При всем очевидном сходстве журналистики вообще и научной журналистики, есть и большая разница. Во-первых, наука, в отличие от политики и экономики, может опираться на аксиомы. Мироздание — например, двойная спираль ДНК, E=mc2 и лингвистические универсалии — существует и действует независимо от персональных и идеологических предпочтений начальства. Поэтому научный журналист имеет дополнительную степень свободы. Во-вторых, радость познания не сравнить ни с чем. В наши дни и то, и другое ощущается особенно сильно.

 

В начале 2000-х я делала первые шаги в журналистике. Как-то один знакомый спросил, кем я работаю. «Журналистом», — не без гордости ответила я. «А, понятно. Хочешь стать пресс-секретарем президента?», — протянул насмешливо мой собеседник. Такая реакция меня обескуражила, поэтому в следующий раз, когда кто-то снова спросил меня о профессии, я сказала, что работаю научным журналистом. «Понятно. Не удалось стать пресс-секретарем президента», — снова ответом мне была насмешка. Стать пресс-секретарем президента или хотя бы видного чиновника считалось одним из вариантов большого карьерного успеха.

Ирония, однако, заключалась в том, что как раз научных журналистов это не касалось, они работали с совершенно иной мотивацией — поделиться с миром потрясающими успехами, которые случались в науке чуть не ежедневно. В научную журналистику шли все, кто угодно, только не выпускники журфаков. В научных отделах СМИ работали физики и химики, нередко с дипломами кандидатов наук, инженеры, врачи, экономисты, историки, филологи, педагоги. Собственно, так жили все новые — без советского прошлого — российские СМИ, начиная с Коммерсанта, куда не брали выпускников журфака. Так жили и вообще многие новые бизнесы, избегавшие сотрудников с «советской закалкой».

В то время этот подход себя оправдывал. Последовал период упадка научной журналистики, тиражи великих научно-популярных журналов катастрофически упали, пока, наконец, в середине 2010 годов не наметился постепенный рост интереса к науке. И теперь сложилась парадоксальная ситуация — одной из самых бурно развивающихся и перспективных профессией в масс-медиа занимаются люди без специального журналистского образования. Неудивительно, что они порой ощущают себя внутри журналистского сообщества белыми воронами и, одновременно, обладателями некоего сакрального знания.

В работе научных журналистов действительно много особенного. У них есть свое особое поле работы — наука, на которое мало кто из обычных журналистов заходит. Наука — слишком сложная общественная сфера, слишком динамичная. Чтобы с ней работать в СМИ, нужно знать основы как минимум одной из классических наук, разбираться в новейших научных теориях, проблемах, знать, что перспективно, а что устарело. У научных журналистов есть свои источники новостей, спикеры, герои и антигерои, свои темы и сюжеты.

Внутри нашего журналистского сообщества сложилось нечто вроде экспертизы идей и мнений, образовался обширный круг экспертов из науки. У них есть профессиональные конкурсы, где можно получить признание, возможность поехать на стажировку за рубеж или грант на поездку на международную встречу. Есть свои формальные и неформальные профессиональные объединения. В общем, есть все, кроме системы подготовки кадров, с помощью которой это «сакральное» знание можно было бы передать следующему поколению. Да этой системы не существовало и в советское время. Тогда только в одном месте приобщали к научной журналистике — в школе-студии при журнале «Химия и жизнь». Школа представляла собой одно- или двухгодичный курс, собираемый далеко не каждый год, куда приглашали людей исключительно с естественнонаучным образованием. Там учили «для себя», чтобы взять в редакцию лучших выпускников.

В прошлые годы спецкурсы по научной журналистике на журфаке МГУ читали журналист Елена Кокурина (автор недавно увидевших свет книг «Код Бехтеревой» и «Мегагрант») и космонавт Юрий Батурин, последний директор ИИЕТ РАН. Кто-то из журналистов время от времени вел спецкурсы в разных столичных вузах. Я и мои коллеги на протяжении многих лет проводим краткосрочные семинары и тренинги по заказам пресс-служб вузов или организаторов научных фестивалей. Там и сям на разных площадках можно послушать лекции по научной журналистике.

