Насколько сильно изменяется со временем животный мир? Каково здесь влияние человека? Что мы знаем о биоразнообразии, а чего не знаем? Правда ли, что родная планета еще наполовину не изучена? Об этом наш разговор с Никитой Севировичем Чернецовым, директором старейшего в нашей стране Зоологического института Российской академии наук, доктором биологических наук, член-корреспондентом РАН.
– Никита Севирович, Зоологический институт в Санкт-Петербурге называют альма-матер отечественной зоологии. Насколько я понимаю, к его созданию причастен непосредственно Петр I. Это так?
– Петр I причастен к этому достаточно отдаленно. Зоологический институт преобразован в начале 30-х годов XX века из Зоологического музея Академии наук. Датой основания Зоологического музея считается 1832 год, когда зоологические коллекции были выделены из коллекций Кунсткамеры. Поэтому наши коллекции восходят к Кунсткамере, которая, как известно, была основана по указу и по непосредственному указанию Петра I.
Надо сказать, на момент выделения зоологических коллекций из Кунсткамеры они составляли большую часть коллекции. Но так получилось, что бренд остался у той организации, которую мы знаем как Музей антропологии и этнографии (Кунсткамера).
– Что представляет сегодня собой Зоологический институт в Санкт-Петербурге?
– Это, прежде всего, научно-исследовательский институт, который занимается различными аспектами зоологии. Одним из важнейших направлений работы Зоологического института является наличие в нем огромной биоресурсной коллекции. Это одна из 5-6 самых больших зоологических коллекций в мире, которая содержит огромное количество единиц хранения, порядка 60 миллионов. Это с большим отрывом самая большая коллекция в России, следующая за нами – это Зоологический музей Московского государственного университета, он примерно в четыре раза меньше нас. Больше нас Smithsonian в Вашингтоне, больше нас Британский музей, Национальный музей в Париже, а дальше можно дискутировать.
– Наверняка дело еще и в разнообразии коллекции. Чем вы особенно гордитесь?
– В случае коллекции ее полнота, величина является принципиальным моментом. У нас хорошие коллекции по очень многим направлениям. По понятным причинам у нас очень хорошо представлена фауна Палеарктики, Северного и Восточного полушария, хотя и не только, у нас есть сборы из всех регионов мира. Кроме того, мы особенно гордимся, конечно, вымершими животными, которых больше в природе нет. Тот факт, что мы являемся очень старой коллекцией, обусловливает то, что у нас достаточно хорошие сборы из экспедиций Пржевальского, Крузенштерна и так далее.
Очень важны исторические сборы. В Амазонию можно поехать и что-то собрать, но уже никаким способом нельзя вернуться в 1908 год. У нас есть исторические сборы, позволяющие вернуться в прошлое. Мы имеем материал, который заново получен не может быть никаким образом. Любая коллекция, которая была основана 20 лет назад или будет основана сейчас, пока 100-200 лет не пройдут, она с нами не сравнится.
– Рассматривая те организмы, которые уже вымерли и которых уже никогда не встретишь на Земле, что мы можем о них сказать? Насколько сильно меняется фауна на нашей планете? В связи с чем эти изменения происходят?
– Большинство животных, относительно которых можно с уверенностью сказать, что они вымерли, это позвоночные, потому что фауна позвоночных изучена лучше. Конечно, большинство из них вымерли в результате деятельности человека. Причем мы говорим о вымерших в историческое время организмах, а не о палеонтологической коллекции. Я говорю о животных, которые существовали там в XVII, XVIII, XIX веке. Либо это прямое истребление, как бескрылая гагарка, либо это уничтожение мест обитаний, когда европейцы появлялись на океанических островах и буквально за 10-20-30 лет до неузнаваемости изменяли фауну этих островов за счет завоза крыс или паразитов, которые местную фауну уничтожали, поскольку она не была к ним приспособлена. Я бы сказал, на 99% это влияние человека в той или иной форме.
– А если говорить о более древних организмах, когда влияния человека еще не могло быть или оно не было еще столь явным, – есть ли какие-то интересные гипотезы, по какой причине вымирали эти организмы?
– На этот счет ведутся дискуссии. У нас в Зоологическом институте работает выдающийся ученый, профессор РАН Александр Олегович Аверьянов, крупнейший специалист по динозаврам и человек, который открыл динозавровую фауну территории нынешней России. Кроме того, помимо динозавров, которые вымерли совсем давно, у нас есть хорошие сборы так называемой мамонтовой фауны – например, знаменитый Березовский мамонт. Влияние человека на вымирание мамонта тоже заметно, хотя вымирание мамонтовой фауны было в значительной степени связано с изменениями климата на временном масштабе в десятки тысяч лет. В этой области у нас тоже есть очень серьезные специалисты.
