Спасти ненецкий язык. Профессор Александр Поликарпов о сложностях сохранения языков коренных малочисленных народов

2022 г. объявлен Годом народного искусства и нематериального культурного наследия народов России. Важной частью культурного слоя страны остаются языки коренных малочисленных народов, часть из которых сегодня находятся под угрозой уничтожения.

В каком состоянии сегодня сохранились языки народов Севера? Когда в ненецком языке появилась письменность? Что делают ученые для сохранения этих языков? Об этом рассказывает доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой перевода и прикладной лингвистики САФУ, член правления Союза переводчиков России, руководитель Совета по переводческой деятельности с использованием языков народов России при правлении СПР Александр Михайлович Поликарпов.

— Какие языки относят к языкам коренных народов Севера, сколько их и насколько они распространены? Есть ли карты таких языков и четкое понимание, где в Арктике говорят на местных наречиях?

— В России 40 коренных малочисленных народов, из них почти половина говорят на языках народов Арктики. Эти данные прозвучали на крупном Международном семинаре по сохранению и популяризации языков коренных малочисленных народов Арктики, который прошел в Санкт-Петербурге в середине марта. На этом же семинаре были представлены и карты коренных языков, которые сегодня в России составляются и совершенствуются. Последнее время картированием языков активно занимается Институт языкознания РАН.

По данным последней переписи населения 2010 г., в России живут 44 640 ненцев, из них на родном языке говорят примерно 22 тыс., это около половины. При этом ситуация с сохранением ненецкого языка значительно отличается в регионах. Мы активно сотрудничаем с Этнокультурным центром Ненецкого автономного округа, нашего соседнего региона. В НАО на ненецком языке говорят лишь 700 человек. Сохранение языка в этом регионе ― серьезная проблема. В Ямало-Ненецком автономном округе ситуация намного лучше.

Интересно, что в Ненецком автономном округе ударение ставят на первый слог ― нéнецкий язык, а в Ямало-Ненецком округе ― на второй: ненéцкий. В принципе, правильно и так и так, ведь это узус – определенная речевая норма.

― Существуют ли территории максимальной концентрации носителей не только ненецкого языка, но и других языков народов Севера?

― Конечно, такие территории существуют. Но должен сразу сказать, что я не большой специалист по всем языкам народов Севера, а лишь только начинаю заниматься этой обширной проблемой.

Сразу расскажу, почему меня заинтересовали эти языки. Я сам с Севера: родился в Пинежском районе Архангельской области. Это глубинка, которую называют «перекрестком культур». На Пинежье издревле складывался конгломерат народов Севера: сюда приходили кочевые ненцы, занимавшиеся оленеводством, жил народ коми, позднее пришли славяне. Сами названия населенных пунктов на Пинежье располагают к долгим размышлениям. Я родился, например, в деревне Шардонемь. Это финно-угорское название, которое произошло от гидронима «Шарда», названия реки, которая там протекает, и слова «немь», что в финно-угорских языках значит «мыс». То есть название деревни обозначает, что это мыс на берегу реки Шарды. И таких названий, над которыми можно поразмышлять, очень много. Это меня в свое время и заинтересовало.

― Как формировался и развивался ненецкий язык?

― Ненцы ― это древний народ, появившийся на нашем Севере в I тыс. до н.э. Конкретнее об их появлении могут рассказать историки, я же занимаюсь изучением языка.

Я возглавляю кафедру перевода и прикладной лингвистики в Северном (Арктическом) федеральном университете им. М.В. Ломоносова. В 2012 г. мы начали проект по истории переводческой деятельности на Поморском Севере; меня, в частности, заинтересовали переводы с языков народов Севера на русский язык. Здесь нужно сказать, что ненецкий язык не всегда имел письменность. Она появилась не в советский период, как сегодня часто говорят, а немного раньше.

Работая над проектом по истории переводческой деятельности, я узнал, что уже в XVII в. на Поморском Севере были местные толмачи северных языков и в том числе ненецкого. Например, был рудознатец из Мезени Фома Кыркалов, которому поручили исследовать залежи руды на Новой Земле. Чтобы объяснять членам экспедиции, о чем говорят местные жители, Фома Кыркалов занимался переводом с ненецкого языка.

С помощью архивных источников мы установили, что в 1822 г. состоялась первая попытка христианизации самоедов и, в частности, ненцев. Тогда Архангельское духовное правление послало в тундру священника Феодора, который, как это называлось раньше, должен был воздействовать на самоедов и обращать их в христианство путем увещеваний. А в 1825 г. настоятель Сийского монастыря архимандрит Вениамин в сопровождении дьякона, который был знаком с нравами ненцев, отправился из Архангельска в Мезень и начал там приобщать ненцев к христианскому учению.

