Неравный бой с лженаукой

Интересный факт: по данным Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), за четверть века позиции россиян относительно вопросов веры в приметы, предсказания, колдовство и прочие «чудеса» стали более определенными и сместились скорее в сторону скептицизма. Так, сильно пошатнулось доверие к лечению гипнозом — 22% против 41% в 2015 году и 63% в 1990 году. Чаще россияне стали сомневаться в эффективности спиритических сеансов — 13% против 16% два года назад. Снижается также вера в существование НЛО — 20% против 25% в 2015 году. Неудивительно, ведь в наши дни  заметно возрос объем научно-популярного контента, а также число популяризаторов науки. Ведущие YouTube-каналов или научно-популярных блогов борются на передовой с псевдонаучными идеями, мифами и верой в сверхъестественное. Мы побеседовали с Александром Панчиным — одним из известнейших популяризаторов науки в России о том, почему лженаучные мифы до сих пор популярны, как бороться с недобросовестными учеными, и о том, что нужно знать будущему популяризатору науки. 

— Поговорим об организации науки в России. Многие ученые говорят о том, что научная деятельность свелась к написанию множества статей в конкретных журналах. Вы как ученый заметили эту тенденцию?

— У этой медали две стороны — одна хорошая, одна плохая. Идея о том, что ученые должны публиковаться в международных журналах — правильная. Ведь какой смысл в научной работе, если о ней никто не узнает? К тому же большая часть научных исследований финансируется за счет государства. И общество, и, в большей степени, другие ученые должны знать об исследованиях и полученных результатах.

Действительно, существует некая градация качества научных журналов. Есть ряд научных журналов с хорошей репутацией. И конечно, откровенную ерунду они публиковать не будут. При этом любой журнал можно ввести в заблуждение, сфальсифицировав некоторые данные. Но, как правило, в качественных журналах налажена система рецензирования. Мы можем быть уверены в том, что статью рассмотрят компетентные редакторы, несколько специалистов из конкретной области. Именно поэтому, такие журналы активно читают ученые со всего мира, а статьи чаще цитируются, что говорит о том, что они кого-то заинтересовали, что кто-то пытался учесть полученные результаты в своей работе.

Очевидный минус вытекает из того, что показатели цитируемости ученого определяют уровень его финансирования.  Ученые — тоже люди, и не все из них добросовестные. При этом в России особенно заметен кризис репутации. Есть люди, которые списывают диссертации, или те, кто подделывают публикации, занимаясь откровенным плагиатом.

В прошлом году, например, мы стали свидетелями громкой истории про 869 отозванных статей. В некоторых из них название препарата, прошедшего клинические исследования, было заменено на другое, при этом все данные оставались прежними. То есть речь идет не только об академически вредных статьях, повышающих индекс Хирша недобросовестного ученого, но и о статьях, несущих реальную угрозу обществу. Врачи, например, рекомендуя тот или иной препарат, могут даже не знать, что результаты исследования сфабрикованы.

Я считаю, что наука должна быть международной, а ученые должны публиковать свои статьи в международных рецензируемых журналах. Нет статей — не о чем говорить.  Но наличие статей не всегда является гарантом качества научных исследований. Поэтому при определении финансирования нужна качественная независимая экспертиза. Только так можно бороться с эксплуатацией наукометрии в целях наживы.

— Как вы оцениваете деятельность Комиссии по противодействию фальсификации научных исследований?

— Я как член сестринской Комиссии по борьбе с лженаукой высоко оцениваю деятельность своих коллег. Масштаб работы, которую они проделали — беспрецедентен. Конечно, встречаются критики. Но, как правило, это и есть те самые люди, которые списывали диссертации или участвовали в процедуре защиты списанных диссертаций, те, чьи интересы страдают от борьбы с некачественной наукой.

Интересно то, как они пытаются исказить ситуацию, говоря о попытке дискредитировать российскую науку. Но это не так. Это попытка очистить российскую науку от тех, кто ее дискредитирует. Дискредитируют науку не те, кто выявляет плагиат, а те, кто им занимается. Дискредитируют науку не те, кто находит фальшивые статьи, а те, кто фальсифицирует эти статьи. Не те, кто вводит наукометрию, а те, кто накручивает индексы цитируемости. Именно поэтому деятельность комиссии важна.

