Совмещать археологические раскопки с организационными вопросами отделений общественных и историко-филологических наук приходится в этом году вице-президенту Российской академии наук, директору Института археологии РАН Николаю Андреевичу Макарову. По завершении полевого сезона, накануне итогового общего собрания РАН мы попросили академика рассказать о наиболее ярких исторических и культурных находках, а также подвести главные итоги работы в качестве куратора общественных наук.

Поскольку большинство сенсаций последних двух лет были связаны с Крымом, давайте для начала суммируем самые заметные находки, сделанные здесь.

Они уже многим хорошо знакомы. Это замечательная голова античного божества, найденная под Крымским мостом. Это огромная курганная насыпь с каменным склепом и погребениями IV в. дон.э. В городской черте Керчи— курган Госпитальный. Далее, первый большой курган некрополя античного Пантикапея. исследованный за последние десятилетия, полностью раскопанный и восстановленный на своем первоначальном месте. Могильник Фронтовое в 25 км к северу от древнего Херсонеса стремя сотнями погребений II4V вв. н.э., раскрывающих культуру, повседневную жизнь и погребальные обычаи ближайших соседей Херсонеса — «позднескифского» населения. Наверное, эти три памятника — самые важные.

Крым — достаточно хорошо изученная территория, на которой когда-то российская археология начинала исследование античности, общий облик древних памятников Крыма уже известен науке. Но новые раскопки — это не просто количественный рост информации. Это возможность использования более совершенных методов для исследования и документирования древностей, возможность ответа на новые вопросы — в том числе уточнения хронологии с использованием радиоуглеродного датирования, определения происхождения материалов, из которых изготавливались орудия труда и украшения, реконструкции технологий, использовавшихся ремесленниками, изучения состояния здоровья и диеты древних жителей по костным остаткам из погребений.

Как изменилась историческая картина на основании последних раскопок?

Они позволяют представить масштабы и силу античного присутствия в Крыму, проникновение античных традиций в глубинку, далеко за пределы греческих городов на побережье. Картина расселения в Крыму в античное время и греко-варварского взаимодействия становится более подробной. Научное изучение материалов раскопок двух последних лет еще не завершено, я уверен, что много нового еще откроется по мере обработки коллекции и систематизации находок. Археология — медленная наука, между раскопками и окончательной исторической интерпретацией материалов часто проходит много времени.

Какие объекты изменили траекторию трассы «Таврида», соединяющей Керчь с Севастополем?

«Археологический фактор» изначально учитывался при проектировании Крымского моста и трассы «Таврида». Западная часть Крымского моста и подъезды к ней были проложены так, чтобы обойти Керченскую крепость на мысе Ак-Бурун, находящуюся в самой узкой части Керченского пролива, и курганную группу Юз-Оба. Небольшая корректировка землепользования на участке, прилегающем к трассе, сделала возможным воссоздание кургана Госпитальный после раскопок и изучения погребений. Каменный склеп, скрытый в насыпи кургана, не был разобран, при необходимости он может быть открыт для музейного показа. Если идея создания керченского музейно-исследовательского кластера, выдвинутая РАН, получит развитие, этот курган может стать одним из объектов археологического парка.

Удалось сохранить и открытый раскопками мостик XVIII в., свидетельство строительства первых дорог в Крыму при Екатерине II. Он был неожиданно выявлен на подъездных путях к трассе в Белогорском районе. На камнях— граффити путешественников XIX в. Органы охраны наследия Республики Крым предложили отреставрировать мостик и сделать его объектом музейного показа.

Вообще, памятники нового времени, XVIII-XIX вв.. в Крыму исключительно интересны, их значение недооценивается. Один из них— русский полевой армейский лагерь времен Крымской войны на Мекензиевых горах, к северу от Севастополя, исследованный в 2018 г. Находившиеся здесь части прикрывали дорогу с Северной стороны Севастополя на Бахчисарай и Симферополь, во внутренние районы Крыма.

На территории бивуаков собраны многочисленные пули, детали военной униформы, в том числе пуговицы с мундиров, пряжки ремней, курительные трубки, а также фрагменты винных бутылок (следы офицерских застолий?). Одна из бутылок — с клеймом London. Изучение пуговиц с цифрами, маркирующими униформу различных полков, в будущем, возможно, позволит прояснить состав воинских частей, занимавших этот лагерь.