С этого момента и началось зарождение письменности ненецкого языка. Христианские миссионеры отправлялись в Канинскую тундру, затем в Большеземельскую тундру и Малоземельскую тундру. В 1828–1830 гг. архимандрит Вениамин изучал самоедский язык и переводил на него Библию. А так как их письменности еще не существовало, он сам ее создавал.

Эти сведения о христианизации самоедов и переводы Библии на ненецкий язык мы нашли в Архангельском областном государственном архиве. С изучения истории переводческой деятельности на Поморском Севере я и начал интересоваться конкретно ненецким языком и предложил создать программу профессиональной переподготовки для учителей. Мы планируем обучать учителей ― носителей ненецкого языка, чтобы они преподавали его в школах как родной язык коренного народа Арктики.  

― В каком состоянии сегодня находятся языки народов Севера и можно ли сказать, что в этой области есть определенный кризис?

― Да, такой кризис виден в отношении языков многих коренных малочисленных народов, в том числе ненецкого. Как бы мы ни старались инициировать программы по их сохранению, эта проблема объективно существует.

Например, ЕГЭ в школах сдают на русском языке, поэтому родители детей из коренных малочисленных народов пытаются дать своим детям именно его. Иначе дети не смогут потом получить высшее образование. С одной стороны, хорошо, что русский язык нас объединяет, это мощное средство межнационального общения, с другой стороны, вместе с его развитием уменьшается количество преподавателей малых языков.

Раньше преподавателей ненецкого языка профессионально готовили только в Институте народов Севера РГПУ в Санкт-Петербурге. Сегодня немногие едут туда учиться, поэтому кадровый голод явно заметен. Кроме того, были упущены возможности регулярной профессиональной переподготовки. Можно было бы предоставить возможность профессиональной переподготовки школьным учителям, допустим, русского языка и литературы, чтобы они преподавали ненецкий, но это не было сделано. Мы планируем восполнить этот пробел.   

― В какой момент языки коренных малочисленных народов пришли в упадок? Ведь во времена Советского Союза их активно развивали и помогали создавать письменность…

― Конечно, при Советском Союзе малочисленным коренным народам уделялось серьезное внимание. Например, создание первого ненецкого букваря – это достижение советской власти, стремившейся к сохранению многонациональности.

Я думаю, что кризис этих языков начался в годы перестройки, внесшей хаос во многие сферы. Сегодня мне поручено в Союзе переводчиков возглавить Совет по переводческой деятельности с использованием языков народов России. На заседаниях мы всегда отмечаем, что нынешний уровень издания литературы на языках народов России и переводов различных произведений серьезно уступает уровню, сохранявшемуся в Советском Союзе. Хотелось бы более серьезного подхода к изданию литературы, переведенной с языков коренных малочисленных народов, потому что это наши культурные традиции и история. Если мы будем сохранять языки через развитие литературы, то наши история и культура будут взаимно обогащаться.

― Есть ли что-то из языков и культуры Севера, что мы окончательно потеряли во время наступившего кризиса?

― Есть языки, которые стремительно уходят, например алеутский язык. Это не совсем язык Севера, он относится к Дальнему Востоку. Последний носитель алеутского языка в России исчез уже в наши дни. На нем продолжают говорить только на Аляске. И таких языков, которые сегодня исчезают, можно назвать очень много, не только среди языков Севера.

Согласно сведениям ЮНЕСКО, к числу языков, которые находятся под угрозой исчезновения, относится даже удмуртский язык. На Севере ситуация еще серьезнее: большие опасения вызывает, например, вепсский язык в Карелии, хотя отдельные энтузиасты пытаются его сохранить.

Довольно благоприятная ситуация у наших ближайших соседей ― в Республике Коми. Там язык сохраняется благодаря филологам и руководству региона. Они проводят мероприятия по поддержке и развитию языка вместе с финно-угорским лингвистическим сообществом.

― Как в малых языках отражается культура народов? Существует ли, например, исконно ненецкая поэзия и проза?

― Да, конечно, культура отражается в языках. Мы изучаем эти вопросы в САФУ, в прошлом году ко мне поступила аспирантка, которая будет заниматься исследованием того, как ненецкий фольклор нужно переводить на русский язык. Она уже участвовала в экспедиции по сбору ненецкого фольклорного материала в Канинской тундре и планирует проводить другие экспедиции, в том числе и в другие регионы, в которых говорят на ненецком языке. Она собирает исконно ненецкий фольклор, записывает устную речь и собирает записанные тексты, которые будет переводить. Среди прочего к ненецкому фольклору относятся сказания и легенды.

