Государственные и окологосударственные СМИ любят объяснять публике, что одно из главных бедствий российской экономики — вывоз капитала за рубеж. Не специалисты охотно с этим соглашается: если деньги вывезены из страны, значит, они «не работают» здесь, а «работают» где-то там, поэтому капитал нужно удержать в стране. В экономической науке идея «физического» удержания богатства называется меркантилизмом — и наука доказала, что эта кажущаяся логичной концепция еще в XIV веке не то что не работала, а прямо вредила росту национального богатства. Сейчас и подавно.
26 мая на заседании Президиума РАН член-корр. Алексей Кузнецов, заместитель директора ИМЭМО РАН, сделал сообщение на тему «Зарубежные инвестиции российских компаний: конкуренция с западноевропейскими и восточноазиатскими транснациональными корпорациями (ТНК) в новых реалиях международных отношений». Анализ сложной картины показал, что зарубежные инвестиции наших компаний полезны для российской экономики и их следует даже поддерживать, в том числе и силами государства. Предлагаем читателям изложение дискуссии, без комментариев.
Член-корреспондент А.В. Кузнецов. Начну с анализа общей картины российской инвестиционной экспансии за рубежом — наш бизнес привносит новый вклад в понимание всего феномена транснациональных корпораций. Адекватная оценка географической и отраслевой структуры российских прямых инвестиций за рубежом является актуальной исследовательской задачей. Без нее трудно обсуждать особенности конкуренции нашего бизнеса с мировыми ТНК. Благодаря разработанной в ИМЭМО РАН методике, дополняющей подходы ОЭСР, удалось отследить фактическую локализацию активов, в том числе зарегистрированных в офшорах.
Потребовалась и ревизия концептуальных представлений о ТНК. Становится все очевиднее, что первые знаменитые теории Джона Даннинга, американской школы Хаймера и Киндлебергера, которые строились в 50-60-е гг. ХХ в. на материалах США и Великобритании, сегодня уже не соответствуют задаче описания ТНК развивающихся и постсоциалистических стран.
Член-корреспондент В.В. Михеев. То, чем Алексей Владимирович занимается, открывает новый ракурс взгляда на мировую экономику — через действия транснациональных корпораций, через разделение сфер влияния между этими корпорациями. Появляется амбициозная возможность нарисовать в дополнение к существующей политической карте мира новую карту — корпоративную карту мира. Это даст и новый угол видения процессов, которые происходят в мировой экономике и политике.
А.В. Кузнецов. В первую сотню нефинансовых ТНК не входит ни одна российская компания — даже «Газпром» и «Лукойл». При этом и Япония, и Германия, и Франция имеют в этом списке более десятка компаний. Даже у Китая — три компании в первой сотне мира. По банкам (их обычно считают отдельно) ситуация даже хуже — крупнейшие российские банки-инвесторы «ВТБ» и «Сбербанк» не стоят даже близко к первой сотне. Так что место России в экспорте капитала довольно скромное. Однако в начале ХХI века началась бурная экспансия российских капиталовложений. Это было неожиданно и для россиян, и для западных экспертов. Причем ни колебания мировой конъюнктуры, ни другие внешнеполитические трудности не подорвали базу экспорта капитала до сих пор.
Проф. А.С. Булатов, зав. кафедрой мировой экономики МГИМО. Полагаю, не стоит преуменьшать конкурентоспособность ряда наших отраслей. Есть «тройка» конкурентных отраслей — нефтегазовая сфера, металлургическая сфера и телефония — которые доминируют в наших прямых инвестициях за рубежом.
А.В. Кузнецов. Говоря о массиве российских прямых инвестиций, надо понимать — компании очень разные. Есть крупные компании с конкурентными преимуществами на глобальном уровне, настоящие конкуренты западноевропейским и восточноазиатским ТНК, прежде всего — это «Лукойл», который наравне конкурирует с китайским бизнесом, причем не только в Казахстане, пытаясь проникать на рынки Африки. И это также большое количество российских металлургических компаний, которые стараются приобрести формат классических транснациональных корпораций и избавляются от непрофильных активов. Например, «Северсталь», «Норникель» выделили в отдельные компании свои «золотые» подразделения. Хотя понятно, что мировой кризис их «пощипал».
Напротив, есть небольшие российские фирмы-инвесторы с конкурентными преимуществами в узких нишах. Причем сами эти фирмы, как правило, не считают себя транснациональными и удивляются, если мы их так называем. Но с точки зрения научного анализа это так.
