Председатель Карельского научного центра РАН член-корреспондент РАН Ольга Николаевна Бахмет рассказала о том, как наука старается помочь поднять имидж региона, возродить его былые бренды и создать новые. Она уверена: сотрудничать с наукой и помогать ей экономически выгодно.
Ольга Николаевна, недавно прочитал о том, что в КарНЦ идут работы по восстановлению популяции карельской березы.
Это действительно так. Очень хочется сделать ее настоящим брендом Карелии и нашего научного центра. У нас сегодня под ее питомник отведено почти 40 га.
В чем ценность карельской березы? Она тверже красного дерева?
Она твердая, но дело не в этом, а в неповторимой узорчатой структуре, природа которой, кстати, до сих пор точно не установлена. Возможно, это последствия наследственного заболевания или действие вируса, или особенности произрастания и питания. Вот уже более пяти столетий из этой древесины изготавливают самую изысканную мебель, предметы интерьера и сувениры.
Известно, что у П.А. Столыпина стол был из карельской березы.
И менее известно, что именно из карельской березы, а не из золота Карл Фаберже изготовил в 1917 г. по заказу Николая II последнее свое пасхальное яйцо. Оно так и называлось — «Березовое» — и предназначалось в подарок матери императора Марии Федоровне.
Но если карельская береза действительно представляет такую ценность, может, запатентовать ее как бренд с географической привязкой? А то, опасаюсь, скоро самые богатые питомники появятся в Китае...
Сочетание «карельская береза» уже стало устоявшимся выражением, следовательно, оно не подлежит патентованию. Тем более что и раньше она росла не только у нас. Так называемые природные очаги раньше встречались в странах Северной и Восточной Европы, реже — Центральной. Но сегодня большинство из них исчезли или находятся на грани исчезновения. Самые обширные по площади из оставшихся сейчас находятся в Беларуси, откуда, кстати, мы взяли несколько саженцев для нашего питомника. Получается, что, несмотря на само название «карельская береза», подразумевающее карельское происхождение, белорусы тоже могут претендовать на этот бренд. Просто потому, что сейчас она там распространена шире, чем у нас.
Обогнали братья-белорусы?
Это не они обогнали, а мы отстали. Но работы по восстановлению популяции, как я уже сказала, идут. Сейчас мы ведем переговоры с очень крупным инвестором, который готов заниматься промышленными посадками карельской березы. Он обратился к нам. поскольку простое семенное размножение не дает древесины должного качества. Даже если взять семенной материал у самой «чистокровной» карельской березки, с большой долей вероятности из него вырастет березка совершенно обычная. Причем о том, что у вас растет не то, что задумывалось, вы узнаете только через пять лет: только тогда начинают проявляться специфические фенотипические особенности карельского вида. Стопроцентно положительного результата позволяют добиться только технологии микроклонального размножения, значительных успехов по разработке которых добились сотрудники Института леса КарНЦ РАН.
Первые признаки проявятся через пять лет. А до промышленного качества посаженные деревья когда дойдут? Лет через 15-20?
Больше, через 25-30 лет. И все это время за растущими деревцами надо внимательно следить. Казалось бы, какой инвестор пойдет на такое? Но мы подсказали решение, которое поможет получить прибыль быстрее.
Каким образом? Подкармливать мощными удобрениями?
Нет. Можно для части посадок не ждать, когда они вырастут и окрепнут, а продавать как саженцы, как декоративную культуру. При хорошей гарантии качества они пойдут замечательно. Например, недавно на нас вышли представители компании, владеющей одной из главных туристических достопримечательностей Карелии — горным парком «Рускеала». Они хотят высадить в парке аллею карельской березы.
Продадите им саженцы?
Мы не коммерческое учреждение, а бюджетное, поэтому не продадим, а подарим. Мы их уже подарили нескольким детским садам Петрозаводска, школе искусств, лесотехникуму. Дети и подростки своими руками сажают карельскую березу, сами выращивают, получаются такие городские мини-питомники. Это официальный муниципальный проект, получивший название «Будущее создается сегодня».
Но там ее высаживают в чисто декоративных целях. Инвестор, полагаю, будет ее выращивать в основном ради ценной мебельной древесины...
Мы сейчас продвигаем еще один проект по практическому использованию карельской березы. Работы эти начались почти 30 лет назад. Тогда возникла сложная экологическая ситуация в районе работы Костомукшского горно-обогатительного комбината. ГОК, изымая железную руду, получает на выходе большое количество пустой породы, которая складывается в большие отвалы. Это огромные, безлесные, мертвые холмы, которые при усилении ветра сильно пылят, загрязняя вредной пылью огромные территории.
