Правда ли, что Байкал нуждается  в срочном спасении? Есть ли проекты, с помощью которых можно это сделать? Задыхается ли человечество в собственных отходах и что нужно изменить, чтобы этого не произошло? Об этом рассуждает Степан Николаевич Калмыков, декан химического факультета МГУ, член-корреспондент РАН, председатель Научного совета РАН по глобальным экологическим проблемам.

Степан Николаевич Калмыков. Фото: Николай Малахин / Научная Россия

Степан Николаевич Калмыков. Фото: Николай Малахин / Научная Россия

 

– Степан Николаевич, наша сегодняшняя тема – озеро Байкал, его тревожное положение в связи с тем, что там, как мы знаем, находился долгие годы целлюлозно-бумажный комбинат. Как я понимаю, никак не могут подобрать экологически безопасный и одновременно эффективный проект ликвидации отходов его деятельности. Что вы можете рассказать по этому поводу?

Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат не работает с 2013 года. Однако на его территории и рядом осталось несколько крупных объектов накопленного экологического вреда. Одним из таких объектов являются полигоны, куда свозились отходы этого производства. Это богатые органикой остатки лигнина с золой вперемешку, и все это накапливалось в так называемых картах-накопителях, бассейнах, у которых есть достаточно твердое дно. Это созданная еще в Советском Союзе система искусственных  водоемов, которые между собой соединены перетоками, контролирующими уровень воды в этих водоемах. Это один из основных объектов, о которых сейчас идет речь.

Второй – это так называемый черный щелок, высокощелочные растворы, тоже богатые органикой. Они находятся прямо на территории комбината в емкостях еще с того времени, когда работал комбинат.

– В чем сложность утилизации таких отходов?

– Сложность этой задачи заключается в том, что рядом Байкал. Отсюда пристальное внимание со стороны населения, общественности, прессы, международного сообщества, в том числе ЮНЕСКО. Но на самом деле в этих объектах нет ничего запредельно сложного. Эти объекты внешне похожи на обычные озера, там растут кувшинки, другие растения, утки гнездятся и так далее. Я по специальности радиохимик и знаю, что такое сложные опасные объекты, особенно ядерного наследия. Они совсем другие. К таким объектам подойти нельзя без защиты, не то что вести там хозяйственную деятельность.

Здесь объекты рутинные, они есть в мире, и такие работы проводились. Речь не идет о сверхтоксичных веществах. Но повторяю, что рядом находится уникальное озеро Байкал, и любое воздействие привлекает повышенное внимание, что заставляет нас использовать наилучшие доступные технологии, для того чтобы проводить очистку этого объекта.

– А какие объекты такого рода по-настоящему опасны?

– Недалеко от этих мест, на Ангаре находится город Усолье-Сибирское, и там есть большой химический комбинат. По сложности, по масштабам он несопоставим с БЦБК, поскольку там речь идет о загрязнении почвы на достаточно большую глубину, а также подземных вод. Это в основном ртутное загрязнение, и технологии демеркуризации, существующие в мире, – это прежде всего термическое воздействие, отгонка ртути. Эти проблемы там тоже активно решаются.

Зачем вообще было принято решение о строительстве целлюлозно-бумажного комбината на Байкале?

– Когда строился БЦБК, речь шла в том числе об оборонных задачах (получение целлюлозного шинного корда). Для этого нужен был большой источник сверхчистой воды, и выбора было не так много. Однако потребность в нем отпала, и БЦБК работал исключительно на писчебумажную промышленность.

– В некоторых СМИ вышли материалы о якобы «проклятии Байкала», о том, что Академия наук забраковала очередной проект по ликвидации последствий деятельности этого комбината. Это правда?

Не совсем так, я бы даже сказал, совсем не так. Есть разные мнения в Академии наук, но это нормально. Вы знаете, что два ученых – это три мнения. Есть несколько научных советов, которые занимаются проблемами Байкала. В этой области работает Сибирское отделение наук, отдельно работает наш Совет, который включает около 60 человек, из них большая часть – это члены Российской академии наук, работающие в разных областях.

Нам на экспертизу были представлены технологические решения, которые предлагается использовать для очистки шлам-лигнинов. В результате длительной экспертизы, куда мы привлекали внешних экспертов из институтов Сибирского отделения РАН, например, Института химии в Иркутске, Байкальского института природопользования, а также Русского географического общества, МГУ, практически все эти подходы были одобрены.

При этом нужно понимать, что мы никаким образом не подменяем обязательные для прохождения процедуры – государственная экологическая экспертиза, Главгосэкспертиза по-прежнему обязательны. Мы не участвуем в организации конкурсов, в оценке бизнес-составляющей. Наша задача – научное сопровождение, научная оценка.

– О каких конкретно подходах идет речь?