По данным Центробанка России, к началу 2014 года легально было вывезено нашим бизнесом (и не только бизнесом) в форме прямых инвестиций уже почти полтриллиона долларов. Конкретно в 2013 году, самом бурном для российского экспорта капитала, Россия уступала только Соединенным Штатам Америки, Японии и Китаю, а по аккумулированной сумме она находится на 16-м месте.
Сразу оговоримся: по оценкам ИМЭМО РАН далеко не все, а лишь немногим более 30 процентов прямых иностранных инвестиций России, зарегистрированных Центробанком, являются капиталовложением классических ТНК. Еще почти двадцать пять процентов прямых инвестиций — это псевдоиностранные инвестиции, путешествующие по кругу — через Кипр и другие офшоры. Иными словами, часть вывезенного капитала затем возвращается в Россию под видом иностранного.
На примере самых разных стран-экспортеров капитала видно, что в отраслевой структуре есть связь между торговлей и прямыми инвестициями. То же самое наблюдаем по 20 ведущим российским ТНК, на которые приходится три четверти экспорта прямых инвестиций всех отечественных классических ТНК. На нефтегазовый сектор приходится больше половины — это «Лукойл», «Газпром», «Роснефть», «Зарубежнефть». Почти четверть — телекоммуникационный бизнес: «Вымпелком» и «МТС», и это позитивный фактор. Но все остальное вместе — это только четверть.
Немаловажный позитивный фактор связан с географической диверсификацией сырьевых активов российских ТНК. К сожалению, на сегодняшний день даже наши гиганты в основном добывают сырье на родине, в отличие от своих западноевропейских и восточноазиатских конкурентов. Даже «ЛУКОЙЛ» — пионер интернационализации — 94% нефти добывает в России, что, конечно, не совсем правильно.
В теме инвестиций за рубежом имеет место и такой фактор, как самореализация крупнейших бизнесменов в качестве представителей мировой бизнес-элиты. Многие предприятия были куплены (особенно перед кризисом) просто потому, что это было «круто».
Очень большой сегмент составляют также инвестиции в недвижимость физических лиц. Причем речь идет не только об олигархах. Средний класс каждый год вывозит за границу с десяток миллиардов долларов, если не больше.
Наконец, очень велик сегмент инвестиций фондов прямого инвестирования — это вкладывают наши олигархи, но не через свои основные компании, а через специальные непрозрачные фонды, и потому данные процессы очень тяжело отследить. Тем не менее, даже прямые инвестиции классических российских ТНК составляют больше 140 миллиардов долларов прямых инвестиций.
О предпочтениях: компании зачастую используют традиционные, в том числе политические, связи России — идут туда, где к нам хорошо относятся. Тут можно назвать большинство государственных компаний — «Газпром», «Роснефть», «Зарубежнефть», «Интер РАО ЕЭС» и т.п. Частных компаний мало, можно в качестве примера назвать «Мегафон» — у него инвестиции за рубежом только в Таджикистане, Абхазии, Южной Осетии.
Понятно, прежде всего, это постсоветские страны, плюс Балканы. Действует так называемый эффект соседства: в географии российских прямых инвестиций очень хорошо видно влияние языковой, культурной, политической близости.
Правда, надо отметить, что очень высокий процент инвестиций — как у нас в Беларуси и Армении — это тоже не очень здорово, потому что там больше особенно некуда наращивать инвестиции. И по официальной зеркальной статистике Беларуси и Армении, и по российским данным, и по разработанной нами в ИМЭМО РАН альтернативной методике получается: в этих странах примерно половина всех иностранных капиталовложений — из России. Что хотели нам эти страны продать или дали возможность с нуля строить, уже построено. Поэтому есть вопрос о дальнейшей диверсификации за пределы традиционных стран-реципиентов российского капитала.
Прямые инвестиции за рубежом: аргументы «против» и «за»
А.В. Кузнецов. Советский Союз по идеологическим соображениям почти не вывозил капитал за рубеж. В свое время практически все развитые страны (например, Финляндия, Германия) прошли через ожесточенные дискуссии в обществе и в научном сообществе: зачем вообще нужна зарубежная экспансия национального капитала? После Второй мировой войны японцам и немцам было запрещено больше десяти лет вывозить капитал за границу. В этих странах уже начиналось «экономическое чудо», а им было запрещено вывозить капитал, их инвестиции за рубежом были близки к нулю. Индийцы до 1991 года национальным компаниям тоже разрешали сохранять только старые инвестиционные проекты за рубежом, а новые запрещали.
Но что происходило потом? Рад стран, благодаря внешнеэкономической либерализации, вдруг «открывались», и те, кто накопил конкурентные преимущества, резко рванули вперед.
