Тем хуже для фактов

«Если факты противоречат моей теории, тем хуже для фактов»

Георг Вильгельм Фридрих Гегель

Тот, кто свою научную карьеру посвятил ископаемым жукам, немало знает о климате последних сотен миллионов лет. Александр Георгиевич Пономаренко, главный научный сотрудник Палеонтологического института РАН, доктор биологических наук и крупный энтомолог и палеонтолог, рассказал, почему колеоптерологов так мало, что известно о биоразнообразии прошлого, и предложил современным климатологам задаться вопросом — точно ли парниковые газы стали причиной глобального потепления, или, быть может, наоборот?

Наука или фантастика

— Александр Георгиевич, вы столько лет изучаете ископаемые останки жуков, открыли несколько сотен их видов. Откуда взялся такой, несколько необычный, интерес?

— Натуралистом я стал еще в школе, но, как большинство, интересовался птичками и зверьками. Когда поступал в МГУ, сосед-гидробиолог сказал, что сейчас нужно становиться морским биологом или энтомологом. Предков-моряков было уже два поколения, и я пошел в энтомологи. Заведующий кафедрой собрал тех, кто написал в заявлении, что собирается изучать насекомых, и предложил обратить внимание, в частности, на жуков. Мне достались важные в плане ущерба для человека жуки-усачи, которые сильно повреждают древесину. Я их изучал под руководством известного натуралиста профессора Николая Николаевича Плавильщикова, потом писал по ним диплом. Надо было еще раз поехать в экспедицию в Забайкалье, а сделать это у меня была возможность только с палеонтологами. И вот тут я заинтересовался ископаемыми насекомыми. Мы нашли тогда останки животного, про которое не знали, к какому отнести классу, — то ли рак, то ли насекомое... Было очень интересно, с этого все и началось. Оказалось, мы обнаружили личинку водного жука. Водных жуков я изучаю до сих пор. Им посвящены моя первая, вышедшая в 1961 г., и последняя, которая выходит сейчас, научные работы.

— Как получилось, что до сих пор неизвестно происхождение жуков? Они появились в пермском периоде, а как и откуда…

— Самый древний жук найден в Германии. Он относится почти к началу перми и имеет еще практически настоящие крылья. Что такое жук? Это насекомое, у которого передние крылья превращены в надкрылья — в жесткую структуру, которая защищает задние крылья. Поэтому жук может куда угодно залезть, и самое главное — откуда угодно вылезти, не повредив их. Его личинка может жить защищенной внутри разных субстратов, в том числе в питательных. Первым таким субстратом была гниющая древесина, а потом жуки расселились практически везде. Они не живут только в море, но в древности, во время динозавров, были и морские жуки. Фактически жук создан надкрыльями. Видов жуков больше, чем всех животных и растений вместе взятых, за исключением других насекомых.

— Вы рассказывали о том, как изучал ископаемые останки жуков профессор Лев Владимирович Арнольди, — исследовал, рисовал и откладывал на долгие месяцы, после чего повторял все снова. Почему?

— Исследование жуков — очень тяжелое дело. Мало кто хочет им заниматься, потому что очень ненадежно. Что такое ископаемый жук? Бежал жук по дорожке, а потом на него наступили, и он весь раздавлен, причем изнутри наружу продавлен внутренний скелет. Получается такая загадочная картинка, которую трудно однозначно интерпретировать. Поэтому часто трудно договориться с коллегами о том, что мы здесь видим. У меня была аспирантка из Испании, она плакала и говорила: «Не вижу». Поскольку я жуками занимаюсь больше 50 лет, то уже как-то угадываю, но объяснить, что вижу, не всегда могу даже коллегам.

— Область ваших научных интересов не ограничилась ископаемыми жуками?