― Изучение языков коренных народов, в частности Севера, ― это в большей степени экспедиционная или кабинетная работа?

― Сегодня нужно проводить как можно больше экспедиций. Ненецкий язык, его языковые формы и разновидности очень быстро уходят, исчезает фольклор. Если мы не запишем свидетельства этой культуры на цифровые носители в течение ближайших 15–20 лет, носители фольклорных традиций могут окончательно исчезнуть: молодежь просто не знает старых сказаний и легенд. Поэтому записывать нужно сейчас и как можно больше.

Первая экспедиция Этнокультурного центра Ненецкого автономного округа была посвящена именно этому. Изыскания в области ненецкого фольклора велись в Ненецком автономном округе. Полученные записи с переводами позволяют работать дальше. Довольно многое для сохранения фольклора делается в Ямало-Ненецком автономном округе. Нельзя сказать, что ситуация со сбором материала, фиксирующего культурные проявления коренных народов, складывается плохо, но это нельзя забрасывать. 

― Прикладной и довольно циничный вопрос: если учитывать небольшое в масштабах всей России количество коренных народов, а также наличие русского языка, который сегодня всех объединяет, зачем нам вообще нужны эти языки? Какие риски несет их утрата?

― Мы можем потерять определенную связь с нашей историей. Часть этой истории пока сохраняется в языках народов, долгое время живших на территории России. Язык ― это средство хранения информации о народе, его истории, культуре, психологии и менталитете. Утратив язык, мы не сможем понять, например, почему сталкиваемся с конфликтами или определенным непониманием друг друга.

Языки коренных народов, в том числе Севера, были созданы для общения и хранят большое количество информации о взаимодействии с другими народами. Заимствования из языков идут в различных направлениях, эту область изучает контактная лингвистика ― сегодня очень перспективное направление.

Как я уже говорил, я родом из Пинежского района Архангельской области. Я владею северорусским говором, который там распространен, с детства впитал отдельные слова, которые не всегда точно понимал, и диалектально окрашенную лексику. Сейчас, занимаясь ненецким языком, я пытаюсь вникнуть в вопрос, что именно объединяет русский и ненецкий языки, и нахожу очень интересные случаи заимствования в ненецкий язык из пинежских говоров.

У нас на Пинежье говорят «баской», что значит «красивый». Недавно я выяснил, что есть ненецкое слово «паской», и оно тоже означает «красивый». Начал выяснять, кто у кого заимствовал это слово. Оказалось, что оно пришло в ненецкий язык от поморов, причем ненцы сегодня вкладывают в него более емкий смысл, чем, например, пинежане.

Другой пример взаимовлияния русского языка и ненецкого языков. Я нашел в ненецком языке слово «лесак». У нас на Пинежье есть похожее слово «лешак». Так называют лесного духа, нашего мифологического лешего. Ненецкий «лесак» ― это дьявол. По свидетельству носителей ненецкого языка, это слово также заимствовано у русских северян. Так через диалекты и говоры слова переходят из одного языка в другой.  

― Насколько сложен ненецкий язык и каковы его ключевые особенности?

― В ненецком языке есть тундровая и лесная разновидности. Мнения ученых по поводу того, диалекты это или отдельные языки, расходятся, но я считаю, что это все-таки диалекты, хотя их различия довольно серьезны. Лесным ненецким языком владеют только 2 тыс. человек в России, остальные 20 тыс. говорят на тундровом. Важно понимать, что и тундровый ненецкий язык неоднороден, специалисты выделяют в нем отдельные говоры.

В ненецком языке больше падежей, чем в русском, их семь, причем они не во всем соответствуют падежам в русском языке. Это создает дополнительные трудности при изучении ненецкого, поэтому выучить его проще с рождения.

Мы создаем программу, в которой планируем обучать учителей — носителей ненецкого языка преподавать его детям в школах как родной язык. При этом среди ненцев есть тренд на изучение русского языка, поэтому преподавать ненецкий нужно с учетом того, что дети должны говорить на двух языках. Некоторые ненецкие дети сегодня не говорят на ненецком, некоторые не знают русского, поэтому нужна определенная гибкость в подходах к такому образованию. Конечно, преподавая ненецкий язык, мы будем ориентироваться на большинство, а большинство говорит именно на тундровом диалекте.