Я еще слышал, что такие отвалы сильно фонят разными излучениями.
Там радиация, слава богу, за пределы нормы не выходит, тем не менее всем понятно, что с ними надо что-то делать.
Интегрировать обратно в природу.
Именно. В начале 1990-х гг. мы разровняли верхнюю часть одного из отвалов, пересыпали небольшим количеством торфа и высадили там саженцы карельской березы. Березки наши замечательно прижились, ни одна не погибла. Получился двойной эффект: мы добились снижения запыления и получили хорошие площадки для произрастания ценной древесной породы.
Тройной: сделали безжизненные индустриальные отвалы живыми, радующими человека и природу живописными и полезными лесистыми холмами.
Но когда мы предложили комбинату продолжить работу, там к этому отнеслись достаточно прохладно. Не хотят они тратить деньги на то. что принесет эффект через несколько десятилетий. Сейчас мы вновь подняли эту тему, уже на уровне республиканских властей. Они нас услышали и предложили использовать для посадок другие искусственно созданные пустые пространства. Может, не такие крупные, как на ГОК, но тоже не улучшающие экологию. Например, карьеры по добыче щебня, которых у нас очень много.
Можно не только березой засадить, но и еще какими-нибудь ценными породами. Будут «карьер-питомник березовый», «карьер-питомник дубовый» и т.д.
Береза в отличие от многих других древесных пород растет в наших условиях довольно быстро. В случае с дубом времени уйдет значительно больше. К тому же у березы есть еще одно существенное преимущество: она ежегодно сбрасывает большие объемы листвы, которая, перегнивая, удобряет и постепенно восстанавливает почву.
ЧЕРНОЕ
Но кроме карельской березы у нас есть и другие изюминки, которые тоже вполне могут стать нашими региональными брендами. В районе Онежского озера буквально под ногами лежит редчайший объект — шунгитовые сланцы. Это окаменевшие органические донные отложения. Шунгит по окраске темный, как антрацит, и плотный. почти как мрамор. По структуре это нечто среднее между графитом и алмазом. В составе «блестящего шунгита» содержание углерода доходит до 99%. Обычно несколько меньше. 90-94%, но встречаются и такие необыкновенно высокие показатели. Можете представить, насколько за счет этого плодородны насыщенные шунгитами почвы. В старину их называли «олонецкие черноземы». И это уникальная особенность заонежских территорий.
Народ знал, где селиться.
В Заонежье, к которому относится и остров Кижи, на Заонежском полуострове практически все земли, где встречается примесь шунгитов, были полностью распаханы еще в XVII-XIX вв. В 1990-х гг. мы пытались найти естественные, ненарушенные почвы в нашунгитовых сланцах. С огромным трудом обнаружили несколько нетронутых человеком площадок, на которых растет лес. Но эти места были исключительными и точечными, все остальное было распахано.
Насколько я знаю, шунгит используют не только как удобрение...
Спектр его промышленного применения достаточно широк. Дробленый шунгит, например, применяют как сорбент в водоочистных сооружениях. Используют шунгит в металлургии, в строительстве; полированными черными шунгитовыми плитами украшены интерьеры Исаакиевского и Казанского соборов Санкт-Петербурга и станции Московского метрополитена. Есть и менее очевидные, но не менее интересные области применения. У нас сейчас идут совместные исследования с Военномедицинской академией им. С.М. Кирова в Санкт-Петербурге в области его медицинского применения. Как оказалось, наночастицы шунгита дают хороший эффект при лечении ожогов.
Он обладает еще и другими уникальными косметическими и медицинскими свойствами. В Петрозаводске в каждой палатке продают порошки, составы и кремы с шунгитом, которые очищают организм, разглаживают морщины, возвращают молодость...
Ну. тут бы я не стала так радоваться. Все эти эффекты научно никак не подтверждены. Это скорее маркетинговый рекламный трюк. Плацебо.
А я купил. Что же теперь, выбрасывать?
Зачем выбрасывать? Используйте, вреда не будет. Но не ждите обещанных чудес. Когда в начале 1990-х гг. история с шунгитом только начиналась, его пытались использовать где только возможно. Вплоть до того, что его продавали для очистки в домашних условиях питьевой воды. Люди просто клали раздробленный шунгит в кувшин с водой, отстаивали ее и пили. Пытались даже ввести это в практику детских садов, чтобы дети росли здоровыми.
