В 2024 г. Российская академия наук будет праздновать 300-летний юбилей. Одна из задач, которую академики всегда ставили на первые места, ― просвещение.

Как революция 1917 г. повлияла на вектор просветительской работы академии? Какую роль в просвещении играли ученые, входящие в академическую систему на протяжении трех веков? Как на науке сказались ограничения внешних контактов во времена СССР и распад Советского Союза? Рассказывает президент Российского государственного гуманитарного университета академик Ефим Иосифович Пивовар.

Президент Российского государственного гуманитарного университета академик Ефим Иосифович Пивовар

Президент Российского государственного гуманитарного университета академик Ефим Иосифович Пивовар

Фото: Николай Малахин / «Научная Россия»

― Современные просветители и популяризаторы науки ― это не обязательно ученые. Интернет позволяет в той или иной мере заниматься популяризацией науки каждому. Но ведь в ХХ в. первыми просветителями были именно ученые? Как в прошлом столетии складывалась эта работа?

― Да, популяризацией науки занимались в первую очередь ученые, хотя бы потому, что все просветительские структуры были инициированы прежде всего членами академии наук. Например, создание Всесоюзного общества «Знание», которое появилось в 1947 г. и долгие годы работало во всей стране, инициировал президент АН СССР С.И. Вавилов. Конечно, среди лекторов этого общества были не только члены академии наук. Выступали профессора, активисты, профессиональные лекторы. В здании Политехнического музея располагался лекторий общества «Знание», где в годы оттепели выступали наши великие поэты Евтушенко, Ахмадулина, Вознесенский. Я еще студентом ходил туда на лекции, которые читали сотрудники академии наук по разным отраслям знаний, в том числе по истории. В послевоенные годы просвещение было не то чтобы обязанностью, но почетной миссией АН СССР.

Но и в довоенные годы в процессе ликвидации безграмотности, при введении всеобщего начального образования, а позже и неполного среднего, огромную роль играли ученые академии наук. Они создавали образовательные программы для педагогических вузов, сами преподавали в университетах. В Ленинградском государственном педагогическом университете им. А.И. Герцена ученые готовили преподавателей школ для народов, которые только при Советском Союзе получили письменность и алфавит, в том числе для народов Севера. Надо сказать, что эта работа отчасти продолжается и сегодня: у нас в РГГУ, например, в наши дни реализуется комплексная программа поддержки народов Севера совместно с ведущими академическими институтами: Институтом этнологии и антропологии РАН, Кунсткамерой и др.

В ХХ в. выпускалось большое количество серий научно-популярных журналов. Например, еще в 1912 г. был создан существующий и в наши дни журнал «Природа» ― популяризаторское издание естественно-научного знания. Выпускался и прекрасный журнал «Химия и жизнь»: когда я работал в издательстве «Наука», его тиражи считались не очень большими, хотя сейчас это просто космические цифры ― 30 тыс. экземпляров. Этот журнал издавался в системе академии наук, и во главе его редколлегии были академики и члены-корреспонденты ― химики, физики, естествоиспытатели.

Кроме журналов были и серии научно-популярных изданий АН СССР. Я занимался социальными проблемами научно-технической революции, и помню, что в 1960–1970-е гг. выпускалась специальная серия брошюр «Наука и технический прогресс» ― это были популярные работы в разных областях знаний и новаций, возникавших в то время: например, о пластических массах, первых электронно-вычислительных машинах, атомной энергии, мирном использовании атома и многом другом.

В области гуманитарных наук выпускались серии «Народы мира» и «Народы нашей страны»: брошюры на три-четыре листа, характеризовавшие облик разных народов мира. В середине 1960-х гг. появилась серия «Памятники исторической мысли», во главе которой стояли выдающиеся историки академики Е.М. Жуков и А.М. Самсонов. Последний одновременно был и директором издательства «Наука». Сейчас эта серия продолжается, ее курирует член-корреспондент ОИФН РАН П.Ю. Уваров.