― Я правильно понимаю, что ваша программа подразумевает обучение ненцев ненецкому?

― Да, мы планируем построить работу так, чтобы ненцы — носители языка преподавали ненецкий ненцам-учителям.

― Если для сохранения языка сегодня нужно учить ненцев-учителей преподаванию ненецкого языка, то ситуация выглядит катастрофично…

― Так и есть, ситуация с преподаванием ненецкого языка выглядит не совсем благополучно. НАО ― это место компактного проживания ненцев, но носителей коренного языка там остается только около 700 человек. Поэтому детей нужно обучать языку с детского сада, пока мы его еще не потеряли.  

А для того чтобы эффективно преподавать, педагоги должны владеть и современными технологиями: не просто стоять с мелом и тряпкой у доски, а использовать цифровые технологии. Для этого мы и разработали одногодичную программу переподготовки «Преподавание ненецкого языка и культуры ненцев в условиях цифровизации».

― Как начиналась работа над этим проектом по переподготовке и когда вы планируете его запустить?

― Если нам ничего не помешает, программа должна стартовать в январе 2023 г. Над проектом мы работаем уже три года и прошли несколько этапов обсуждения.

Первым шагом к созданию проекта стало заседание Парламентской ассоциации Северо-Запада России по делам Севера и малочисленных народов в 2019 г. ― там я представил программу и получил поддержку.

Первый научно-подготовительный этап программы уже прошел. То есть мы с научной точки зрения объяснили, почему эта программа должна быть запущена. Летом должен стартовать второй этап подготовки программы ― мониторинг состояния преподавания ненецкого языка. Мы планируем отправиться в экспедицию в НАО и Коми, чтобы посмотреть, что происходит в школах, как дети обучаются ненецкому языку, какие учебники они используют. А с января 2023 г. должно начаться непосредственно преподавание.

Просто запустить программу переподготовки и «поставить галочку» ― это не окончательная наша цель. Мы видим перспективы на будущее. В планах ― разработать модель, которая бы объединила представителей ненецкого языка во всей России. Ведь мы не единственные, кто занимается профессиональной переподготовкой или курсами повышения квалификации. На Таймыре есть очень мощные институты, где представители коренных малочисленных народов Севера проходят повышение квалификации и профессиональную переподготовку. В Ямало-Ненецком автономном округе тоже существуют программы повышения квалификации.

И у нас в САФУ есть наработки, позволяющие приступить к реализации программы профессиональной переподготовки. Например, совместно с Северо-Восточным федеральным университетом им. М.К. Аммосова в Якутске и другими вузами мы участвуем в сетевом проекте «Цифровизация языкового и культурного наследия народов Арктики».

Кроме того, у нас есть опыт взаимодействия федеральных университетов по прикладной лингвистике и профессиональной педагогике в контексте цифровизации. Наш сетевой проект «Научное взаимодействие федеральных университетов по прикладной лингвистике и профессиональной педагогике в контексте цифровизации» объединяет все федеральные университеты. А в рамках программы профессиональной переподготовки по ненецкому языку мы как раз смотрим на лингвистические проблемы в аспекте развития цифровых технологий. Сегодня нельзя учить языки просто по книгам, нужно использовать современные инструменты и подходы.

― После того как проект по ненецкому языку будет запущен, вы планируете перенести эту идею на другие языки?

― Да, отработав эту модель на ненецком языке, мы можем ее распространить в качестве рекомендаций на другие языки. Для меня как для руководителя Совета по переводческой деятельности с использованием языков народов России при правлении Союза переводчиков России это очень важно. В Союзе переводчиков России мы также работаем над межрегиональными проектами.

― Каким вы представляете себе будущее языков коренных малочисленных народов: это будет оптимистичная картина или есть определенные опасения?

― Я не могу быть только оптимистом. Если смотреть на все исключительно с надеждой на лучшее, идеи не будут реализованы. Нужно соблюдать баланс.

Сегодня мы объективно видим, что состояние языков коренных малочисленных народов нас не удовлетворяет. С 2022 г. ООН объявила международное десятилетие языков коренных народов, за это время мы должны пристально оценить состояние языков, по возможности сохранить их и развивать. Об утраченных языках остается только сожалеть. Но я верю и в то, что нам помогут не разговоры о сохранении языков, а только реальные проекты. Поэтому я и начал работу над программой переподготовки, о которой мы говорили. И если мы получим конкретный результат, то сможем использовать полученный опыт для сохранения других языков.