Кроме того, надо сказать, что помимо научной коллекции у нас есть публичный Зоологический музей, который существует с 1832 года. А в том здании, где мы находимся сейчас, он располагается с 1901 года. Это один из активно посещаемых музеев, крупнейший естественно-исторический музей в Петербурге, который принято считать обязательным к посещению, как Эрмитаж, Русский музей и Кунсткамеру.
Музей занимается просветительской деятельностью, это тоже важная часть нашей работы. Там экспонируется порядка 40 тысяч экспонатов, а в научных фондах находится порядка 60 миллионов, то есть мы экспонируем меньше одной тысячной того, что у нас есть.
– Давайте перенесемся в современность, поговорим о том, что сегодня собой представляет животный мир. Мы понимаем, что он очень сильно изменился под влиянием человека. Но насколько фатальны эти изменения?
– В настоящее время происходит очень активное изменение биоты на планете Земля. Несомненно, происходит изменение климата. Причем изменение климата происходит в разных регионах Земли с разной скоростью. Это изменение влияет на биоту самым непосредственным образом, происходит изменение областей распространения животных. Достаточно часто животные, которые раньше не встречались в более северных регионах, теперь там обитают, и такие изменения происходят с очень большой скоростью.
– Чем сейчас живет и дышит институт? Какие наиболее актуальные направления сейчас развиваются в институте?
– В институте есть несколько основных направлений. Одно направление связано с тем, о чем я уже говорил, – с наличием огромной, мирового значения, коллекции животных. Это связано с тем, чем Зоологический институт всегда был силен. Это также исследования систематики и филогении животного мира, изучение биоразнообразия. В Зоологическом институте есть большое количество редких специалистов по различным группам животных. Это тоже очень ценно, потому что мы знаем лишь небольшую долю, совершенно точно меньше половины обитающих на Земле животных и еще меньше биоразнообразия. Мы знаем о существовании далеко не всех видов. Мы не знаем до конца, в каких родственных отношениях они находятся между собой.
В последние 20 лет появились новые мощные методы, в частности методы молекулярной генетики, которые не решают всех проблем, но это инструмент, которого раньше не было, и он позволяет изучать филогению и систематику животных. Это, конечно, одно из основных направлений работы нашего института.
У нас достаточно развито гидробиологическое направление. У нас четыре гидробиологические лаборатории, есть специалисты по морским экосистемам, по пресноводным экосистемам. У нас есть биологическая станция, которая занимается различными вопросами морской гидробиологии на Белом море и в окружающих арктических морях.
У нас есть Биологическая станция «Рыбачий» на Куршской косе, где мы занимаемся миграциями птиц. Мы являемся специалистами в области миграции, прежде всего, птиц, и в последнее время наших специалистов интересуют миграции и других животных. Это отдельная область экологии животных, так называемая экология миграционных перемещений.
У нас есть экспериментальная лаборатория, где изучают годовые ритмы насекомых. Экология и биоразнообразие – это наше основное направление.
У нас есть интересные результаты в области паразитологии. Удалось выяснить, например, как корнеголовые раки внедряются в хозяев и изменяют их поведение не хуже, чем знаменитые грибы, которые прорастают в муравья и заставляют его вести себя по-другому.
– Каковы перспективные планы развития института? Наверняка же у вас намечены какие-то интересные новые направления, которые вы будете развивать.
– Мы возлагаем очень большие надежды на финансирование развития биоресурсной коллекции, потому что наша коллекция действительно представляет большую научную ценность. Если говорить о науке как таковой, о наших систематических, таксономических, филогенетических исследованиях, мы активно развиваем применение молекулярных методов. Молекулярный метод помогает решить многие проблемы. Чаще всего с помощью молекулярных методов удается сделать выбор между разными гипотезами, построенными на морфологическом материале с помощью классических методов. Это наше магистральное направление.
Кроме того, поскольку у нас сформировалась за счет выдающихся специалистов школа изучения палеобиологии, мы бы хотели создать лабораторию палеобиологии, для того чтобы развивать это направление. На все это нужны деньги, и мы надеемся, что нам удастся получить соответствующее финансирование для реализации всех этих планов.
Беседу вела Наталия Лескова
Фото А. Ю. Афанасьев
Видео: Дмитрий Самсонов
