14 декабря 2017 года исполнилось бы 95 лет нобелевскому лауреату Николаю Геннадиевичу Басову, одному из первооткрывателей лазеров. Этому знаменательному событию было посвящено первое заседание Басовских чтений, проходившее в родном для звездного дуэта Н.Басов – А.Прохоров Физическом институте им. П.Н. Лебедева РАН.   

Открыл заседание директор института Н.Н. Колачевский.

«Коллеги, сегодня у нас важное событие. Мы начинаем Басовские чтения- 2017. Они проходят в ФИАНе и МИФИ. Мы отмечаем девяностопятилетие Николая Геннадиевича Басова. Все доклады и идеи, стоящие за ними, в основном были заложены Николаем Геннадиевичем. Мне очень приятно приветствовать всех вас в этих стенах. Ксении Тихоновне (жене Николая Геннадьевича Басова), присутствующей здесь, хочется вручить от института и наших сотрудников первый юбилейный альбом Николая Геннадиевича Басова. Сборник только что из типографии».

О.Н. Крохин: 

- Сегодня исполнилось бы 95 лет Николаю Геннадиевичу. Обычно в этот день мы собираемся. Обычно проходит небольшая конференция, и мы проводим конкурс для молодых наших сотрудников, ученых из нескольких организаций (МИФИ, МГУ им. М.В. Ломоносова).

Я хотел бы поприветствовать здесь Ксению Тихоновну. Мы прожили многие-многие годы, вместе учились в МИФИ. Она сыграла большую роль в судьбе Николая Геннадиевича. Сколько я помню Басова, из ФИАНа он раньше десяти часов вечера не уходил. Не только он, но и сотрудники постоянно что-то обсуждали и, конечно, эта настоящая школа – когда каждую минуту происходит «мозговой штурм», как принято говорить. Николай Геннадиевич был поглощен им всецело. Он отдавал науке все свои силы, все время. Он создал одно из лучших подразделений нашего института. Но что мне хотелось бы сказать. У меня Николай Геннадиевич до сих пор «сидит» внутри, в области сердца. Часто вспоминаю наши с ним дискуссии, бесконечные обсуждения проблем, которые предстоит решить в будущем. Сейчас это сложно себе представить. Просто в качестве примера приведу. Тридцать первого декабря, не помню какого года (примерно это было,  думаю, в семидесятых годах), в одиннадцать часов вечера мы (я был, Юрий Михайлович Попов) втроем сидели в его кабинете и вели жаркую дискуссию относительно чисто научных проблем. Тогда произошел незначительный, но показательный случай. Позвонил корреспондент из газеты. Николай Геннадиевич ему говорит: «Приезжайте». И договорился о встрече. Ну, тот приехал, Басов дал соответствующие ответы на его вопросы. И буквально за пятнадцать минут до нового года Николай Геннадиевич отправился домой – он жил недалеко. Так что он успел, наверное. Такая была одержимость наукой. Это для Николая Геннадиевича была как красная линия его жизни. И вот я часто вспоминаю те годы, пытаюсь как-то проанализировать и понять характер и отношение Николая Геннадиевича к научным проблемам. Но и я бы сказал, что он в общем, был генератором идей. Николай Геннадиевич закончил свою учебу в 1955 году в Московском инженерно-физическом институте. Диплом он делал здесь, в Физическом институте, в лаборатории, которой сначала руководил Михаил Александрович Леонтович. Потом его мобилизовали для решения всяких атомных дел в Курчатовском институте. И руководителем лаборатории стал Александр Михайлович Прохоров. Вот этот дуэт Николая Геннадиевича и Александра Михайловича был своеобразный. Николай Геннадиевич по своему отношению к науке был на грани того типа человека, который иногда называется фантазером. У него было неимоверное количество идей, и он пытался немедленно приступить к их осуществлению (или по крайней мере к обсуждению). Я бы сказал, что Николай Геннадиевич был исключительно креативной личностью. Просто из него все идеи как из фонтана типа питерского Самсона выходили. Они, конечно, не все реализовывались. … Идеи, к сожалению, приходят не так часто. Николай Геннадиевич как раз был наполнен вот этим. И вот сотрудничество с Александром Михайловичем, которое возникло в то время (Басов был в аспирантуре МИФИ, но выполнял работу в институте), привело к нобелевской премии. В этих приоритетных исследованиях его идеи получили впоследствии высочайшее мировое признание. И, конечно, по тем временам это была удивительная вещь. Это сотрудничество было чрезвычайно плодотворно. Но коллеги сильно отличались своими подходами по характеру. Николай Геннадиевич кипел идеями, Александр Михайлович имел прекрасное ощущение науки, прекрасно понимал различные аспекты физических явлений. Это в свою очередь было большой особенностью, которая редко в природе встречается. Александр Михайлович по своей природе с большой неприязнью относился к лженауке, был сильным реалистом. Николай Геннадиевич из физики делал некие фантастические выводы, которые естественно сдерживались. Тем не менее, такая активность взяла верх. Конечно, в то время в квантовой электронике были маленькие тропочки. Здесь занимались радиоспектроскопией, т.е. исследовали тонкие уровни в радиодиапазоне. Сама по себе эта тематика выросла после войны в связи с тем, что развивалась локация, уже существовали хорошие генераторы СВЧ-излучений, что давало возможность исследовать спектры полей. Отсюда собственно и пошли мазеры, потом это перекинулось на лазеры. В то время это было очень необычно. Толчком к этой идее (возможность при создании лазера использовать вынужденное излучение вместо поглощения), которая была тогда на слуху в ФИАНе, было не создание генератора, а повышение разрешающей способности радиоспектроскопа. Первое предложение, опубликованное в 1955 г. в ЖЭТФ в статье Н.Г.Басова и А.М.Прохорова и содержало такую идею. Примерно тремя месяцами позже три американских автора (в т.ч. Чарльз Таунс) опубликовали первые результаты по реализации биполярного генератора на молекулах аммиака. После этого естественно все это стало бурно развиваться у нас. И скоро были выполнены соответствующие эксперименты. Николай Геннадиевич по своему опыту и образованию был радиофизиком.