Многие научно-популярные серии выпускаются и сегодня, но тогда, конечно, тиражи были больше, такие издания массово продавались в магазинах «Академкниги» и даже в киосках «Союзпечати».

― Ежегодные общие тиражи научно-популярных изданий в СССР в отдельные периоды превышали 5 млрд экземпляров. Кажется, это были беспрецедентные масштабы…

― Это были тиражи, которыми можно гордится. Кстати, это касается не только научно-популярных изданий, но и собраний сочинений великих и начинающих писателей.

Моя первая книга вышла в издательстве «Мысль» тиражом в 10 тыс. экземпляров. Тогда мне казалось, что это совсем немного, но сегодня хорошим тиражом считается и 500 экземпляров. Конечно, это связано с появлением электронных изданий. И больше нет смысла выпускать огромные тиражи. Но печатное слово по-прежнему важно.

Помню потрясающую серию «Литературные памятники». Многие тогда собирали эти книги. В них рассказывалось о литературных памятниках, например, Античности, Средневековья, английского или французского Просвещения. Они были адресованы не только историкам и филологам, но и широкой публике, потому что содержали потрясающие научные комментарии и биографические очерки, подготовленные видными учеными. В этой связи не могу не отметить и популярную книгу выдающегося ученого и одного из моих учителей М.А. Барга «Шекспир и история». Эта работа М.А. Барга ― блестящий по форме и подаче материал. 

Популяризация науки как процесс существовала всегда, но ученых, которые были бы и прекрасными литераторами, не так уж много, это, как говорится, роскошь. Могу назвать блестящих коллег — историков и лекторов: Е.В. Тарле, М.В. Нечкину, А.З. Манфреда, Ю.А. Полякова. Конечно, это далеко не все…

Процесс просветительства ― важнейшая часть работы академии, которая всегда старалась добиться трех вещей. Во-первых, это просвещение людей, стремление к тому, чтобы народ был образован и в хорошем смысле вооружен против лженауки и всякого мракобесия. Незнание опасно для общества. Кроме того, ученые постоянно стараются продвигать и популяризировать науку, ведь это важная составляющая профориентации молодежи. Ученым всегда нужны ученики: не для того, чтобы те аплодировали им и смотрели снизу вверх, а чтобы они продолжили само их дело. Любому ученому важно, чтобы труд, который он начал, получил продолжение и при его жизни, и в дальнейшем. И еще одна серьезная задача науки ― это формирование гражданской позиции у подрастающего поколения. Как у Пушкина: «Любовь к отеческим гробам» ― это не просто фраза. Это уважение к прошлому своего народа, своего города, своей улицы…

― Защита исторической правды, как сегодня говорят…

― Совершенно верно, защита и продвижение исторической правды ― важная задача академической науки. Кроме того, такая популяризация важна и для защиты от непродуманных или ошибочных решений, связанных с самой наукой, ее настоящим и будущим.

Попытки принизить роль науки были, и совсем недавно: около 20 лет назад, когда считалось что наука ничего не дает потребительскому рынку. Тогда от фильмов про ученых, например, таких как «Иду на грозу», популярность перешла к другим героям и к песням «Бухгалтер, милый мой бухгалтер». Я, разумеется, ничего не имею против бухгалтеров, без них действовать нельзя, но такое смещение культурных приоритетов ― это определенный показатель.

С другой стороны, весной 2022 г. социологи РАН провели исследование на тему «Кому доверяет общество». В пятерку лидеров вошли президент, правительство, академия наук, армия и церковь. Ученые РАН — на третьем месте.

― ХХ в. в большей степени связан с периодом Советского Союза, но в начале века, когда президентом академии был великий князь Константин Константинович, ученые тоже занимались просвещением. Как строилась работа по популяризации научных знаний в дореволюционный период?

― Надо сказать, что линия популяризации и просвещения была заложена с самого основания академии наук. Еще в указе Петра I о создании академии была сформулирована идея об открытии университета и гимназии при академии. Это была идея просвещать и воспитывать подрастающее поколение, готовить будущие кадры ученых.

