Анатолий Михайлович Сагалевич — абсолютно легендарная личность. Герой России, доктор технических наук, конструктор практически всех российских научных подводных аппаратов. Он же их первый пилот-испытатель, создатель искусства управления обитаемыми мини-субмаринами, воспитавший плеяду учеников в нескольких странах. Он погружался на разные глубины практически во всех океанах, покорял склоны и вершины подводных гор, видел, как выглядят рифтовые трещины, расколовшие земную кору на океанском дне. Он исследовал поля подводных вулканов и затонувшие корабли.
Голливудский режиссер Джеймс Кэмерон зовет его «Толик», и вероятно, именно Сагалевичу Кэмерон обязан своим неуемным интересом к морской глубине, ее обитателям и их исследованиям. В 2003 году Анатолий Сагалевич стал лауреатом «Подводного Оскара» — самого престижного в мире приза, вручаемого за подводные работы. В разные годы лауреатами этого приза были Жак Ив Кусто, Жак Пикар, Дон Волш, Эдвин Линк, Роберт Баллард и другие.
С присуждением этого приза имя А.М.Сагалевича увековечено в Зале Подводной Славы в Майами. Лаборатории глубоководных обитаемых аппаратов, возглавляемой А.М.Сагалевичем, был вручен приз «Международный Компас», присужденный Морским технологическим обществом США. Анатолий Михайлович консультирует сегодня создателей подводных аппаратов в разных странах, и есть шанс, что именно его ученики станут покорителями глубочайших океанских впадин. Мы публикуем его интервью, которое он дал на открытии выставки в Дарвиновском музее, посвященной предстоящему 70-летнему юбилею Института океанологии им. П.П. Ширшова РАН.
Анатолий Михайлович, как выглядят обитатели моря сквозь иллюминатор «Миров»?
Как говорил академик Вернадский — жизнь всюду. Когда идешь вниз, то видишь, что в толще воды повсюду есть живые существа. Саша Городницкий, впервые спустившись, написал песню «а за окном планктон идет, как снег». Только этот «снег» идет вверх, когда мы погружаемся. Планктон сопровождает нас все время погружения везде в толще океана. Где-то он более крупный, где-то мелкий, как крупа. Разумеется, и другие живые существа на больших глубинах тоже есть.
Я присутствовал на корабле «Сапфировая Русалка», когда Джим Кэмерон погружался в Марианскую впадину. Я видел те записи, которые он оттуда привез, там тоже есть жизнь, и довольно-таки активная. Нашли там два вида абсолютно новых, определили их. Была заснята ранее неизвестная рыба семейства липаровых, плавающая близ морского дна на рекордных глубинах в 8143 метрах ниже поверхности океана. Она белая, полупрозрачная, имеет крылоподобные плавники, угреподобный хвост и на кадрах видно, как она медленно скользила над дном. Так что жизнь есть везде и ее надо изучать.
А что именно в подводном мире впечатлило вас больше всего?
Самое впечатляющее — это, конечно гидротермальные поля, где жизнь просто буйствует, и там огромная совершенно плотность и разнообразие биомассы. Впервые я увидел гидротермальное поле в Атлантике, на 26 градусе северной широты, где Срединный Атлантический хребет. Мы сидели там наверно в течение 2 с половиной часов и ничего не могли делать — просто смотрели, что происходит за иллюминатором. Там струился черный дым, с другой стороны была такая журчащая вода, масса креветок, крабов, они все были в движении, крабы охотились на креветок. Можно просто часами смотреть на это. Это очень впечатляет. Когда спускаешься на большую глубину, на глубине абиссали уже редко увидишь рыбку, где-то морское перо, где-то лилии, и так далее — идешь как в пустыне. Но живое все равно есть, и оно там встречается. А гидротермальные поля — это оазисы жизни, удивительные и непередаваемые.
Сейчас идет много разговоров о том, что гидротермы могли бы быть источниками промышленной добычи уникальных минералов с морского дна.
Рядом с этими оазисами жизни лежат поля потухших гидротерм, и там есть, конечно, немало ценных минералов, которые можно было бы добывать с морского дна. Но если это делать — то делать с величайшей осторожностью. Сейчас очень важно поднимать вопрос об охране этих уникальных участков океанского дна.