Потому что там осознали: легальный экспорт прямых инвестиций даже в условиях дефицита внутренних инвестиций может играть позитивную роль для национальной экономики. Мобилизационные факторы могут быть косвенными (создание благоприятной предпринимательской среды) и могут быть прямыми, что наблюдается Китае, где в начале ХХI в. на официальном уровне принята стратегия «двигаться вовне», и там государство поддерживает экспорт прямых инвестиций — правда, не всех, а тех, которые выгодны стране. То же самое, кстати, делали немцы в 60-е гг., чтобы преодолеть почти 20-летний лаг отставания от французов и англичан, заданный итогами Второй мировой войны.
Кстати, уже и в Латинской Америке появились собственные транснациональные корпорации. Мы часто недооцениваем мощь Бразилии, Мексики, Чили — а это уже хорошие среднеразвитые страны, которые сами вывозят капитал. И они играют на том же поле, на котором мы играем в СНГ — речь идет о доскональном знании специфики соседних стран, когда крупнейший мировой бизнес туда не идет, а местный идет.
В нашей же стране необходимость легального экспорта прямых инвестиций до сих пор вызывает большие споры.
Член-корреспондент А.Н. Спартак. Но к инвестициям в ресурсную базу зарубежных стран у России сохраняется серьезный интерес — и будет сохраняться на долгое время вперед. В советский период, напомню, мы лишь в очень малой степени зависели от ввоза сырьевых ресурсов из-за рубежа — в 1987 году Советский Союз импортировал только четыре вида минералов: бокситы, висмут, баррид, флуорид. Сейчас мы импортируем десятки наименований. Причем за счет развития геологоразведки и собственной базы эту зависимость преодолеть не удастся, тем более что после распада Советского Союза мы утратили значительную часть собственной ресурсной базы.
Такого рода инвестиции государство должно поддерживать — и это очень активно делают все страны. Скажем, европейцы используют такой инструмент, как установление особых партнерских отношений со странами, богатыми ресурсами. В документе о партнерских отношениях подробно прописываются обязательства каждой страны, возникающие при допуске к разработке природных ресурсов. Например, Германия недавно заключила подобное партнерство с интересными для нас дружественными странами — Казахстаном и Монголией.
В.В. Михеев. Восходя на мировой рынок прямых иностранных инвестиций, российский капитал сталкивается с конкуренцией не только традиционных общепринятых игроков, таких как США и Европа, но и с таким очень активным в последние годы, и даже агрессивным игроком, как Китай.
А.С. Булатов. Китай экспортирует товаров и услуг намного больше, чем импортирует. В результате из-за положительного сальдо внешней торговли образуется огромный приток капитала и в значительной мере идет он в золотовалютные резервы. Внутренние инвестиции очень велики, и, если добавлять доходы от торговли к этим инвестициям, то будет их переизбыток.
В.В. Михеев. Отсюда — экспорт прямых инвестиций из Китая, и в 2015 году он впервые превысит импорт Китаем прямых иностранных инвестиций, т.е. Китай превращается в чистого экспортера.
И это — их государственная политика. Вот китайский премьер совершил визиты в страны Латинской Америки: этим он дает 8 млрд долларов, этим — 3 млрд долларов. На что? — На развитие инфраструктуры. Как правило, все страны с удовольствием принимают такой «подарок». Потому что инфраструктура, с точки зрения государственного бюджета, очень затратный проект, а с точки зрения частного капитала, это проект с долгим сроком окупаемости. Но за этим «подарком» стоит прекрасная перспектива для Китая создать условия для входа в эту страну частных и государственных китайских транснациональных корпораций.
В последние полтора года в Евразии эта стратегия получила название «Шелкового пути» — «Морского шелкового пути», «Степного шелкового пути». Откуда такое название? Китайцы очень опасаются, что их начнут бояться, что начнут бояться их больших планов. Поэтому они взяли данное словосочетание из истории, поскольку оно всем знакомо. «Шелковый путь» — это не организация, это не формат, это процесс. Причем они стараются действовать в его рамках очень мягко, открывая двери для сотрудничества с другими странами. То есть пока это геоэкономический проект, но, естественно, за ним идут важные политические выводы.
В сущности, это глобальный мегапроект по изменению инфраструктуры мировой экономики, лидером которой хочет быть Китай. Здесь Китай решает такую задачу: компенсировать замедление темпов роста китайского товарного экспорта в связи с сокращением или замедлением роста спроса в Европе, в США и в Японии. И Китай становится таким лидером. Он подкрепляет свои устремления финансовыми ресурсами, например, созданием Азиатского банка инфраструктурных инвестиций. К счастью, Россия в последний момент успела в него войти, хотя сначала не обращала внимания. Далее, это фонд развития «Шелкового пути» на 40 млрд долларов — Китай уже начинает финансировать из него определенные проекты, в том числе у нашего соседа Казахстана. Китай также предполагает использовать Банк развития БРИКС для финансирования инфраструктурных проектов в формате стратегии «Шелкового пути». Все это, безусловно, усиливает конкурентные преимущества китайского капитала по сравнению с российским капиталом.