Когда она появилась, я не совсем понимал для чего необходимо это разделение. Сейчас стало ясно, что проблема фальсификации науки — это отдельная область со своими методами выявления, в том числе плагиата. Плагиат не считается лженаукой. Хотя до сих пор ведутся терминологические споры о том, что собой представляет лженаука. Распространенное определение рассматривает лженауку как имитацию научной деятельности. Тогда можно сказать, что плагиат — это лженаука. Но мне кажется, что все же, это немного разные вещи. Одно дело, когда люди искренне верят в астрологию и рассказывают вам о положении Плутона, влияющего на карьеру,  а другое — когда кто-то внутри академического сообщества подделывает данные.

— Почему в современном мире, в котором информация доступна 24/7, до сих пор есть люди, которые верят в псевдонаучные теории и мифы?

— Есть хорошая метафора, иллюстрирующая эту проблему. Как биологический вирус использует уязвимость человеческих клеток, так и вирусные идеи используют некую уязвимость человеческого разума.

Например, почему популярна альтернативная медицина? Люди рассуждают так: мне было плохо, поэтому я принял Х (в качестве Х может быть все что угодно — гомеопатия, уринотерапия, квантовая медицина, целительство и т.д.) и мне стало лучше. Есть замечательное исследование, показывающее, чем этот аргумент плох.

Астматикам назначали в случайном порядке одно из четырех типов лечения: настоящее лекарство от астмы в ингаляторе, плацебо-ингалятор, акупунктуру, и в последнем случае — невмешательство. Каждый человек проходил через все четыре этапа. После эксперимента ученые делали проверку эффективности лечения с помощью респирометра, фиксирующего пропускную способность легких. Оказалось, что работает только лекарство от астмы, а всё остальное одинаково бессмысленно. При этом если мы спросим у группы: «Как вы думаете, что вам помогло?», они ответят: «Все три вмешательства одинаково эффективны, по сравнению с невмешательством».

Дело в том, что на основании единичного опыта одного человека невозможно понять, работает ли какой-то препарат или нет. Ученые не просто так проводят исследования на сотнях пациентах, которых случайным образом разбивают на группы, одна из которых получает лекарство, а другая пустышку. Результаты сравниваются, но даже при правильной процедуре исследования бывает так, что часть испытуемых, получавших пустышку, выздоравливали сами. И речь идет не о самовнушении или другом мистическом эффекте. Просто наша иммунная система миллионы лет эволюционировала, чтобы бороться с вирусами, раковыми клетками и т.д. И благодаря этому будут люди, которые поправятся и без лечения, но вылечившихся с помощью хорошего лекарства будет значительно больше.

Аргумент «Мне помогло» заведомо плох. Особенно, когда это говорит авторитет — религиозный деятель, политик, звезда. И его нельзя обвинить во лжи. Возможно, ему действительно стало лучше, но он строит ошибочную причинно-следственную связь. Такие уязвимости делают некоторые идеи очень популярными.

Далеко за примерами ходить не надо: астрология и эффект Барнума. Если мы попросим людей пройти психологический тест, а затем раздадим описание их личности, взятое из газетного гороскопа, одно для всех, то с высокой долей вероятности испытуемые найдут подходящие им качества. Этими же приемами пользуются экстрасенсы, ясновидящие, гадалки. Они рассказывают то, что может, в принципе, подойти для многих людей, какие-то общие характеристики. А люди сразу замечают совпадения, забывая нестыковки.

Все псевдонаучные идеи эволюционируют на протяжении развития нашей культуры и истории, становясь более правдоподобными (с точки зрения неосведомленного обывателя). Но это правдоподобие  не имеет никакого отношения к реальной научной базе. Если я скажу, что для лечения какого-то заболевания вам нужно играть в «Pokemon Go», то для обычного человека это прозвучит неправдоподобно. Но если я скажу, что нужно жевать конкретный вид кактуса, чтобы вылечить гастрит, то в это высказывание поверят больше людей. Особенно, если я скажу что-то очень авторитетное вроде того, что кактус с помощью иголок ловит космическое излучение, которое обогащает биорезонансные фотоны в нашем теле, создавая квантовую трансформацию герменевтики сознания. Сейчас я произнес абсолютно бредовый набор слов. Сами слова, конечно, имеют смысл и определения по отдельности, но не в этом предложении. Психологами было показано: если составить псевдонаукообразные  случайные предложения из сложных терминов, то большинство людей найдут в нем смысл.

Такой прием используют сторонники гомеопатии. Они не просто рассказывают, как многократно разбавляют то или иное вещество. Они называют этот процесс ступенчатой динамизацией, создающей квантовые поля, которые биорезонансно взаимодействуют с подобными квантовыми полями в организме человека. Это практически цитата.