А как вы относитесь к мнению, что использовать дистанционно управляемые беспилотные подводные аппараты – более надежно и безопасно?
Сейчас идут дебаты о том, что же все-таки использовать — обитаемые аппараты или телеуправляемые. Многие высказываются за телеуправляемые. Но я — сторонник обитаемых. Надо сказать, что по этому поводу когда-то дискуссия была с Жаком-Ивом Кусто, она происходила у нас в институте еще в 1982 году. Академик Андрей Сергеевич Монин, бывший тогда директором Института океанологии, задал вопрос Жак-Иву Кусто — а как вы считаете, будущее за телеуправляемыми или за обитаемыми аппаратами? Жак-Ив Кусто ответил очень просто: самый точный оптический прибор — это глаз человека. Самый совершенный компьютер — человеческий мозг. Никогда ни один робот не заменит человека. Мы недавно встречались с коллегами в Нью-Йорке, обсуждали и эту тему тоже. И пришли к очень простому выводу. Ничто вообще не может заменить эмоциональной составляющей всего этого. Потому что большинство подводных открытий было сделано именно на эмоциях, на вдохновении, если хотите. И все мы согласились друг с другом, что будущее — за обитаемыми аппаратами.
А как происходит подготовка пилотов этих подводных аппаратов? Ведь это не менее сложно, чем работать в космосе?
Сейчас — никак. Увы. Раньше, во времена СССР все было довольно просто. Молодым людям свойственно стремиться и к какой-то героике в жизни, и к каким-то необычным ощущениям. Тогда к нам стояла очередь. Когда «Миры» были построены, нам было выделено пять ставок, и мы на них отбирали из 15 кандидатов. В подводном аппарате работают два человека — пилот и бортинженер или ученый-исследователь. Раньше «вторым» мы всегда брали нового человека и постепенно его обучали, натаскивали, и через какое-то время он становился уже полноценным пилотом.
Когда СССР рухнул, мы вынуждены были думать о том, как заработать деньги. Рейсы были самые разные — и с пассажирами, и кино снимали, и археологией занимались, и так далее. И все это держалось на одном пилоте. Что удалось в те времена сделать, кого удалось обучить — те у нас и работают. Потому что молодые люди, конечно, к нам приходили. Но они же и быстро уходили. Потому что зарплата в институте Академии наук мизерная. Я даже как-то специально ездил в МГТУ им. Баумана, отбирать толковых студентов-старшекурсников. Я с ними говорил, но меньше чем на стабильные 2000 баксов в месяц они не соглашались. Поэтому мы до сих пор «едем» на тех людях, что были воспитаны еще в то время, все они уже, мягко говоря, не молоды. Ситуация остается сложной. Денег на научные исследования, погружения, нет. А работа судна с двумя аппаратами стоит дорого. По этой же причине мы не возобновляем работу на Байкале.
Грустно это сознавать. Но ведь в мире подводные исследования продолжаются?
Пока мы у нас тут ищем деньги, китайцы уже строят «одиннадцатитысячник». Я там выступаю в качестве консультанта. У них уже есть аппарат, способный погружаться на глубину 7,5 тысяч метров. Новых материалов пока не изобретено. Изготовление сверхпрочной сферы идет в Финляндии, по той же технологии, которая использовалась при изготовлении аппаратов «Мир». Принципы остались теми же самыми. Больше стало компьютеризации. Длительность пребывания под водой ограничивается, в том числе, и возможностями пилота — тем, сколько человек может работать без сна. Под водой это максимум 24 часа.
У китайцев есть все шансы первыми исследовать Марианскую впадину — причем не так, как Кэмерон, сделавший «пионерский» шаг. Я считаю, что этот его шаг был великим.
Аппарат Deepsea Challenger при этом совершенно не был приспособлен для серьезных долгих исследований на такой глубине. Джим после этой своей экспедиции отдал этот аппарат Вудсхоллскому океанографическому институту (Woods-Hole Oceanographic Institute). Там пока люди не знают, что с ним дальше делать, аппарат слишком специализирован. А тот аппарат, который сейчас строится в Китае — он типа «Мира» и более универсален, рассчитан на 3 человек. Готов он должен быть в 2018 году.
А есть ли еще в океане места, куда вам, во что бы то ни стало, хотелось попасть?
Везде, где я очень хотел, я уже побывал!
Большое спасибо!