Кстати, одно из направлений этого процесса — «Шелкового пути» — территория России, а дальше Восточная Европа и Западная Европа.
Какова здесь должна быть правильная позиция России? Считаю, у нас есть возможность в ближайшие несколько лет включиться в мегапроект глобального «Шелкового пути» и попытаться получить за счет китайского рычага преимущества для наших ТНК. Но здесь все будет зависеть от стратегии, от продуманности действий наших корпораций, обладателей капитала. Об этом приходится говорить, поскольку уже были негативные примеры.
Есть возможность состыковывать планы «Шелкового пути» по инфраструктурному развитию с теми планами, которые есть у России. В частности, речь идет об известном варианте скоростной дороги Москва-Казань (в самом Китае в двух десятках городов строятся подобные дороги). Главное для российских компаний — не только присоединиться к инфраструктурным проектам, но и присоединиться к освоению результатов этого инфраструктурного развития, потому что для китайцев инфраструктура — не самоцель. Это база для создания зоны экономического развития. Будет ли там, кроме китайского, российский капитал — это вызов.
Академик А.С. Бугаев. У нас на Президиуме был доклад президента ОАО «Российские железные дороги» В.И.Якунина про тихоокеанский путь развития — речь шла о глобальном проекте «Магистральный» через всю страну. Как это соотносится с «Шелковым путем»?
В.В. Михеев. Здесь есть повод для совместного российско-китайского стратегического диалога — кто будет финансировать, на каких условиях, чьи корпорации будут осуществлять этот проект? Нашим корпорациям было бы выгодно за счет китайских инвестиций получить возможность продажи своих технологий. Насколько я понимаю, в Правительстве тоже говорят о том, что надо сочетать «Шелковый путь» с проектами развития нашей инфраструктуры. Кстати, с американцами такой стратегический экономический диалог ведется Китаем уже несколько лет.
А.С. Булатов. Если говорить об экспорте прямых инвестиций за рубеж, то в России совершенно другая ситуация, нежели в Китае. Да, у нас очень большой приток средств вследствие несбалансированности торговли, но внутрь страны они не идут. И не потому, что эти средства очень велики, а потому, что в самой стране плох инвестиционный климат. В результате средства, которые мы зарабатываем, так же, как и у китайцев, уходят за границу — но это сходство внешнее. У китайцев средства уходят за границу вследствие избытка инвестиций в собственной стране, а у нас эти средства уходят за границу при том, что в стране явно существует недостаток инвестиций.
В чем же причины нашего внутреннего плохого инвестиционного климата? Обычно в качестве довода говорят: в России очень велики налоги. Это — ерунда! Организация «PricewaterhouseCoopers» ежегодно дает статистику: какую долю прибыли в среднем платит типичная акционерная компания в той или иной стране. Получается, что в России эта компания платит очень много — более 50%. Но в Китае, в Бразилии, в Индии она платит две трети. Конечно, на Западе этот процент ниже: в США ниже 40%, в Европе — выше 40%, но меньше 50. Получается: по сравнению с Европой и США у нас налоги больше, но по сравнению с другими странами — ниже. Нет, главный недостаток нашего инвестиционного климата, как политкорректно выражаются в ряде исследований — «недостаточная защита прав собственности». А говоря по-простому: очень сильное воздействие бюрократии на весь бизнес — одна из главных черт нашей экономической модели. Бюрократия душит, курирует, требует денег или паев твоей компании. Но если ты уходишь за границу, получаешь другой паспорт, то теперь ты не российский капитал, а иностранный, а с иностранным инвестором в России бюрократия обходится любезнее. Так что в немалой степени именно бюрократический режим в нашей стране выталкивает капитал за границу.
Политический контекст экспорта прямых инвестиций
Академик Т.Я. Хабриева. Говоря о критериях экономической эффективности иностранных инвестиций российских компаний, нужно учитывать не только экономическую эффективность, но и политические риски.
А.В. Кузнецов. В теме иностранных инвестиций российских компаний наибольший интерес для нас представляют не американцы — с ними тяжело конкурировать, как раз потому, что в их инвестиционной экспансии имеет место большой политический фактор. Прежде всего, речь идет о Евросоюзе и компаниях Восточной Азии. Что мы видим?