— Я очень многому научился, занимаясь жуками. Во-первых, мне пришлось сначала заняться палеоботаникой — для того чтобы понимать, как они жили. Я стал довольно заметным специалистом в области эволюции пресноводных экосистем. Во-вторых, мне пришлось заняться климатом. Был такой крупный палеоботаник, член-корреспондент АН СССР Всеволод Андреевич Вахрамеев. Мы жили в одном доме, иногда встречались и спорили. Всеволод Андреевич первым предположил, что Земля в прежние времена была устроена климатически совсем по-другому. Я ему говорил: «Всеволод Андреевич, не может быть того, что вы описываете, потому что климатическая теория этого не позволяет». Он сердился. И вот мы с ним препирались, а потом до меня наконец дошло…

— В 80-е гг. в Геологическом институте была группа, которая пыталась установить, какими были климаты прошлого. Я в ней отвечал за насекомых. Полученные нами данные категорически не сошлись с существующей теорией климата. Оказалось, климатов существует два. Один — такой, как сейчас, когда на высоких широтах, в приполярных областях — лед, холодная вода, холодная зима со льдом и снегом, а в тропиках, наоборот, — влажный тропический климат. Но большую часть времени (примерно в десять раз больше) на Земле ничего этого не было. И в приполярных широтах, как оказалось, температура могла достигать 25° C. Не было льда и холодной воды на севере и не было дождевых тропических лесов в экваториальной части. Почти всю территорию Земли занимала довольно засушливая зона. Динозавры, например, всегда жили в климате, который был не зональным, т.е. зима мало отличалась от лета, а приполярные зоны — от тропических. К сожалению, нынешние специалисты по климату этого совершенно не учитывают.

— В таком случае глобальное потепление — не катастрофа, а восстановление естественного положения вещей?

— Эквабельный и зональный климаты менялись много раз, и каждый раз возникал кризис. Надо еще доказать, что существует глобальное потепление! На сей предмет существуют разные представления. И неизвестно, где мы живем сейчас. Мы можем жить в интерстадиал, т.е. между оледенениями. Мы можем жить и в оледенение, во время небольшого потепления, потому что нынешнее потепление — не самое сильное. Предыдущее (примерно 120 тыс. лет тому назад) было гораздо сильнее, чем сейчас. И, сами понимаете, в те времена никакого антропогенного выделения парниковых газов не было. Тем не менее был очень высокий парниковый эффект. Об этом говорят результаты исследований льда в Гренландии, которые велись и нами, и американцами. Сегодня этот вопрос никто толком не изучает, потому что для этого нужно организовывать новый МГГ. Был такой Международный геофизический год (с 1 июля 1957 г. по 31 декабря 1958 г. — Примеч. ред.), и я помогал своей матери обрабатывать полученные данные. Тогда Атлантический океан «перегородили» экспедиционными судами из разных стран, но главным образом из Советского Союза, и изучали, что происходит с Гольфстримом — главным «обогревателем» Северного полушария.

— И у современной науки нет никаких других возможностей восполнить недостаток информации?

— С выдающимся советским писателем-фантастом, ученым-палеонтологом Иваном Антоновичем Ефремовым произошла замечательная история. Он написал книгу под названием «Тафономия и геологическая летопись», за которую получил Сталинскую премию. Ефремов придумал новую науку, что происходит довольно редко, — о захоронениях животных в ископаемых пластах Земли. Он возглавил в нашем институте лабораторию древних амфибий и рептилий. Но практически все примеры, которые были приведены у него в книге, интерпретированы с современной точки зрения неверно. Тем не менее сама наука правильная. Сейчас ее знают во всем мире. Только никто никогда не пишет, что ее придумал И.А. Ефремов.

Интерпретации или комбинации

— Когда мы с вами договаривались о встрече, вы предложили поговорить о пермо-триасовом кризисе. Почему именно об этом, ведь кризисов было несколько?

— Самых больших кризисов было не менее пяти. В последнее время они вызывают достаточно большой интерес как в научном сообществе, так и в обществе. Проистекает это из простой вещи: в данный момент мы имеем антропогенный кризис в природе. В современном мире сразу же ко всему привязывается политика — в том числе и к изучению кризисных явлений. Защитники природы превратились фактически в политические партии. К сожалению, подобное происходит с наукой достаточно часто. Так что, с одной стороны, есть социальный заказ на изучение кризисов, а с другой — это интересно. Я стал заниматься пермским кризисом, который произошел 250 млн лет тому назад. Как утверждают, это самый большой кризис в истории Земли, самое большое падение разнообразия.

— Что представляют собой экологические кризисы с научной точки зрения?

