах XX века. А в XXI веке произошел второй переворот.

- А второй переворот с какими элементами связан?

- Он связан с тем, что мы вернулись к старому, поняв, что все-таки драгоценные металлы – это тоже дорого, даже если мы говорим о катализе. Вернулись к «старым» элементам: никелю, меди, кобальту, даже железу. И оказалось, что мы можем и эти элементы использовать для каталитических процессов. Но для этого нужно получить их комплексы с подходящими лигадами. Появились новые виды катализа – и органокатализ, и нанокатализ... В общем, это длинная история, это просто другой мир. И очень обидно, что мы этим мало занимаемся.

- У меня к Вам вопрос, как к профессору МГУ и женщине в науке. Больше ли девушек приходит на химический факультет с каждым годом или нет?

- Вы знаете, гендерная проблема меня совсем не интересует. Меня интересует, какие мозги у человека. И тут девочки не отличаются от мальчиков – лишь бы они были увлечены и могли работать.

- А как увлечь молодежь наукой, и, конкретно, химией?

Чтобы хорошо учиться, учиться надо весело. Надо просто любить то, что ты делаешь. Даже когда вы приходите к ребенку в детский садик и, показывая яблоко, рассказываете, что оно может быть зеленым и красным, кислым и сладким, а потом спрашиваете: а почему оно может быть таким? И если ребенок заинтересовался, почему – вот оно, начало химии. Надо уметь преподавать. Надо самому быть увлеченным. Мне очень повезло с учениками. Мой председатель [куратор секции на Мендлеевском съезде, на которой выступала Ирина Петровна – НР] – академик Егоров Михаил Петрович, директор Института органической химии им. Н. Д. Зелинского РАН, – был моим учеником с 9-го класса. Вот Анаников Валентин Павлович [член-корреспондент РАН, заведующий лабораторией ИОХ РАН – НР], про которого говорят, что он взошедшая мировая звезда, – он тоже мой ученик. Есть вице-президент американской фирмы BAFS – Миша Родкин, Михаил Аркадьевич – и он у меня учился. Когда ты сам увлечен, тогда и у тебя появляются такие же увлеченные ученики.

- Вы уже более 30 лет являетесь редактором «Журнала органической химии». Как, на Ваш взгляд, сегодня обстоит ситуация с академическими научными журналами в России?

- Уже не поймешь, насколько они академические. Тут тоже большая проблема. Мой журнал издавался здесь, в Санкт-Петербурге. Это было традицией: первый журнал Русского физико-химического общества выходил здесь, а «Журнал органической химии», как и «Журнал общей химии», «Журнал прикладной химии» – это уже дочерние издания. Поэтому и наш журнал издавался в Санкт-Петербурге. Но сейчас мы вынуждены перевести его в Москву. Все рушится. Это большое преступление перед наукой. Журнал надо обязательно сохранить. Тем более, что у меня печатаются не только россияне, но и весь Восток: Корея, Китай, Индия, Пакистан, Алжир, Египет, Турция... А поддержка журналу очень плохая. Английскую версию перестали выпускать вовремя. Я потратила два года, добиваясь, чтобы английская версия выходила в одно время с русской. Смена издательства, тендеры, одно, другое, – неумение организовать процесс. Тем не менее мы журнал, конечно, сохраним. У меня очень хороший «портфель»: статей много.

- В 2004 году в интервью для издания «Наука Урала» Вы сказали: «Мы очень богатая страна, вот в чем наше несчастье. Парадокс заключается в том, что отсутствует потребность в «мозгах», в развитии науки. Хочется верить, что мы эту ситуацию преодолеем и как-то все же впишемся в общемировой процесс, только кто и как это будет делать?.. Наука должным образом не финансируется». Спустя 15 лет что-то изменилось?

- К сожалению, нет. Мои лучшие ребята уезжают. Они уезжают не потому, что им не нравится Россия, не потому, что нет денег. У нас есть научные центры с первоклассным оборудованием, но нет квартир для молодых. Никто не думает, что молодым надо где-то жить. Понятно, что человек должен быть уверен в своем будущем. Вообще ученого надо любить – тогда он не за деньги все будет делать.

- Вернемся к катализу. Какое было последнее открытие в этой области?

- Понимаете, наука не так развивается, чтобы вдруг раз – и открытие. Это все медленно накапливается – и потом получают Нобелевские премии люди, которые много лет серьезно занимаются именно этой проблемой, которые смогли довести дело до полной чистоты и красоты. Не у всех, конечно, это получается. Поэтому не бывает такого открытия, которое бы поразило. Но бывают замечательные вещи, которые действительно меняют химию. Их много, на самом деле, и их надо знать. В катализе, я уже об этом говорила, начался совершенно новый этап. И это замечательно. Надо просто тренд этот не упустить. Меня больше волнует другая проблема – проблема получения лекарств в нашей стране. Потому что все эти каталитические процессы сделаны для чего-то. И вот material science еще как-то обеспечен, а вот life science – не очень... Это же вопрос нашей национальной безопасности, в конце концов. Не будет лекарств – что мы будем делать?

- Я встречала формулировку, что катализ – это искусство, а не строгая наука. Вы согласны с этим?

- Нет, это не совсем правда. Как говорил наш великий – наряду с Ломоносовым, Менделеевым – русский ученый, который стоял у истоков нефтеперерабатывающей промышленности, Владимир Николаевич Ипатьев, «катализ – это химия будущего». И это оправдалось. Лучше Ипатьева не скажешь.