Но вы же сказали, что шунгит можно использовать именно для очистки питьевой воды.
Это делают по особой технологии, не так грубо. Кроме того, в некоторых выходах шунгитовых породах высока концентрация тяжелых металлов, которые при такой «очистке» могут переходить в воду.
Значит, моим кремом все же лучше не пользоваться?
Нет, для косметических целей шунгит берется в основном в Зажогинском месторождении, где такого загрязнения нет. Его можно использовать как сувенир и в кремах, если нет вреда. Людям нравится, они в это верят, так пускай используют.
ЖИВОЕ
Кроме берез и шунгитов у нас хорошо развито форелеводство. Более 70% товарной российской форели поставляет Карелия. У нас сильная группа ихтиологов и гидробиологов, которые разрабатывают экологические обоснования, где ее можно выращивать, а где нельзя.
А почему нельзя?
Тут важно понимать механизмы формирования особенно ценных веществ в этих лососевых. В некоторых водоемах из- за местных особенностей — состава воды, температуры и т.д. — такие вещества вырабатываются хорошо, в каких-то плохо. Если мы хотим выращивать качественный продукт, надо знать, как и где это можно делать наиболее результативно. В нашем центре ведутся серьезные фундаментальные исследования в области физиологии растений. У нас работают сильные биологи, генетики, зоологи, группы по изучению флоры и фауны, по ареалам распространения охотничьих животных, по инвазиям животных. Кроме того, у нас трудятся замечательные специалисты — болотоведы.
Изучают болота? А что их изучать, комариные рассадники? Осушить — и весь разговор. В СССР с ними не больно-то возились... Чем меньше болот, тем больше полей. Конечно, я это не серьезно, но так думают многие.
И думают в корне неверно. Болото — мощный аккумулятор влаги и торфа, то есть углерода. Болота в таежной зоне — самый большой резервуар углерода. Они его поглощают из воздуха, связывают и откладывают в торф на долговременное хранение. А значит, болота помогают нам эффективно бороться с парниковым эффектом. В случае бездумного осушения этот депонированный углерод высвобождается в атмосферу. Поэтому с болотами следует обращаться очень осторожно. Так что работ у нас ведется много. И все это при достаточно скудном финансировании. Мы федеральная организация, поэтому и финансирование у нас идет напрямую из Москвы. Ранее часть научных изысканий, результаты которых дают серьезный экономический эффект в Карелии, дополнительно финансировались из местного бюджета, но сейчас этого нет. К сожалению, у нас дотационный регион, на который еще и наложился экономический кризис.
Вроде мы из него потихоньку выходим...
Тем не менее еще десять лет назад на науку в республике выделялось в год 10-15 млн рублей.
Маловато. Стоимость одной квартиры в Москве.
Этого хватало на поддержание одного-двух проектов. Но это было, повторю, десять лет назад. Сегодня даже этого нет. И мне так обидно, когда я приезжаю, например, в Пермский или Красноярский край, где на науку в год выделяется 200-300 млн. Слава богу, в последнее время понимание того, что наука необходима, приходит не только к предпринимателям. Но и к региональным властям. И если не материальную. то моральную поддержку от администрации мы уже получаем. Что немало.
На моральной поддержке ядерный реактор не построишь.
Вы не совсем правы. Реактор нам пока не нужен, но дело не в этом. Очень важно, когда влиятельный чиновник из администрации говорит: «К нам приходит крупный инвестор, мы вас познакомим, вы покажете им свои научные разработки, инвестор, возможно, будет и в вас деньги вкладывать». Несколько лет назад и такого не было. Так что дело науки продвигается с трудом, но продвигается. И это радует.
НЕЖИВОЕ
Карелия известна своими озерами, большими и малыми. Наши Онежское и Ладожское озера по аналогии с великими озерами Америки позиционируются как Великие озера Европы. Они самые крупные. Ладога держит первое место, Онега — второе. Ноу нас есть и другие совершенно неповторимые и пока малоизученные места, как, например, комплекс горы Воттоваара в центральной Карелии.
Не слышал про такое.