В середине 2000-х гг. наши корпорации просто не пускались в те или иные страны на основании того, что они якобы «проводники» внешней политики России. Самый яркий пример — «Сургутнефтегаз», который законно купил более 20% венгерской компании и европейцы испугались, что Россия расширяет контроль. В результате — уникально в практике Евросоюза — в спешном порядке был принят закон, который изменил правила прямого инвестирования и сделал в Венгрии порог отнесения некоторых видов инвестиций к прямым не как принято в мире 10%, а 25% и сразу российский «портфельный» инвестор вынужден был остаться без права участия в управлении компании, после этого уйдя из страны.
Когда мы говорим, что экспорт прямых инвестиций — это может быть хорошо, то главный угол зрения здесь — что творится у нас внутри страны, и этот угол зрения также приобретает политический смысл. Не весь экспорт капитала хорош, но важно, чтобы этот экспорт капитала работал на экспорт российских товаров и услуг, на импорт технологий, которые мы не можем получить. И, может быть, в отдельных случаях, чтобы этот экспорт капитала пресекал конкуренцию со стороны европейцев. Когда мы входим на их рынок, создаем совместные предприятия, какие-то стратегические альянсы, которых у нас сейчас, к сожалению, очень мало, надо, чтобы наш экспорт капитала пресекал их недобросовестный конкурентный приход на рынок Российской Федерации или на рынки сопредельных стран, что мы, к сожалению, наблюдаем. В современной России речь может идти о содействии экспорту услуг (прежде всего телекоммуникационных и транспортных), поскольку такой экспорт часто привязан к зарубежным дочерним структурам. С недостаточным экспортом российского капитала связан и пока не реализованный потенциал экспорта промежуточной промышленной продукции при интеграции наших инвесторов в глобальные производственные цепочки.
Академик Т.Я. Хабриева. Эта тема сейчас у нас актуализируется и в связи с тем, что мы выстраиваем новое экономическое Евразийское пространство — вы помните, что изначально в Концепции развития Евразийского экономического союза говорилось о создании совместных транснациональных корпораций, но если посмотрите Договор, там ни слова об этом нет. Хотя в декларации, которая предваряла Договор об Евразийском экономическом союзе, упоминалось, что мы должны учитывать необходимость защиты наших инвестиций и выстраивания такого рода корпораций, но, на самом деле, это осталось лозунгом и не вошло в Договор. У нас до сих пор сохраняют силу документы, которые даже противоречат этому Договору.
А.В. Кузнецов. Пока хорошая диверсификация у нас есть в СНГ, но в Казахстане мы имеем сильную конкуренцию, причем, не только со стороны Китая, но и со стороны европейцев, в том числе Германии, Франции и Великобритании. Потихоньку туда приходят также индийцы, корейцы и т.д. А вот то, что мы совсем «прохлопали» — это конкуренция с Испанией в Латинской Америке. Например, используя антиамериканский фактор, Испания всегда была очень активна на Кубе и в результате мы Кубу в плане прямых инвестиций во многом потеряли.
А.Н. Спартак. Видимо, у нас постепенно будет расти число соглашений о свободной торговле с российским участием, участием других стран Евразийского экономического союза, соответственно, возникает дополнительный интерес к расширению российских прямых инвестиций на опорных рынках стран-участниц таких соглашений, конечно, при условии, что коммерческое присутствие на этих рынках создаст дополнительные конкурентные преимущества.
Надо обратить внимание и на то, что сегодня происходит быстрое увеличение емкости внутренних рынков в густонаселенных развивающихся странах — Нигерия, Индонезия, Филиппины, Эфиопия, Танзания, Бангладеш, Пакистан и целый ряд других стран. В этих странах постепенно увеличивают уровень своей экономики, подушевые доходы, и по оценкам Международного валютного фонда уже в перспективе 2018-2020 гг. значительная часть этих стран выйдет по душевому потреблению на уровень, превышающий современный украинский уровень и, в отдельных случаях, сопоставимый с подушевым потреблением в странах Восточной Европы. Напомню, что Украина в преддверии кризиса со своим уровнем — 8,5 тыс. долларов на душу населения — стала в европейском регионе одним из крупнейших потребителей промышленной и инвестиционной продукции.
Поэтому с тем взрывом, который сегодня происходит на рынках развивающихся стран, мы ожидаем значительного увеличения спроса на недорогую функциональную промышленную продукцию инвестиционного и потребительского назначения. А это — шанс для российской промышленности, которая имеет опыт работы в этих странах. В большинстве случаев это страны, имеющие достаточно высокий уровень внешней протекционистской защиты и активно поощряющие собственное производство. Следовательно, входить на рынки этих стран — значит инвестировать. Этот шанс надо использовать — он очень значительный. Если западным корпорациям надо специально вводить дополнительные производственные линии, которые производят недорогую продукцию, нам этого делать не надо — у нас есть такие линии, которые производят не очень дорогую, без особых изысков в плане дизайна и эргономики, но функциональную промышленную продукцию, которую можно продать на рынке. Но для этого — нужны инвестиции.