Создание наукообразности на фоне существующих когнитивных ошибок и есть комплексная причина того, почему псевдонаучные идеи развиваются.

Есть люди, которые стучатся в дверь и спрашивают: «Не хотите поговорить о Боге?». Но никто не стучится в дверь со словами: «Не хотите поговорить о квантовой механике?». Потому что квантовая механика не требует от вас жертвенности, не вызывает у обычного человека глубоких эмоций. Специалисты по квантовой механике не утверждают, что если вы не поверите в квантовую механику, то вас покарает некая духовная сущность.

— Вы неоднократно отмечали, что лженаучные доводы разбиваются простой аргументацией. А что делать с действительно опасными явлениями типа ВИЧ-диссидентства, отказа от вакцинации и других? Попытки принять законодательные нормы ни к чему не привели. Как быть?

— Сложный вопрос. Мне кажется, одна из самых серьезных проблем законодательства любой страны связана с тем, что мы часто принимаем закон, исходя из каких-то умозрительных соображений. И реже, основываясь на науке.

«Чего мы ходим добиться?» — первое, о чем нужно спросить. Мы хотим, чтобы люди меньше болели, жили дольше, не лечились с помощью альтернативной медицины. Необходимо поставить конкретную задачу, решение которой будет полезным для всех.

Дальше возникает другой вопрос: как нам сделать это максимально эффективно и правильно? Допустим, мы запретим всю альтернативную медицину. К чему это может привести? К чему угодно. Кто-то может сказать: «Ага, нашу деятельность запрещают, поэтому мы будет еще активнее продвигать свою позицию». Или: «Мы будем делать всё тайком. Создадим подпольные клиники, где будем всех лечить уринотерапией». Образ гонимых всегда хорошо работает.

Существует также знаменитый эффект Стрейзанд. Вы пытаетесь с чем-то бороться, но об этом узнает больше людей. Ведь некоторые мифы имеют локальный характер. Есть отдельные группы людей, где циркулируют мифы о прививках, например, среди беременных женщин и молодых мам, которые обсуждают эти вопросы на форумах или в чатах. И мы не знаем, как поведут себя люди, если мы попробуем что-то запретить, и будет ли от этого польза.

При этом есть меры, которые нужно обязательно принимать. Необходимо понять природу феномена лженауки, исследовать то, как лженаучные теории распространяются в обществе. Нам пока мало, что известно. Поэтому нужен адекватный научный подход.

Первое, что можно сделать — попытаться исправить дефекты системы образования. В школе, например, детям не рассказывают о том, как устроена наука, как формируется научное знание, им не рассказывают про логику, теорию вероятности. Став взрослыми, они находят случайные совпадения там, где их нет и у них нет инструментов, чтобы это проверить.

Людям не говорят о контрольных группах, рандомизации, о том, что ученые иногда ошибаются. Это порой становится неожиданным для многих людей: «О, так ученые ошибаются, а может они все врут?». Но наука построена на разных гипотезах, которые проверяются, опровергаются или доказываются. И об этом нужно говорить в современных школах. Но вместо этого вводят предмет «Основы православной культуры», который не способствует развитию критического мышления у людей.

— Вы часто спорите с представителями РПЦ. Для чего?

— Мне бы хотелось жить в обществе людей разумных, которые ценят рациональное мышление, могут вести аргументированную дискуссию, которые никогда не скажут: «Вы оскорбляете мои чувства, поэтому я с вами спорить не буду, а отправлю в тюрьму».

Теологию объявляют наукой. На каком основании? В диссертациях теологи пишут, что среди методов они использовали личностный опыт веры. Какое это имеет отношение к науке? Почему они компрометируют науку личными домыслами?

Среди поправок к проекту об изменении Конституции, внесенных президентом Владимиром Путиным в Госдуму, есть положение о Боге. Почему выбрали именно Бога, а не Деда Мороза или домового? Мне кажется, ни к чему хорошему это не приведет. Наоборот, появится больше склок между людьми.

Я спорил не только с представителями РПЦ. Например, на телеканале «Дождь» (Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен средством массовой информации, выполняющим функции иностранного агента, Телеканал «Дождь» либо касается деятельности средства массовой информации, выполняющего функции иностранного агента, Телеканал «Дождь») мы встречались сразу с тремя представителями разных религий – с православным священником, ныне покойным Всеволодом Чаплиным, представителем иудаизма и ислама. И ведущий, кстати, был на стороне моих оппонентов. Было весело.