Лагерь музеефицируют?

Музеефицировать остатки лагеря невозможно: раскопками открыты сложенные на скорую руку каменные вымостки, на которых стояли палатки. обеспечить долговечность этих конструкций затруднительно. Для посетителя они останутся малопонятными. В Крыму хватает других потенциальных объектов для музеефикации. Например. курганов и остатков античных усадеб в районе Керчи, где Российская академия наук предлагает создать особый музейно-исследовательский кластер, основой которого мог бы быть Восточно- Крымский историко-культурный музей-заповедник.

А есть ли примеры создания новых археологических музеев на местах раскопок за пределами Крыма?

Безусловно. Самый большой успех в этой области — музеефикация остатков храма Благовещенья на Городище под Великим Новгородом. Это один из древнейших новгородских каменных храмов, постройка князя Мстислава Владимировича 1103 г. Остатки церкви, полностью исследованной раскопками члена-корреспондента РАН В.В. Седова, законсервированы реставраторами и превращены в интереснейший музейный объект. Результаты раскопок, в ходе которых в завалах храма были обнаружены многочисленные фрагменты фресок XII в. (реставраторам, кажется. удается собрать из них большие композиции), широко освещались в средствах массовой информации.

Кстати, большинство археологических музеев в нашей стране были созданы по инициативе ученых из академических институтов. Вспомним, например. Старую Рязань, Болгарский музей-заповедник на территории Татарстана, недавно включенный в список всемирного наследия ЮНЕСКО, музей наскального искусства «Петроглифы Канозера», сравнительно недавно созданный по инициативе наших коллег из Института истории материальной культуры в Санкт-Петербурге, наконец, музей-заповедник «Фанагория» на Кубани, открытый благодаря настойчивым усилиям В.Д. Кузнецова, заведующего отделом классической археологии Института археологии РАН. Все эти музеи находятся сегодня в ведении Министерства культуры РФ или субъектов федерации РФ. но основой для их создания стали памятники, открытые учеными Российской академии наук.

Есть не менее важные объекты, которые пока не удалось музеефицировать?

Безусловно. Например, остатки византийского храма IX-XI вв. в Сочи, исследованные экспедицией Института археологии в 2010-2011 гг. в зоне строительства олимпийских объектов. Редкий памятник, отражающий распространение христианства и византийской строительной культуры в этой части Причерноморья. Стены церкви сохранились на некоторых участках на высоту до 2 м, полностью сохранился погребальный склеп с полукруглым сводом. Кладки зарастают кустарником и разрушаются. В полутора километрах— прогулочная зона, набережная и образовательный центр «Сириус». Археологи неоднократно ставили вопрос о музеефикации храма, обращались к руководству Краснодарского края и города Сочи. Но пока никакого движения. Между тем в Сочи ясно ощущается недостаток музейных объектов, в том числе раскрывающих связи этого региона с Византией.

Как решается вопрос с хранением отчетной документации о раскопках и археологических предметов, артефактов?

Все отчетные материалы о полевых археологических работах, производящихся на территории России, в соответствии с законодательством о сохранении наследия поступают в архив Института археологии РАН. Ежегодно в нашей стране выдается около 2,5 тыс. «открытых листов» — разрешений на производство археологических раскопок и разведок, все они должны тщательно документироваться. значит, примерно столько же отчетов ежегодно передается в архив. Уникальная система сосредоточения всей археологической документации в одном хранилище сложилась еще во времена Императорской археологической комиссии. Инициатором сохранения и развития этой системы в советское и постсоветское время была академия наук. Эта система дает возможности широкого пространственного видения археологических памятников и древних культур, а также самой археологической деятельности. Она как бы обеспечивает информационное единство российской археологии. Но ее поддержка и развитие требуют серьезных затрат и усилий: ведения электронного каталога, новых помещений для хранения документации. перевода отчетов в цифровой формат. Возможность панорамного взгляда на российские древности дается немалым трудом.

Археологические находки после раскопок должны передаваться в музеи, в государственную часть Музейного фонда РФ. Музеи всегда с охотой принимали яркие, выдающиеся находки — такие, например. как керамическая голова божества, найденная под Крымским мостом. С меньшей охотой — фрагменты керамики, бытовые вещи и орудия труда из железа, каменные орудия. Но до недавнего времени принимали. Ситуация стала меняться в последнее десятилетие по мере расширения строительства и связанных с ним спасательных раскопок, в результате которых формируются огромные коллекции древних вещей. Многие из этих предметов кажутся малоинтересными для неспециалистов, но они бесценны для науки.