– Тут нет ничего необычного и принципиально нового. Это то, что применяется для подобного рода объектов. Если речь идет о растворах, то ясно, что избыточную воду надо откачивать, потому что в случае интенсивных осадков либо схода селя эта вода потенциально может оказаться в Байкале. Здесь используются мембранные методы, например, обратный осмос, фильтрация, ионный обмен, сорбционные методы. Они позволяют очистить воду до очень низких концентраций. Главный инженер, который работает на этом объекте, сказал нам, что готов набрать в стакан и выпить эту воду.

Но пить не стал?

– Его остановили, но порыв был вполне искренний. Тут важно нормирование того, что может поступать в Байкал. По этому поводу очень много дискуссий. Нужно понимать, что полностью исключить какое-то поступление внешних источников в озеро невозможно. Есть атмосфера, реки, которые стекают в Байкал. Например, Селенга течет к нам из Монголии, в том числе из тех областей, где активно проходят сельхозработы, а это связано с поступлением удобрений, богатых фосфором пестицидов, гербицидов. Там же находятся месторождения полезных ископаемых, полиметаллов и так далее.

Вокруг Байкала есть города, населенные пункты, в одном только Байкальске живет 30 тысяч человек. У них есть коммунальные воды, да, которые, конечно, очищаются, но они тоже попадают в Байкал. Мы не можем территорию Байкальской природной зоны целиком изолировать от остального мира и отселить оттуда население.

Вопрос в нормах по этим сбросам, в их обосновании. Важнейшая задача, над которой мы должны работать, это оценка реальных цифр такого рода.

– Какие есть методы по очистке осадков в картах-накопителях?

– Это превращение их в почвогрунт с помощью различных реагентов и бактерий, эндемичных для Байкала. Потом на этом месте можно просто посадить сад, сделать его зеленой лужайкой. А те карты, где превышено содержание каких-то токсичных веществ, скажем, хлорорганических соединений – это литификация, то есть перевод в некую твердую субстанцию с помощью минеральных вяжущих составляющих, которая, как камень, закрепила бы эту субстанцию и не позволяла растворяться под действием атмосферных осадков. Такие методы в мире приняты в том числе для значительно более опасных объектов, таких, где содержатся радиоактивные отходы. Мы переводим радиоактивные отходы в некие твердые субстанции, минералоподобные матрицы, цементы, битумы, стекла, которые обеспечивают герметизацию, инкапсулирование и в случае попадания воды не позволяют растворяться и поступать в воду.

– Звучит неплохо. Однако у меня есть ощущение, что человечество задыхается в собственных отходах. Как вы считаете, удастся ли нам решить эту проблему в глобальном смысле, не только применительно к Байкалу?

– Думаю, что удастся. Об этом говорит опыт очень многих стран, которые ответственно относятся к вопросам отходов. Это, скажем, те же самые скандинавские страны, где перерабатывается, по-моему, 97% твердых бытовых отходов во вторичные продукты. Очень высокие цифры по Швейцарии. Здесь все упирается в экономику, в создание инфраструктуры. Российский экологический оператор – это компания, цель которой – наладить такую инфраструктуру в том числе по раздельному сбору, сортировке и переработке тех или иных отходов. Каждый из нас может начать с себя, просто выбрасывая мусор раздельно. Если мы не хотим задыхаться  в своих отходах, давайте просто начнем правильно их утилизировать. Уверен: если каждый поставит перед собой такую задачу, государству будет проще её решать. 

– А эту проблему в принципе можно решить?

– В целом любая деятельность человека, в том числе увеличение нашего комфорта, обеспечение электроэнергией, тепла в домах, новые материалы, биотехнологии – так или иначе приводит к образованию тех или иных отходов. Здесь важно рассматривать конкретные технологии, которые способны эту задачу решить.

Например, в энергетике важно переходить на альтернативные источники энергии, которые в минимальной степени приводят к эмиссии газов, в том числе парниковых. Нужно помнить о том, что есть ядерная энергетика. Это единственный высококонцентрированный зеленый источник электроэнергии.

Но, опять же, возникает проблема радиоактивных отходов. Что с ними делать? Именно проблема радиоактивных отходов является ключевой. Тут появляются новые подходы, которые позволяют изменить всю парадигму ядерного топливного цикла, когда мы уходим от захоронения на сотни тысяч и миллион лет, переходя к сотне лет. Уверен, что это не предел.

Здесь тоже нужна современная химия, технология, ведь мы выделяем те или иные долгоживущие компоненты из отработавшего топлива, направляем их в реакторы и там дожигаем. На захоронение идет только что, что относительно недолго живет, с небольшим периодом полураспада. С точки зрения инженерных наук, с точки зрения геохимии, гарантировать безопасность того, что будет существовать 100 лет, намного проще, чем того, что существует тысячи и миллионы лет. Поэтому здесь нужно опираться на большую современную науку, где инженерные науки, физика, химия, биология идут в тесной связке и смогут сказать свое веское слово. А Байкал мы в обиду не дадим.