Например, сейчас в основном готово соглашение о свободной торговле с Вьетнамом. Российские инвесторы в соответствии с этим соглашением получают определенные преимущества по доступу на рынок страны с более чем 90 млн населения. При этом зарплата фабричного рабочего сегодня в Ханое в три раза ниже, чем в Пекине, плюс неплохая логистика, доступ к морским портам, членство Вьетнама в АСЕАН, в Транстихоокеанском Партнерстве и в других интеграционных построениях азиатско-тихоокеанского региона с преференциальным доступом на соответствующие рынки. Такие инвестиционные возможности мы тоже должны использовать.
Наконец, очевидно — нам для улучшения экономической динамики, стабилизации экономики необходимо развитие несырьевого экспорта. Но значительный потенциал несырьевого экспорта как раз связан с сопутствующими прямыми инвестициями на внешние рынки, в товаропроводящую сеть, бытовую и складскую инфраструктуры, в логистические объекты, в объекты гарантийного и постгарантийного сервиса, в сборочные производства на основе российских машинокомплектов и технологий и т.д. Иными словами, сегодня мы достигли рубежа, когда вне этой деятельности дальнейшее существенное расширение нашего экспорта транспортного оборудования, тяжелого машиностроения, электротехники и т.д. будет трудно достичь без таких сопутствующих инвестиций. И, следовательно, государство такие инвестиции на рынках развивающихся стран, безусловно, должно поддерживать, страховать, причем — не только основные инвестиции, но и затраты на дорогостоящую технику и технико-экономические обоснования проектов таких инвестиций.
О важности прямых инвестиций заставляет нас думать и изменение динамики структуры развития экономики Китая и ряда других развивающихся рынков, ведущее к снижению их импортного спроса на переработанное сырье и полуфабрикаты. Ряд стран начинает выходить на уровень производства наших традиционных товаров и вытеснять наши товары со своих рынков, а также конкурировать на рынках «третьих» стран. Хотим мы этого или не хотим, но нам придется входить с инвестициями в совместные проекты на рынках этих стран, чтобы, хотя бы частично, сохранить эти рынки — это и металлургия, и базовая химия, и т.д. Причем, здесь нам надо чем-то завлечь партнеров: технологиями, налаживанием каналов сбыта и т.д.
Словом, задача исследователей — дать четкие сигналы органам власти, тем, кто принимает решение в отношении того, поддерживать или не поддерживать на определенных направлениях наши прямые инвестиции за рубежом — как это делать.
А.В. Кузнецов. Вопрос нередко даже не столько в поддержке, сколько в системе регулирования. Например, для компаний среднего размера, которые ограничиваются только постсоветским пространством, скорее важны институциональные меры по развитию евразийской интеграции. В случае небольших компаний, которые имеют уникальные технологии и идут в третий мир или даже в развитые страны, главное — страхование рисков. Одна страна, неудачно выбранная — и потеря бизнеса.
В.Ю. Саламатов, генеральный директор World Trade Center Moscow. Вот пример, который, мне кажется, предельно интересен. Как знаете, даже при сокращении сегодня добычи сланцевого газа и нефти в США, метод горизонтального бурения очень эффективен при применении на большом количестве месторождений. Одна наша российская компания, создав компанию в США, смогла не только завоевать 40 процентов рынка США по муфтам, обеспечивающим соединение труб при горизонтальном решении, но и создала там специальный научно-исследовательский центр в городе Хьюстон. Этот центр осуществляет глубокие научные исследования по внедрению тех патентов, которые были закуплены, чтобы через систему стандартизации, которая в Соединенных Штатах очень развита, фактически влиять на возможность распространения этих видов продукции по всей территории мира. Насколько я понимаю, сегодня появляются заказы и из других государств.