При раскопках на трассе «Таврида» найдены десятки тысяч предметов. Кроме ювелирных украшений, которые готовы принять все, есть, например, амфорные ручки с клеймами — важнейшими источниками информации о месте и времени изготовления этих сосудов. Но и многие фрагменты амфор без клейм должны быть сохранены в коллекциях. Музеи обоснованно жалуются на недостаток помещений и на сложную систему регистрации этих находок при приеме их на хранение.

Этот вопрос обсуждался в прошлом году на заседании Совета при Президенте РФ по культуре и искусству. итогом обсуждения стало поручение президента создать специальные музейные хранилища для археологических материалов. Кстати, во многих странах подобные хранилища уже существуют.

Где у нас их можно построить?

Прежде всего, в тех регионах, которые наиболее насыщены археологическими памятниками, где масштабы полевых работ наиболее значительны. Это Юг и Центр Европейской России. Северо- Запад. Татарстан.

А где же коллекции хранятся сейчас?

С большим трудом, но нам пока удается размещать их в различных музеях, однако их возможности уже на исходе.

Вы неоднократно говорили о сокращении в последние годы археологических подразделений в музеях, о сокращении преподавания археологии в вузах. С чем это связано?

Наш мир ориентирован на прагматические ценности, а археология — фундаментальная наука. которая должна создавать новое знание о прошлом и обеспечивать сохранение наследия. Ее «продукция» не имеет практического применения. Даже музеи, которые создаются на археологических памятниках. — как правило, бюджетные учреждения. требующие вложения средств. С другой стороны, в последнее десятилетие у нас появилось множество коммерческих археологических компаний, которые занимаются спасательными раскопками.

Вы с ними конкурируете?

Скорее взаимодействуем. Сотрудники многих из этих организаций— выпускники исторических факультетов известных вузов, профессионалы, стремящиеся добросовестно проводить раскопки. Частные компании могут успешно выполнять отдельные проекты. проводить спасательные раскопки на отдельных памятниках. Но в целом такие компании не могут быть устойчивой опорой для археологической отрасли. Они создают опасную иллюзию, что археология может развиваться как коммерческая сфера, без государственной поддержки.

Есть ли у археологов цели — строения или предметы, которые хотелось бы найти в ходе целенаправленных научно-исследовательских раскопок?

Современный археолог — не охотник за раритетами. При организации раскопок, преследующих чисто научные цели, его задача— получить ответ на тот или иной исторический вопрос, принципиально новые знания об интересующих его эпохах и культурах.

Вас, насколько я знаю, больше интересует средневековая Русь?

Средневековая Русь — бесконечная тема. Меня всегда занимали средневековые памятники или территории, которые по каким-то причинам долгое время оставались на периферии исследовательского внимания, недооценивались. Уже более 15 лет я и мои ученики ведем изучение Суздальского Ополья, где. как оказалось, в Х-ХП вв. сложилось основное ядро древнерусского расселения на территории Северо-Восточной Руси. Сеть средневековых поселений здесь была необычайно плотной и устойчивой и как бы питала своими людскими и материальными ресурсами огромную периферию, колонизационные волны, выплескивавшиеся далеко на восток и на север. Ежегодно мы документируем несколько десятков ранее неизвестных поселений между Владимиром и Переславлем-Залесским и проводим раскопки могильников. Наша задача— реконструкция системы расселения и социального устройства Северо-Восточной Руси, изучение идентичности ее населения.

Так в чем же особенности Суздальского Ополья?

Формирование плотной сети больших сел здесь стало возможно благодаря наличию плодородных темноцветных почв, особые свойства которых в полной мере оценили средневековые насельники. Плотная сеть расселения давала колоссальные возможности для правителей владимиро-суздальских земель: князья могли быстро собрать и отправить в поход большие военные силы. Отсюда и претензии Северо-Восточной Руси на гегемонию среди древнерусских земель в XII в., походы суздальцев на Новгород, Киев, Волжскую Болгарию.