На самом деле у меня нет зацикленности на религии. Я дискутирую с гомеопатами, астрологами, с гадающими по отпечаткам пальцев и много с кем еще. Меня привлекает сам жанр дебатов. Это отличный способ выразить свою точку зрения. Но к ним нужно тщательно готовиться.

— Как вы оцениваете популяризацию науки в России?

— В России это направление уже давно активно развивается. Появляются новые формы научно-популярного контента. Некоторые популярные блогеры приглашают в гости ученых. Юрий Дудь (Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Юрием Александровичем Дудем, либо касается деятельности иностранного агента Юрия Александровича Дудя), например, беседовал с астрофизиком Константином Батыгиным, а у меня брала интервью Ирина Шихман (Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Шихман Юриной Юрьевной либо касается деятельности иностранного агента Шихман Ирины Юрьевны). И такие ролики на YouTube набирают большое количество просмотров. Наблюдается некая экспансия научно-популярного направления, которая, безусловно, эффективна в самораспространении. Вместе с популяризацией науки распространяются и некоторые ценности – гуманизм, значимость науки.

Между тем, нельзя точно оценить, насколько научпоп побеждает в этой гонке вооружений с мракобесием, мифами и лженаукой. Вопрос остается открытым. Ведь мифы тоже распространяются.

Кстати, если популяризатор науки скажет какую-то ерунду, его свои же «съедят» моментально. Но эта критика позволяет учесть ошибки, исправить их. Мракобесы, напротив, не скованны научными фактами. Они не зависят от академической критики. Именно поэтому этот бой неравный.

— Что нужно знать человеку, который хочет стать популяризатором науки? С чем ему придется столкнуться?

— Прежде всего, необходимо хорошо знать предмет, о котором рассказываешь. При этом важно не просто набрать материал, а изучить тему широко, чтобы примерно понимать, какие вопросы может задать аудитория. Задать эти вопросы самому себе и попытаться на них ответить.

Главная особенность научно-популярного контента в том, что он должен строиться на науке. Иначе, убивая одного дракона, мы создадим нового. 

Если говорить о формальной стороне вопроса, то важны навыки публичного разговора. В школе лекторов фонда «Эволюция» мы приглашаем деятелей театрального искусства, которые учат молодых популяризаторов науки динамично, интересно и эмоционально излагать материал. Никто не хочет слушать сухой пересказ учебника. Как мне кажется, научпоп — это попытка донести широкой аудитории некоторый минимальный набор знаний, который позволит ориентироваться в современном мире, где легко стать жертвой распространенных заблуждений. Это костыли к провалившейся системе образования, которая сильно деградировала.

— А чего стоит опасаться будущим популяризаторам?

— Я думаю, что основная опасность относится не только к популяризаторам, но и к людям, которые достигают определенного уровня известности.

Появится большое количество людей, которые будут писать вам, какой вы никчемный человек, антихрист, работающий на (ну а дальше список): рептилоидов, Госдеп, Кремль, фармкомпании и т.д. Обязательно кто-то увидит скрытые корыстные интересы, а кто-то укажет на недостатки вашей внешности, манеру речи и т.д.

Поэтому стоит чаще думать о том, что люди, которые обсуждают вас, комментируют вашу работу, представляют нерепрезентативный процент вашей аудитории. Например, у ролика миллион просмотров и 10 тысяч комментариев. Из этого следует, что 990 тысяч человек просто молча его посмотрели, и у них не возникло желания вступать в какую-то дискуссию. При этом мы, конечно, точно не знаем, что из увиденного они усвоили. Кстати, зачастую, комментарии могут содержать конструктивную критику, которую можно учесть в дальнейшем. Поэтому я не призываю совсем не читать комментарии.

Кто-то будет вас «хейтить», и это нормально. Если вы не готовы к такому, то не стоит этим заниматься. Вы никогда не создадите контент, который устроит всех, и который не будут критиковать.

— На какие области науки стоит обратить внимание?

— Нельзя назвать конкретные направления, поскольку все люди разные. Часто бывает так, что одному человеку может быть интересно то, что больше никому не интересно. И это здорово, ведь человек может по-настоящему углубится в конкретную область и найти в ней что-то новое. Мне, например, нравится знать много о разном. Так устроен мой мозг. Но я завидую людям, которых интересует, скажем, роль определенного белка в появлении рака. Ученый будет всю жизнь изучать, как этот белок функционирует и знать о нем все. А потом вдруг выяснится, что этот белок участвует в совершенно других процессах. И это будет величайший момент в жизни ученого, когда выйдет прорывное исследование, полностью переворачивающее его представление. А для кого-то это будет совершенно незначительно.