Удивительное место с нехарактерным для республики низкогорным ландшафтом. Там вы можете увидеть множество крупных окатанных валунов, находящихся в необычном положении. В основном это сейды — огромные валуны, которые стоят на маленьких камушках-подпорках. Ученые до сих пор спорят, представляют ли собой эти сейды культовые сооружения саамов или же это сюрпризы, оставленные тающими и отходящими ледниками. В пользу рукотворного происхождения говорит название: в переводе с саамского Воттоваара — «гора победы». Но большинство ученых все-таки считают основным виновником их образования ледник, который сначала, двигаясь, приносил сюда эти гигантские валуны, а потом, тая, аккуратно опускал их на оказавшиеся у подножия относительно маленькие камушки.
Возможно, было и то и другое.
Возможно. Тем более что уже установлено: некоторые из небольших сейдов — совсем молодые новоделы, созданные съезжающимися сюда со всего мира туристами— экстрасенсами, медиумами и мистиками, которые считают Воттоваара «местом силы». Мы там неоднократно бывали с комплексными экспедициями, в состав которых входили почвоведы, геологи, лесники, ботаники и т.д., проводили обследование этих уникальных природных комплексов.
Ту самую силу почувствовали?
У нас был интересный эпизод. Мы расположились лагерем у подножия. А недалеко стоял лагерь «искателей силы». Вечером к нам подошел увешанный множеством амулетов их главный адепт, утверждавший, что это место имеет сакральное значение. Никто с ним спорить не стал, только один наш сотрудник в сердцах сказал: «Не говорите чепуху, никакой мистической силы тут нет». На следующий день он единственный из нас на абсолютно голой, безлесной территории Воттоваара заблудился. Долго искал лагерь, сделал хороший крюк, а найдя сказал: «Зря я так вчера, погорячился».
Обидел природу.
В 2011 г. этот комплекс был объявлен республиканским ландшафтным памятником природы. Сейчас там планируется создать новую охраняемую природную территорию, национальный парк или ландшафтный заказник федерального уровня, в которую кроме Воттоваара войдет еще расположенное рядом озеро с совершенно особенной природой.
Не боитесь, что туда поедут туристы, все затопчут и забросают пластиковыми стаканчиками ?
Как раз наоборот. Дикие туристы и сейчас туда массово едут, те же экстрасенсы, про которых говорили и которые там строят свои сооружения. А статус охраняемой территории поможет сохранить объекты. Культурный туризм всегда лучше, чем дикий. Этим выгодно отличается Рускеала — там обустроенная территория, туристическая инфраструктура. К тому же туристы еще оставляют там немало денег. В Воттоваара можно сделать, как и в Рускеала. Главное, чтобы нашлись люди, которые вложились бы в дело, просчитали маршруты, проложили дорожки, обустроили смотровые площадки, создали бы инфраструктуру.
А это не помешает исследовательским работам?
При хорошей организации бизнес и наука не мешают друг другу, а помогают, взаимодополняют друг друга. В том же Рускеала мы сейчас изучаем подземные штольни, которые посещают туристы, участвуем с этими исследованиями в крупном европейском проекте, планируем изучать пленки на мраморе. Там потихоньку все-таки происходит биоразрушение подземного пространства. На самом деле у нас там огромный спектр работ, в том числе определение возможной туристической нагрузки.
Хорошо, когда предприниматель понимает, что сотрудничать с наукой полезно.
Это понимание приходит постепенно. Еще несколько лет назад серьезного интереса к нашим разработкам не было, сейчас же нас приглашают на самые разные объекты. Мы их тоже приглашаем. В прошлом году в Санкт-Петербурге на Форуме стратегов мы были единственной научной организацией, которая создала отдельную секцию, посвященную карельской науке, экологии, взаимодействиям с властью и т.д. Пригласили туда руководителя парка «Рускеала» А.Б. Артемьева. В этом году он уже сам у нас спрашивает: «Вы когда готовите секцию?» К Рускеала было привлечено внимание других регионов, чиновников, компаний — и это, возможно, даст дополнительный импульс для развития парка. А ведь когда-то заброшенный мраморный карьер Рускеала тоже привлекал исключительно диких туристов, экстремалов.
То есть, чтобы сохранить объект, необходимо дикий отдых перевести в культурный, который культурных туристов притягивает, а диких — отталкивает?
Совершенно верно. Тут нам стоит перенять опыт у соседней Финляндии. Северная страна, суровый климат, а туристы едут толпами. Потому что финны умеют обыгрывать туристические объекты так, чтобы они смотрелись естественно, причем делают это аккуратно и ненавязчиво. А другого такого места, как Воттоваара или Рускеала. вы не найдете больше нигде в мире.
■
Беседовал Валерий Чумаков