Встречались и более серьезные инициативы — например, летняя школа научной журналистики, которую организовал в рамках большого образовательного проекта Григорий Тарасевич, ныне главный редактор журнала «Кот Шредингера». Одно время своя школа работала при Политехническом музее. Несколько раз в Москве проходили большие школы научной журналистики длительностью по два-три месяца, охватывающие многие аспекты профессии. К примеру, в 2009 году такую школу организовал strf.ru совместно с биофаком МГУ. Но в целом эти образовательные инициативы развивались довольно стихийно. Систематического образования по научной журналистике они не давали.

В 2013 году Минобрнауки решило формализовать образовательную деятельность в сфере научной журналистики и предложило открыть в МГИМО магистратуру по научной журналистике, а следом — и на журфаке МГУ. Это стало целым событием в профессиональной среде. Припоминаю, что по горячим следам попытки выяснить содержание магистерского курса МГУ и состав преподавателей не увенчались успехом. С тех пор я ничего не слышала о том выпуске на журфаке — в отличие от выпускников магистратуры МГИМО, которые ко мне обращались с вопросами при подготовке дипломных работ. Пару раз кто-то из них объявился в Facebook с просьбами поделиться информацией или контактами.

В этом году в МАМИ предприняли попытку подготовить бакалавров по научной коммуникациям — смежной с научной журналистикой специальности, предназначенной для сотрудников пресс-служб, т.е. тех людей, которые должны обеспечивать журналистов возможностями получать информацию. Портал Научная Россия подробно рассказывал об этом проекте в статье «Научные коммуникации: «переводы с академического на русский».

В конце концов, научные журналисты созрели для того, чтобы предлагать образовательные услуги за плату. Год назад школу научной журналистики объявила у себя ВШЭ. Очередной трехмесячный курс должен был начаться в октябре 2015 года (но не начался из-за организационных трудностей). Оплата составляла около 40 тысяч рублей за обучение. Курс по научным коммуникациям, организованный в ИТМО (Санкт-Петербург) в ноябре этого года, обошелся слушателям в 15 тысяч рублей.

Успешно стартовала в Москве весной этого года школа научной журналистики, организованная журналистом «Русского репортера» Ольгой Андреевой. Поскольку я принимала участие в ней как преподаватель, то могу подробнее рассказать о ней. На курс записались 25 человек, среди которых были самые разные люди — астрономы и философы, программисты и дизайнеры, движимые самыми разными причинами изучать научную журналистику. Кто-то хотел расширить свой кругозор, кто-то — создать свой познавательный проект. Один из участников работал в пресс-службе вуза и делал материалы для сайта, другой хотел научиться лучше — с точки зрения языка — писать научные статьи.

В итоге все фактически получили вторую профессию, а в процессе обучения написали около двух десятков статей. С 17 января 2016 года та же команда запускает новый, расширенный, курс, который продлится пять месяцев, стоимость всего обучения составит 40 тысяч рублей.

Как пояснила мне основатель проекта Ольга Андреева, выпускник школы научится увлекательно рассказывать о науке для широкой аудитории. Она образно сравнила научных журналистов с проводниками, которые берут людей за руку и ведут в заповедник, где делается наука. Без таких проводников в обществе очень сложно узнать, что происходит сегодня в науке. Нужно, чтобы кто-то рассказывал простым понятным языком о научных открытиях, писал прекрасные книги, как например, классические «Занимательная физика» Якова Перельмана или «Охотники за микробами» Поля де Крайфа (де Крюи). «Уровень развития научно-популярной области напрямую связан с интеллектуальным потенциалом страны, — говорит Ольга. — Страна жива, если уровень любопытства к науке в обществе высок».

Научная журналистика и научная популяризация воспитывают в людях логическое мышление, строгое обращение с фактами и просто здравый смысл. Те, кто овладевают навыками научной журналистики и научной популяризации, не только учатся писать и выстраивать тексты, понимать, как работает СМИ и т.п, они еще и получают инструменты, востребованные на любой должности, связанной с умственным трудом —способность выстраивать причинно-следственные связи, отделять важное от неважного, искать информацию, и, что не менее важно, делать все это быстро. Иными словами, понимать, «как это работает» — что критически важно для успеха, особенно в наши трудные времена.

P.S. Наш материал ни в коем случае не претендует на звание всеохватывающего каталога. Нашей целью было обрисовать ландшафт, так сказать, причем крупными мазками.