— Как мы находим кризисы в древности? Мы изучаем, что происходит с разнообразием. Если видим, что разнообразие «проваливается», значит тому есть какая-то причина. Уже со времен Дарвина и Уоллеса известно, что разнообразие тесно связано с состоянием природы. Когда природе становится плохо, разнообразие падает. Сейчас падает разнообразие во многих местах, причем очень сильно. Иногда мы даже не замечаем происходящего — вымирают виды, никем не описанные и не изученные. Особенно сильно падает разнообразие в связи с вырубкой тропических лесов.

— Это ли не повод для беспокойства?

— Конечно, природу охранять необходимо, что весьма затратно. Все сохранить нельзя из-за самого факта существования человечества. Уже первобытный человек преобразовывал природу. До его появления новые группы, например цветковые растения, потеснили своих предшественников в конкурентной борьбе, а многих и уничтожили. Но это уже другая история…

Нам повезло с изучением пермо-триасового кризиса. Большинство исследователей считают, что его причиной было колоссальное излияние лав в Сибири. Таким образом, в европейской части России можно очень подробно изучать процесс, предшествовавший этому кризису, но с фактами, которые ему точно соответствуют, сложнее. Здесь гораздо меньше местонахождений, мы мало что имеем, хотя кое-что у нас есть.

Раньше господствовали апокалиптические представления, будто все вымерло. Английский профессор Майкл Бентон написал толстую книгу, которую назвал «Когда жизнь на Земле почти умерла». А по результатам наших исследований заслуженный деятель науки Российской Федерации Александр Павлович Расницын опубликовал в «Природе» статью «Когда жизнь на Земле и не думала умирать». Апокалиптический взгляд связан с тем, что местонахождений мало и они разделены значительными промежутками, а поскольку в промежутках ничего не известно, то делается вывод, будто все вымерло. В действительности ничего похожего — виды продолжают существовать. Кроме того, есть так называемые таксоны Лазаря, названные по имени евангельского персонажа Лазаря, который был воскрешен Иисусом Христом. Это группы организмов, которые считаются вымершими, а потом обнаруживаются по прошествии нескольких миллионов лет. Их довольно много.

— Насколько угрожающей вам видится нынешняя ситуация?

— Вымирание — вещь естественная, ничего страшного для природы в этом нет. Современный экологический кризис угрожает в первую очередь человеку, потому что он, с одной стороны, очень устойчив, а с другой — уязвим, ведь многие привыкли ни в чем себе не отказывать.

— Насколько опасна для окружающего мира деятельность самого человека? Некоторое время назад вышли две статьи. В первой (в журнале Science) говорилось, что к пермо-триасовому кризису привело окисление океана в результате массового извержения вулканов. Во второй (в National Geographic) утверждалось, что выбросы углекислого газа в атмосферу, связанные с деятельностью человека, создают аналогичную ситуацию.

— В известной степени, конечно, создают. Но даже коровий навоз выделяет парниковых газов больше, чем человек. Поэтому увеличение количества скота сильнее действует на природу, чем выбросы из заводских труб. Кроме того, вполне может быть, что все происходит наоборот: не потому у нас идет потепление, что накапливаются парниковые газы, а потому накапливаются парниковые газы, что идет потепление. Что приходит при потеплении? Сезон, в который болота активны, увеличивается. Они выделяют углекислый газ и метан. Помимо того в периоды потепления начинает выделяться метан, захороненный в донных отложениях. Вполне может быть, что мы принимаем причину за следствие. Это требует изучения. Однако, к сожалению, все работы, затрагивающие данную тему, превратились в некое подобие религии.

Глобальные недоразумения

— А что ваши данные говорят об антропогенном климате?

— Наши данные говорят о том, что во времена, когда об антропогенном воздействии на природу речь не шла, было теплее, чем сейчас, и парниковых газов было больше. Это научный факт.

— Дает ли изучение пермо-триасового кризиса информацию для понимания сегодняшнего положения вещей?

— Можно совершенно точно сказать, что пермский кризис с глобальным потеплением не связан.