Да, к тому времени уже существовала Славяно-греко-латинская академия, но это по большому счету прототип первого высшего учебного заведения.

Вектор, направленный на просветительскую работу академии, прослеживается на всех этапах ее развития. Например, объединение Российской академии, занимавшейся преимущественно словесностью, и Императорской Санкт-Петербургской академии наук при Николае I было направлено и на укрепление просветительской работы. Тогда в академию приглашали великих писателей, появились первые журналы, в том числе научно-популярные.

Первая русская газета «Вести» появилась в 1703 г. при Петре I. Она печаталась в здании на Никольской улице, где сейчас располагается Историко-архивный институт РГГУ. Там же, в первом Печатном дворе была напечатана Иваном Федоровым первая книга. Затем газету объединили с санкт-петербургскими «Вестями». По сути, эта газета ― тоже порождение академии наук. Да, ее основал Петр I еще до того, как академия была создана, но затем газету издавала именно Санкт-Петербургская академия наук.

Не без участия академиков были созданы различные общества, в том числе гуманитарные. Российское историческое общество существовало с эпохи Александра II, и в него входили академики и великие писатели России. В работе Русского географического общества тоже принимали участие великие путешественники, которые входили в академию наук.

― Как просветительское направление работы академии изменилось после революции?

― После 1917 г. большевики провозгласили проект социального государства, начиная от «жилищного передела» до политических прав и всеобщего образования для трудящихся. Академия наук должна была участвовать в этом социалистическом строительстве через образование, просвещение и подготовку кадров. 

С одной стороны, в этот период заметна преемственность, но, с другой стороны, появились и новые качества, которые отчасти отрицали прошлые этапы жизни академии, в первую очередь с идеологической точки зрения. Инспирировались политические процессы, направленные против академической среды, например «дело Платонова». Поэтому говорить, что развитие академии, в том числе ее просветительская работа, в это время пошло по экспоненте, нельзя. Это этап, в котором формировались абсолютно новые условия в ее жизни. 

Диплом об избрании Е.И. Пивовара академиком РАН

Диплом об избрании Е.И. Пивовара академиком РАН

Фото: Николай Малахин / «Научная Россия»

― Какие этапы, исторические и социальные процессы ХХ в. вы можете назвать как ключевые для развития просветительской работы академии?

― В первую очередь это связано с этапами развития самой страны.

Например, 1920-е гг. Академия входит в совершенно новую эпоху. Возникает такое движение, как сменовеховство. Часть интеллигенции возвращается на родину, и одновременно идет огромная потеря интеллектуального потенциала страны: достаточно вспомнить «философские пароходы». Все это ― период новой экономической политики.

1930-е гг. Это и серьезный скачок с точки зрения научно-технологического прогресса и инженерной мысли, но и жуткие страницы политического террора, которые привели к безвозвратным потерям.

Годы Великой Отечественной войны ― период мобилизации ученых на борьбу за судьбу страны. Это рост науки и создание новых институтов в регионах, куда эвакуировались научный потенциал и академические структуры.

Эти этапы так или иначе отражались и в популяризаторской работе. Например, освоение космоса: ведь это результат не только инженерной мысли К.Э. Циолковского, С.П. Королева и многих других выдающихся ученых и конструкторов. Это возможности большой химии, достижений И.В. Курчатова в атомной энергетике, создание новых материалов, пластических масс и синтетических волокон.

Достижение космоса ― это проявление первого этапа научно-технической революции, начавшейся сразу после войны. Мы стали забывать термин «НТР», но, по сути, этот процесс продолжается и сегодня, выражаясь в цифровой революции.

― Подавляющая часть авторов в научно-популярных журналах времен второй половины СССР ― советские ученые. Статьи западных ученых начали печатать у нас в большой степени после того, как появился журнал «В мире науки», где публиковались переведенные статьи иностранных авторов. Как развивалась ситуация с зарубежными публикациями в советских журналах?

― Конечно, ограничения контактов из идеологических соображений были. Железный занавес препятствовал развитию науки. Но остановить прогресс нельзя, и сказать, что контакты с зарубежными учеными полностью отсутствовали, будет неправильно.