Экспорт капитала в эпоху санкций
А.В. Кузнецов. В свете охлаждения с Западом в России все чаще обсуждается необходимость диверсификации внешней торговли. Но что и как делать в плане географической и отраслевой диверсификации? — об этом можно услышать крайне редко. В условиях санкций экспорт капитала может оказаться очень полезным для легального трансферта технологий. Не секрет, что отнюдь не по вине ученых, а, скорее, по причине неэффективных менеджеров, некоторые западные средние высокотехнологические компании оказываются на грани банкротства. Если к ним приходят иностранные инвесторы и спасают их, они вполне довольны. Это — целое направление наших инвестиций за рубежом и, кстати, по этому пути давно пошли южнокорейцы и китайцы. Х.-Ч. Мун, напомним, скорректировал теорию Даннинга, которая базировалась на том, что экспорт капитала осуществляется только для эксплуатации имеющихся у фирм преимуществ. Корейцы показали, что можно с помощью прямых инвестиций обеспечить себе доступ к иностранным технологиям, когда их не продают на свободном рынке. Эти технологии можно получать путем захвата хайтековых фирм.
К сожалению, российский бизнес накануне мирового кризиса демонстрировал только единичные примеры, когда покупались фирмы и в Россию переносились технологии, которые просто так на открытом рынке не продавались — тем не менее, такие примеры были.
А.Н. Спартак. Почему даже в сложный период, в условиях санкций мы, все-таки, говорим о наших прямых инвестициях? Нынешний кризис и санкции со стороны Запада не могут служить аргументом для свертывания коммерческого присутствия России, для сокращения его на внешних рынках. Наоборот, это повод четко расставить приоритеты, определить долгосрочные государственные интересы России за рубежом. На ключевых направлениях государство должно действенно поддержать наших инвесторов политико-дипломатическими средствами, финансовыми и т.д. — это очень важная форма продвижения интересов страны в непростые для нее периоды.
Инвестиции в европейские регионы на фоне дешевеющего евро могут быть полезны как элемент российской антисанкционной стратегии. Мы можем переломить ситуацию не только за счет политического компромисса, но именно экономика должна здесь выйти на первое место. Прежде всего, это касается инвестиций в регион Южной Европы, которая сегодня находится в очень тяжелом положении. К этому привела неолиберальная политика Евросоюза, единая унитарная политика, единая валюта — словом, им очень плохо. Им крайне нужны ресурсы для развития, и они уже сегодня склонны к тому (это мы видим по отдельным примерам), чтобы дружественно, лояльно относиться к российским инвестициям. Российские инвестиции, российская поддержка в момент, когда Южная Европа крайне в ней нуждается, а других источников у нее нет, могла бы стать «кирпичиком» антисанкционной стратегии России.
В.Ю. Саламатов. При выработке новой повестки переговоров с Европейским союзом мы должны учитывать формирование TAFTA — трансатлантической зоны свободной торговли, которая создается между Европейским союзом и США. Многие наши инвестиции, которые мы сделали или сделаем, могут быть перекрыты и вообще может быть поставлена под вопрос жизнеспособность Всемирной торговой организации, как место разрешения торговых споров.
Если рассматривать природу этих барьеров, то 90% из них это так называемые элементы технического регулирования, которые регулируются как техническими требованиями к продукции, так и санитарными и фитосанитарными требованиями. Причем различные страны устанавливают совершенно разный уровень этих барьеров. Такие страны, как США и Индия, устанавливают колоссальное количество этих барьеров. Например, если хотите поставить в США продукцию, которая имеет отношение к нефтегазовому сектору, то обязательно должны получить сертификат Национального института нефти и целый ряд их документов.
Создание TAFTA — наиболее серьезная опасность, где российское правительство должно себя очень активно позиционировать.
Да здравствует полная либерализация вывоза капитала из страны? — Нет!
А.В. Кузнецов. При осуществлении прямой поддержки инвестиций ТНК давно назрел отказ от гигантомании. Нужна ставка на страхование прямых инвестиций «второго эшелона» от некоммерческих рисков, в том числе «санкций» стран Запада, а в деятельности подконтрольных государству ТНК необходим акцент на получение новых технологий и облегчение выхода на новые рынки сбыта.
А.С. Булатов. Полная либерализация капитала нужна тем, кто рвется за границу, но для страны, которая сталкивается с нехваткой инвестиций внутри себя, она не нужна. Мы сталкиваемся с типичным примером противоречия между интересами страны и интересами компании. Эти противоречия между макро- и микроуровнем пронизывают всю экономическую историю. В макроинтересах страны должны быть введены ограничения на вывоз капитала. Но «перетягивает канат» тот, кто сильнее — олигархи и связанные с ними бюрократы достаточно сильны и потому десять лет назад был введен новый вариант закона о валютном регулировании, который снимает практически все ограничения на вывоз капитала.