С одной стороны, мы знаем, что пермо-карбоновое ледниковое событие продолжалось 30 млн лет. С другой стороны, кризис, предшествующий пермо-триасовому, был намного короче. Почему — не знаем, это нужно изучать.

 Сейчас наиболее распространены представления, что пермский кризис — результат выброса сначала сернистого газа, а потом метана из сибирских траппов. Что такое сибирские траппы? Это колоссальное взрывное извержение и последующее излияние примерно 10 млн км³ лавы. В результате образовалось лавовое плато высотой в 1,5 тыс. м. На протяжении всего времени излияний на нем существовали леса. Плато не разрушилось за 250 млн лет — до настоящего времени. Лавы шли из глубины, проходили через угольный бассейн, и происходил процесс возгонки углерода. Уголь, захороненный в угольном бассейне, превращался в метан. Метан — примерно в 100 раз более активный парниковый газ, чем двуокись углерода. Из-за его выхода наружу сначала, когда выделялись сернистые газы, шло похолодание, а потом — сильное потепление. Считается, что это и привело к аноксии в океанах. В море произошло очень сильное падение

разнообразия. Вместо богатейших рифов пришел скучный мат из бактерий и водорослей. А когда подобное было? А это было за 3 млрд лет до того! К тем временам отлетела морская экосистема Земли, хотя и не везде. А на суше изменения были гораздо меньшими.

— На ваш взгляд, есть ли что-то общее, помимо массового вымирания, между всеми известными экологическими кризисами? Что их объединяет?

— Я считаю, для того, чтобы случился экологический кризис, должны произойти два события: во-первых, природа должна быть готова к нему изнутри, во-вторых — что-то должно подтолкнуть. Природа старается сохранять устойчивость. Закон необходимого разнообразия все время работает. Когда мир медленно изменяется, что-то должно случаться в природе, что приводит к революционным изменениям. Так произошло с пермским кризисом. Несколько миллионов лет строился переход от перми к триасу. И вот взрыв сибирских траппов ударно изменил климат на некоторое время… Так же происходит и в другие кризисы.

— Современная наука видит для себя какие-то перспективы в смысле предотвращения следующего экологического кризиса? Возможно ли помешать новому вымиранию всего живого на Земле?

— Об этом должен заботиться социум, а не наука. Я думаю, человек никогда не сможет уничтожить все живое. Если только планету взорвет, что сейчас пока невозможно.

Процент пермского вымирания сильно преувеличен. Стало выгодно считать, что для защиты природы все средства хороши. А они хороши, потому что приводят к финансированию совершенно необязательной, а то и ненужной деятельности.

— Тем не менее вы говорили, что изменения в природе происходят.

— Скажем, дожди у нас теперь гораздо больше похожи на муссонные, как в Японии. Там, в муссонном климате, летом моросит дождь целый день. Японцы к этому привыкли, а у нас было совсем по-другому.

— Позволяют ли уже накопленные наукой данные каким-либо образом просчитать частоту повторений экологических кризисов и приблизительно предсказать их наступление?

— Считается, что в любой науке столько науки, сколько в ней математики. Соответствующую работу провел американский палеонтолог Джек Сепкоски. Он нашел, что кризисы повторяются с высокой периодичностью. Но потом оказалось, что прямой временной аналогии между ними нет. В конце ранней перми началось потепление и установилось на 200 млн лет. До этого период был меньше. Есть ли периодичность и от чего зависит — это по-прежнему предмет исследований.

А зачем предсказывать? Мы знаем, что плейстоцен занимает по крайней мере 1,5 млн лет. Вы представляете, что такое проекция этого знания на человеческую историю? Беспокоиться о том, что будет через 1,5 млн лет? Все равно не предскажем.

Мы еще не в состоянии контролировать климатические и многие другие изменения. Изучение кризисов должно быть интересно как науке, так и обществу. К прискорбию, мы плохо знаем, что в действительности происходит, по одной простой, прозрачной причине: нужны деньги. Финансирование науки сокращается не только у нас, но и во всем мире.

Был такой знаменитый палеонтолог Валентин Абрамович Красилов. Он писал, что, к сожалению, теперь не стало таких монастырей, в которых в свое время сидел Мендель и изучал свой горох…

Беседовала Ксения Чернявская