Есть люди, которым нравится астрономия, информатика, биология или химия. Нет правильного выбора — все области одинаково важны, в каждой из них можно добиться успеха и стать крутым специалистом.

Среди областей, которые активно развиваются и будут максимально востребованными в будущем можно выделить IT-технологии и искусственный интеллект.

Из биологических дисциплин стоит обратить внимание на биотехнологии, генную инженерию, технологии редактирования генома. Эти сферы, безусловно, будут развиваться и дальше. Ведь человек относится к биологическому виду, а значит, постоянно нуждается в лечении различных заболеваний, в помощи специалистов.

— Многие науки вступают в спор с этикой. Как человечество будет решать этические вопросы?

— Если обратиться к истории человечества, то можно заметить, насколько мы продвинулись вперед в вопросах этики. Раньше можно было иметь рабов, сейчас нельзя. Раньше женщины считались людьми второго сорта, теперь не считаются. Сегодня немыслимо обретение положительной популярности людьми, призывающими к дискриминации по цвету кожи. При этом нельзя сказать, что перемены произошли по мановению волшебной палочки. Все-таки по мере развития человеческой культуры идеи гуманизма и равноправия побеждают. Поэтому нет основания считать, что этот положительный тренд изменится в ближайшее время. В отдельно взятой стране, конечно, что угодно может случиться. Тем не менее, наука —международное явление. Маловероятно, что из-за событий в одной стране, мировая наука, скажем, начнет поддерживать выращивание клонов для органов. Такое сложно представить в современной реальности.

В целом, человечество живет сейчас в максимально этичную эпоху. Никогда люди не задавали себе вопросы, которые задают сейчас. А в некоторых ситуациях даже перебарщивают, как мне кажется.

Например, вопрос об этичности клонирования человека. Можем ли мы в условиях несовершенства технологий допускать риск того, что родится больной ребенок, если мы сделаем что-то неправильно? В данном случае ответ очевиден — так делать нельзя. Но если технология доработана, и мы можем гарантировать рождение здорового ребенка, тогда какие в принципе могут быть этические вопросы?

— Что мешает российской науке развиваться?

— Кризис научных репутаций, вызванный тем, что огромное количество людей имитируют научную деятельность. Эти же люди зачастую занимают высокие посты, обучают других людей, которые дальше идут по стопам учителей. Ведь никто не отменяет культурную передачу ценностей, наряду со знаниями и навыками.

Это большая проблема (вроде матастазирующей опухоли), которая может привести к серьезным последствиям. Люди, которые играют нечестно, легче адаптируются. Если вы можете фальсифицировать данные, то вам проще набрать необходимый индекс цитируемости, проще продвигаться по карьерной лестнице, достигнуть высокого положения. И при отсутствии иммунной системы в виде людей, которые могли бы за это наказывать,  лишать степеней, должностей и навсегда закрывать двери в науку, этот организм может просто погибнуть. Любая фальсификация в науке неприемлема.

А критика деятельности Комиссии по противодействию фальсификации научных исследований — это симптомы раковой опухоли. Если не обращать на нее внимания, она может всё заполонить, и честным ученым просто негде будет заниматься наукой.

Помимо этого, в науке всегда есть нехватка финансирования, особенно для молодых ученых, которые, скажем, переехали из одного города в другой, и столкнулись с проблемой жилья. Должны быть специальные программы, позволяющие ученым менять место жительства, сохраняя достойный уровень зарплаты.

Другой тренд, который мне не совсем понятен, связан с попыткой отделить российскую науку от мировой, создать некий российский индекс цитируемости и т.д. Но наука — это явление международное. Нет никакой китайской, американской, немецкой или какой-либо другой науки. Мы все изучаем один объективно существующий мир.

Так сложилось, что международный язык науки — английский. И если работа не будет написана на английском, то большинство экспертов ее никогда не прочитают. Поэтому создавать российский индекс цитируемости довольно бессмысленное предприятие.

Конечно, есть масса примеров фальсификации в статьях, публикуемых в международных журналах, есть ученые, которые научились обманывать даже международных рецензентов. Поэтому нужно решать это проблему усилиями международного научного сообщества. Прежде всего, нужна «иммунная система», очищающая научное знание от ерунды, чтобы добросовестные люди могли наиболее эффективно заниматься наукой в комфортных условиях.