А ограничения должны быть и они у всех перед глазами. Например, ввести ограничения на вывоз капитала на «территории-офшоры». Причем Международный валютный фонд в последние два-три года смягчил свою позицию по отношению к ограничению. Теперь он считает, что страны-члены Международного валютного фонда имеют право на введение ограничений на вывоз капитала, если этого требуют обстоятельства. Это результат длительной дискуссии, которая происходила в Международном валютном фонде. Так что введение налога на вывоз капитала в офшоры было бы разумным. Нашей стране надо поддерживать экспорт прямых инвестиций, но не финансово, а дипломатической поддержкой и т.д. Причем, вероятно, в первую очередь, надо обратить внимание на поддержку средних компаний.
А.В. Кузнецов. Кстати, косвенные методы поддержки фактически не развиты. А в странах третьего мира надо подписывать больше соглашений о взаимной защите инвестиций, об избегании двойного налогообложения и, главное, что совершенно не задействовано, создавать полноценную систему информационной и консультационной поддержки аутсорсинга за счет аналитических центров, в том числе и Академии наук. У российских ТНК не должно быть таких просчетов, которые показала «Татнефть», выбрав для заграничных инвестиций три страны — Ливию, Сирию и Украину.
Как показала жизнь, экспорт прямых инвестиций — это необходимый элемент национальной конкурентоспособности. Говоря об экспорте капитала, начиная от крупнейших госкомпаний и кончая небольшими, технологическими компаниями, нужно думать — какую роль это играет в политико-экономическом контексте в целом.
Академик Т.Я. Хабриева. Приходится слышать о необходимости «дерегулирования» в этой сфере — но неправильно говорить о «дерегулировании», если у нас нет регулирования иностранных инвестиций российских компаний.
Напомню, когда в свое время на Президиуме РАН выступал С.Е. Нарышкин, он, в связи с необходимостью привлечения технологий, вел речь и об обеспечении инвестиционной безопасности. Риски, о которых здесь говорили, должны учитываться при выстраивании нашей политики и в плане поддержки наших компаний, и в плане защиты нашего рынка. Доклад Алексея Владимировича Кузнецова — показатель того, что Академия наук, как всегда, умеет увидеть самое новое и сделать предложения, которые имеют хорошую перспективу. Имеет смысл направить основные тезисы нынешнего обсуждения в Правительство и обратить внимание, что данное направление может стать очень важным инструментом построения внятной инвестиционной политики России.
* * *
P.S. Стремясь к максимальной популярности изложения, мы, отчасти, «с водой выплеснули младенца», т.е. пожертвовали в научном сообщении узкоспециальными выкладками, описывающими действительно важное достижение: разработанную под руководством А.В. Кузнецова уникальную методику — как подсчитывать российские прямые инвестиции — вызвавшую неподдельный интерес за рубежом. Эта разработка была сделана в ИМЭМО РАН в ходе время реализации ряда международных проектов по изучению прямых инвестиций как России, так и крупных развивающихся стран — в том числе в партнерстве с Колумбийским университетом в Нью-Йорке и рядом азиатских исследовательских центров. Поэтому скажем об этой разработке предельно коротко. Основными источниками информации стала корпоративная отчетность компаний и публикуемые в деловых СМИ экспертные оценки параметров инвестиционных проектов, которые сопоставляются с официальной статистикой (в том числе «зеркальными» данными центральных банков стран-реципиентов российского капитала) и сведениями по аналогичным проектам. Методика ИМЭМО РАН позволила решить нескольких важных задач:
- были преодолены недостатки российской официальной статистики (Центробанка России), опирающейся на данные о формальной регистрации активов (в том числе в оффшорах) — учет фактической локализации активов позволил оценить роль российского бизнеса среди других иностранных инвесторов;
- сделаны предложения по совершенствованию методики МВФ и ОЭСР («Стандартное эталонное определение прямых инвестиций»), которые позволяют проводить косвенные оценки прямых инвестиций в странах, где фондовые рынки неразвитые, а корпоративная отчетность отличается низким качеством;
- удалось обеспечить органы государственной власти адекватной информацией о масштабах российских инвестиций, а также оценить реальное состояние конкуренции российских инвесторов с западноевропейскими и восточноазиатскими ТНК;
- специалисты по эконометрическим методам анализа получили адекватную статистику, а в самом ИМЭМО РАН разработан индекс взаимных инвестиций для изучения взаимных потоков прямых инвестиций государств СНГ со странами Евразии.
Среди результатов применения методики можно отметить доказательство важности эффекта соседства, языковой и культурно-исторической близости для постсоветского пространства и Балкан (куда очень часто российские инвесторы входят через оффшоры). Кроме того, еще в середине 2013 г. в исследовании ИМЭМО РАН был наглядно показан раскол Украины по линии не только культурно-языковых связей, но и инвестиционных контактов (российские ТНК концентрировались на Востоке и в Крыму, а также Киеве).
