«Тайна его была глубже его книг»

87 лет назад родился выдающийся российский филолог М.Л. Гаспаров.

Эту книгу он называл самым полезным, что «сделал по части античности». «Занимательная Греция» вышла в 1995 г. и неоднократно переиздавалась, по-новому открывая удивительный мир античной культуры многим поколениям^[1].

Впрочем, Михаил Гаспаров был не только великолепным знатоком античности. Филолог-классик, переводчик, литературовед… Он написал несколько фундаментальных трудов по теории литературы, интересовался поэтикой, историей и лингвистикой. Филолог М.И. Шапир писал: «Есть то, что я ценю в Гаспарове намного больше конкретных результатов, — это научная позиция и стиль. 〈...〉 Гаспаровский стиль глубоко оригинален и безупречен». Михаил Гаспаров вообще тяготел к оригинальному, интересному, занимательному… И даже среди университетских преподавателей выделял «энергичного и нескучного … Фёдорова», который вёл латынь у неоклассиков, и Мейера («ничего не автор, но преподаватель замечательный» – М. Гаспаров).

Михаил Гаспаров родился в Москве 13 апреля 1935 г., здесь же окончил школу и университет – он учился на классическом отделении филологического факультета МГУ. Спустя годы он писал, что по окончании школы был уверен в том, что хочет изучать античность, ведь в ней можно было спрятаться от современности: «Я только колебался, идти ли мне на исторический факультет или на филологический. Я пошел на филологический, рассудив: на филологическом легче научиться истории, чем на историческом — филологии». Потом была защита кандидатской диссертации по античной литературной басне Федра и Бабрия (единственная гаспаровская монография по античной литературе) и докторской – по метрике и ритмике современного русского стиха. К слову, одним из оппонентов Гаспарова на защите докторской был А.Н. Колмогоров, которого знают преимущественно как видного математика, хотя ему принадлежит немало работ по стиховедению, философии, истории. Михаил Гаспаров был одним из участников математико-филологического кружка Колмогорова.

После университета Гаспаров не попал, как многие его сокурсники, в учителя – как говорил он сам, из-за заикания. Впрочем, Гаспаров считал, что ему повезло, и спустя много лет отмечал, что никогда не тяготел к преподаванию: «Того, что называется “контакт с аудиторией” у меня совершенно не было». Из-за «молвы о … старательности» Гаспаров был принят в античный сектор ИМЛИ АН СССР. Начиная с 1971 г., он на протяжении 10 лет был его руководителем. В то же время он наряду с Ю. Лотманом, А. Пятигорским участвовал в работе Московско-тартуской семиотической школы и отстаивал независимость русской семиотики от научной традиции.

В начале 1990-х гг. М. Гаспаров был в числе блестящих представителей гуманитарной науки, по чьей инициативе на философском факультете МГУ открылась кафедра истории и теории мировой культуры. На появление одной из первых  культурологических кафедр в России, помимо М. Гаспарова, повлияли С. Аверинцев, А. Гуревич, Е. Мелетинский.

Ученица и коллега М.Л. Гаспарова, Н.В. Брагинская, писала: «"Ускорение" 80-х затронуло кадровую мобильность как бюрократической системы в целом, так и ее академического варианта, и Гаспаров, не слишком взысканный ласками прежних властей, подходил для демонстрации обновленческих стремлений: в 1990 был избран в члены-корреспонденты АН СССР, в 1992 – действительным членом РАН».

Преподавал он не только в альма-матер. В Литературном институте им. М. Горького М. Гаспаров вёл курс по стихосложению и русской поэзии. По словам студентов, на лекциях всегда было многолюдно – Михаил Леонович читал вдохновенно и ярко. В РГГУ Гаспаров занимал должность главного научного сотрудника Института высших гуманитарных исследований. Ректор университета говорил о нём так: «Гаспаров для РГГУ – это наше все».

Нина Брагинская писала: «Дар жизни мы все считаем даром, тем, что дано нам задаром. Одни его берегут, другие проматывают, у кого-то он утекает, как песок между пальцев. А Михаил Леонович Гаспаров дар этот всю жизнь отрабатывал, и я все хотела понять – кому?». Он считал, что филология «отучает человека от духовного эгоцентризма» и что главная задача филолога – понять другого. Не отсюда ли происходит гаспаровское самоотвержение?