Физика, несмотря на огромное разнообразие явлений, имеет своей задачей все их упростить и разобраться в них. Так произошло и в случае открытия Басова и Прохорова.

Я пришел сюда в сентябре 1959 года и был сразу поражен богатством и разнообразием вопросов, которые Николай Геннадиевич обсуждал. Т.е. они все у него формировались в течение сна, а обсуждались на наших неофициальных семинарах без конца весь день. И какая-то есть общая связь между всем этим. Николай Геннадиевич – это гений. И других слов, наверное, не надо. Он был очень восприимчив к критике. И в конце концов споры всегда приводили к правильному результату. Завтра в МИФИ будет собрание, посвященное памяти Николая Геннадиевича. В МИФИ сейчас установлен памятник Николаю Геннадиевичу Басову. Его изобразили сидящим на скамейке. Она сделана так, что на ней могут посидеть студенты. Очень приятно, что мы помним Николая Геннадиевича Басова и Александра Михаиловича Прохорова.

Теперь немного о нобелевской премии, хотя я имел небольшое к этому отношение. В 1963 году в Италии давно уже существовали школы физики имени Ферми. Там было обустроено небольшое здание типа дворцового, с соответственными аудиториями и жилыми комнатами для слушателей университета. У нас было приглашение, и мы как представители ФИАН поехали туда. Мы с Анатолием Николаевичем Ораевским оказались из России там вдвоем. Александр Михайлович тогда не откликнулся на то, что есть эта школа. Руководителем школы был Чарльз Таунс – один из трех нобелевских лауреатов, один из родоначальников квантовой электроники в университете в Нью-Йорке. Нас очень тепло принимали. Мы понимали, что это потому, что мы из Физического университета, мы – представители наших великих учителей Басова и Прохорова, поэтому Ч.Таунс особенно старался. Обычно данная школа проходит две недели и на субботу и воскресенье объявляется отдых. Можно поехать куда-то или отвлечься, может быть, поработать, если кто хочет. Обычно это сопровождалось вечерним праздничным ужином. Мы вышли с Анатолием вниз по нескольким ступенькам дворца подышать свежим воздухом,  и к нам подошел один из американцев. Я, к сожалению, не могу назвать его фамилию. Потом он стал нобелевским лауреатом. Мне сначала это было немножко странно. Мы перекинулись буквально несколькими словами. И он сказал, что они хотят выдвигать работы Ч.Таунса на нобелевскую премию. Сейчас я думаю, что эта фраза была не случайно брошена. Ведь А.Прохоров и Н.Басов неоднократно лично встречались с Ч.Таунсом на различных конференциях. Это было, видимо, специально сделано, чтобы нас предупредить, чтобы кто-то и с нашей стороны мог участвовать в этом конкурсе. Когда мы вернулись, то рассказали Александру Михайловичу – главному ученому секретарю института - о ситуации, происходящей на международной арене. А по правилам нобелевского комитета с первым приглашением присылается маленькая книжечка, объясняющая формальные и этические стороны выдвижения на награду. Правила таковы, что вообще запрещено коллективное выдвижение, и нельзя обсуждать кандидатуры до выдвижения, т.е. выдвижение должно быть сделано конфиденциально. На все материалы, связанные с выдвижением, наложен запрет на пятьдесят лет. И ученый секретарь ФИАН А.И.Барчуков рассказал об этом инциденте директору Д.В Скобельцину. Скобельцын очень ценил эти научные работы и считал перспективным данное направление. Так с нашей стороны началось согласование кандидатур с Отделением физических наук РАН.

После выступления О.Н. Крохина выступил академик Владимир Евгеньевич Фортов с презентацией «Мощные ударные волны и экстремальные состояния вещества». Затем своими воспоминаниями со слушателями поделился бывший директор ФИАН – академик Г.А.Месяц. Далее последовал экскурс профессора А.А. Ионина в историю лазеров СССР, основанный на книге Петра Васильевича Зарубина. В заключении член-корреспондент Н.Н. Колачевский обозначил некоторые тенденции данного научного направления на ближайшие десятилетия.

В конце семинара прошло награждение победителей конкурсов научных работ.

Второе заседание международного научного семинара «Басовские чтения - 2017» состоялось в НИЯУ МИФИ 15 декабря.

 

[ФОТО: Анастасия Константинова]