Например, на лекциях по источниковедению нам говорили о достижениях А.А. Шахматова. Только через много лет я узнал, что Александр Александрович все это время был в эмиграции, не в СССР. Но лекторы про это ничего не рассказывали, не создавали проблем. И такая же ситуация складывалась с другими науками. Конечно, были люди, которые сознательно не хотели показывать достижения других школ, но их всегда было меньшинство. Поэтому создать абсолютно жесткий железный занавес так и не удалось.

К тому же начиная с оттепели и VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов 1957 г. этот занавес становился все более дырявым. Первые иностранные стажеры приезжали работать в наши архивы уже в 1960-е гг. Я говорю о своей науке, но, думаю, такая же ситуация складывалась везде. Конечно, это не 1990-е гг., когда в наших архивах иностранцев было больше, чем российских историков, ограничения существовали, но полной изоляции не было.

Возникали и совместные проекты ― такие как «Союз ― Аполлон» ― в различных научных областях. В 1970-х гг. я участвовал в таком проекте «Применение математических методов в истории» советских и американских специалистов. Во главе проекта был академик И.Д. Ковальченко, в будущем глава исторического отделения академии наук, главный редактор академического журнала «История СССР». Я с ним проработал в редакции этого издания 13 лет. Мы называли наш проект «”Союз ― Аполлон” исторической науки». Работали группы советских и американских специалистов по применению математики в истории. В результате были выпущены два тома параллельно на русском и на английском языках в СССР и в США. 

Конечно, нельзя сказать, что все контакты с зарубежными учеными происходили безоблачно. Всегда были люди, призванные блюсти идеологическую чистоту: они порой нападали на тех ученых, которые продвигали совместные исследования с зарубежными коллегами. Но науку остановить нельзя, можно только замедлить ее развитие.

― Финальным этапом ХХ в. стали распад Советского Союза и реорганизация АН СССР в РАН. Как вы оцениваете участие академии в сохранении существующих знаний и продолжении работы ученых?

― Российской академии наук нет равных в сохранении знаний и научного наследия нашей страны.

Дело в том, что организация науки в передовых странах мира не всегда предусматривает такую институцию, как академия наук. Например, в американской системе, где я преподавал полтора года, никогда не было такого, чтобы научно-исследовательские институты подчинялись академической системе, президиуму академии наук, который бы одновременно играл роль и своего рода министерства, и научного сообщества.

Есть французская академия. Я горжусь, что лично знаю некоторых членов этой академии, но это организация, у которой нет собственных исследовательских структур. Такая модель распространена в целом ряде стран с передовой наукой.

Петр I создал научную систему, включавшую в себя и лаборатории, и институты. И подвиг академии в 1990-е гг. заключается именно в том, что она смогла противостоять напору и сохранить свою структуру в период, когда вокруг говорили: «Зачем нам это нужно? Давайте быть как все». Более того, это время, когда к управлению наукой во власти пришли люди активные, увлеченные, но не имевшие никакого отношения к академии наук.

В итоге это привело к тому, что на академическую и университетскую системы начали нападать, пытаясь реорганизовать их на иностранный лад. Ничего не вышло, и я считаю это позитивным моментом. Хотя, конечно, нельзя не отметить и консерватизм, который не всегда бывает хорош. Не все лидеры академии тогда понимали, что настало совсем новое время с далеко идущими последствиями, считали, что все пройдет и вернется на круги своя. Не вернулось: после сохранения академической структуры нужно было искать пути ее реформирования, Академия должна была выйти на передний план, а не оказаться в арьергарде. Какие-то вещи были упущены, и в определенной степени результатом этих упущений стала реформа 2013 г.

Сегодня легко критиковать тот период и называть 1990-е гг. «лихими». Но это важный и противоречивый этап глубокой трансформации нашего общества в отечественной истории, а любая трансформация болезненна.

 

Интервью с Ефимом Иосифовичем Пивоваром