С другой стороны, систематическое обследование трех с половиной сотен средневековых поселений в Ополье выявляет необычные особенности социальной организации суздальского общества. Выясняется, что в сельских поселениях жили не только крестьяне, но и элита. Чем больше изучаем, тем больше находок, которые указывают на присутствие знати, — это металлические стили для письма на бересте и воске, оружие, предметы христианского культа со сложной символикой, подвесные печати, книжные застежки. То есть в XII в. в обиходе людей, дворы которых располагались среди суздальских полей, были книги!

Суздальская знать не была привязана к городам, где находились княжеские резиденции?

Но ведь и русские помещики в XIX в. проводили значительную часть года в своих усадьбах и часто переселялись в столичные квартиры лишь на зиму. Древнерусской археологии свойственно несколько преувеличивать роль городов и масштабы урбанизации в Х1-ХШ вв., противопоставлять город и село как две разные модели хозяйства, культуры и ментальности. Я думаю, что средневековая владимиро-суздальская элита— это люди, которые, скорее, жили на два двора (один в городе, другой в селе) и легко преодолевали, когда обстоятельства этого требовали, расстояние в несколько десятков километров.

Вы третий год проводите раскопки в Московском Кремле. Что нового дают эти раскопки для науки?

Парадоксально, но Московский Кремль археологически мало изучен. Наши раскопки на месте демонтированного 14-го корпуса— первые раскопки на вершине Кремлевского холма за последние 50 лет.

История Кремля, начала Москвы всегда вызывала огромный интерес, но особый статус Кремля до недавнего времени делал его малодоступным для археологов. Главным способом сбора археологических материалов здесь долгое время оставались наблюдения на участках реставрационных и строительных работ. Это ситуация, когда археолог собирает древние предметы в строительной траншее и зачерчивает ее профиль. Полноценные раскопки проводились лишь трижды. В 1959-1960 гг., при строительстве Дворца съездов, в его котловане. К сожалению, археологам тогда дали исследовать в нормальном научном режиме лишь небольшой участок, на большей части строительной площадки драгоценный для науки кремлевский культурный слой был снят экскаватором. Раскопки Института археологии вТайницком саду в 2007 г. стали первыми археологическими работами, при которых средневековые кремлевские усадьбы вскрывались на широкой площади, вручную, с соблюдением всех археологических методик. Оказалось, что на Подоле Кремля отложился восьмиметровый культурный слой, влажный, сохраняющий деревянные постройки XIV-XVII вв. Но Тайницкий сад находится у подножья Кремлевского холма, эта территория не входила в состав древнейшего ядра кремлевского поселения. Городские усадьбы XII в. — первой половины XIII в. здесь не выявлены.

Участок на Кремлевском холме на месте демонтированного 14-го корпуса частично сохранил культурные напластования и остатки построек домонгольского времени, древнейшей поры Москвы. Здесь мы впервые смогли исследовать их в медленном режиме, просеять грунт, удостовериться, что находки не ушли в отвал, отобрать образцы для радиоуглеродного датирования. Нас никто не торопил. Собрана большая серия датирующих вещей ХП-ХШ вв. Впервые получена серия радиоуглеродных дат по образцам из древнейшего культурного слоя. Теперь мы знаем, что застройка восточной части Кремлевского холма началась в последней трети XII в. Эта хронология хорошо согласуется с первыми летописными известиями о Москве.

Но не менее интересны и материалы более позднего периода, XIV-XVII вв.: некрополь Чудова монастыря, погребения и белокаменные саркофаги, остатки монастырских построек. При сносе монастырей исследователи не имели возможности сделать обмеры исторических построек, поэтому археологические наблюдения — единственная возможность точнее представить их облик. В фундаментах XVI-XVII вв. во вторичном использовании найдены белокаменные детали древнейшего собора Чудова монастыря, церкви Чуда Архангела Михаила, построенной митрополитом Алексием в 1365 г. и разобранной при строительстве нового собора в начале XVI в. Это отдельные камни, небольшие фрагменты постройки, но значение этих находок для истории ранней Москвы трудно переоценить. Ведь большинство каменных храмов этого времени, возведенных в Москве, утрачены.

Предварительная публикация материалов раскопок должна появиться до конца года.

Как будут экспонированы остатки средневековых построек и находки?

Как вы знаете, на Ивановской площади сооружены два музейных окна, в которых посетители Московского Кремля могут увидеть остатки трапезной Чудова монастыря и церкви Алексея Митрополита и фундаменты Малого Николаевского дворца. Раскопки на этих участках проводились таким образом, чтобы остатки этих строений не демонтировались для изучения более древних слоев. Все камни остались на своих местах. Музейные окна— сравнительно небольшие сооружения. это первый опыт экспонирования исторических построек под стеклом в Москве. Археология. таким образом, — не только источник новых знаний по истории Кремля, но и возможность восстановления исторической памяти, возвращения на территорию Кремля знаковых для нашей истории построек, пусть и в виде фундаментов в музейных окнах. Подлинники убедительнее новоделов. Добавлю, что есть перспектива расширения археологических экспозиций в Кремле и продолжения раскопок.

Ваша должность вице-президента РАН, курирующего гуманитарное направление науки, — это особая миссия, потому что, как вы сами сказали, мир больше нацелен на прагматические ценности. Какие первоочередные задачи вам пришлось решать, есть ли заметные успехи у историков, словесников, литераторов?

Исследования гуманитариев, выполняемые в институтах, работающих под методическим руководством РАН, сегодня не очень заметны. Современное общество и медийное пространство устроены таким образом, что новые фундаментальные знания в этой области по-прежнему создаются профессионалами, работающими в институтах и университетах, но транслируются по самым многообразным каналам. Исходное «авторство» при этом часто теряется. Исторические источники, подборки архивных материалов, словари, академические издания классиков литературы сегодня широко доступны в интернете. Боюсь, что немногие из тех, кто обращается к этим материалам, осознают, что в основе их работа гуманитариев, историков и филологов, которые как бы остаются «за кадром». Обновление гуманитарного знания требует колоссальных усилий. Сегодня очевиден запрос на новые добротные обобщающие исследования, позволяющие ориентироваться в нашем прошлом и настоящем. И такие исследования создаются. Один из примеров — новая «Всемирная история», шеститомник, работу над которым завершил Институт всеобщей истории РАН. Презентация этого издания, предлагающего новое видение многих явлений мировой истории, недавно состоялась в Доме приемов МИД. Другой пример— издания института Российской истории РАН, представляющие новое осмысление русской революции 1917 г. и верифицированную версию хода революционных событий.

Наша задача — укрепить институты гуманитарного профиля, создать условия для продуктивной работы гуманитариев в ситуации, когда система управления наукой и оценки научных учреждений меняется. Гуманитарии— небольшое меньшинство в общем цехе научных работников, они не всегда адаптированы к переменам. Сегодня все на словах признают важность гуманитарных наук, но новые «правила игры» часто ставят перед ними труднопреодолимые барьеры. Новая система оценки работы институтов должна в полной мере учитывать специфику гуманитарных и общественных наук, не навязывать для их оценки неадекватные критерии, не соответствующие содержанию исследовательской работы.

Вы имеете в виду использование наукометрических показателей?

В том числе. Сегодня, кажется, все согласны, что количество публикаций в журналах, включенных в международные библиографические базы данных, не может быть адекватным показателем научной продуктивности институтов гуманитарного профиля и ученых-гуманитариев. Но в реальности эти показатели продолжают рассматриваться как главные критерии «успешности» и становятся входными билетами для участия во многих конкурсах.

Что, по-вашему, сегодня наиболее актуально для модернизации институтов гуманитарного профиля?

Одна из насущных задач — создание в институтах современных информационных систем и цифровых архивов, обеспечивающих сохранность документального наследия, быстрый доступ к научным изданиям и архивным документам. Это касается прежде всего институтов, располагающих уникальными фондами архивных материалов, библиотеками, включающими коллекции книг по отдельным редким дисциплинам и музейные коллекции. Таких институтов немало, наиболее известные— Пушкинский дом (Институт русской литературы РАН), Институт восточных рукописей РАН, Кунсткамера (Музей антропологии и этнографии РАН). Некоторые уже начали оцифровку архивов и размещение части материалов на своих порталах, но имеющиеся технические средства не позволяют развернуть эту работу в требуемых объемах. Перевод в электронный формат хотя бы части архивных и библиотечных фондов научных учреждений историко-филологического профиля и создание современной навигации — необходимый шаг в технологическом обновлении гуманитарных наук, о котором сейчас так много говорится. Логично было бы, если бы модернизация информационной сферы проводилась в рамках национального проекта «Наука».

Беседовала Наталья Веденеева